- Субстанциальная консервативность института образования
- Субстанциальная отрицательность института инноваций
- Призыв к терпимости
Наша задача состоит в том, чтобы продемонстрировать внутренний отрицательный характер инноваций, что позволит объяснить — почему инновации находятся в таких сложных, противоречивых отношениях с социальным институтом образования.
Инновации в самом общем смысле есть производство новых и значимых идей и внедрение этих идей в жизнь общества.
Образование же, также в самом общем смысле слова, представляет собой трансляцию уже существующих идей (знаний), во-первых, от поколения к поколению, и, во-вторых, от институтов, специализирующихся на производстве знания, к народу, массам, «низам», к людям, не специализирующимся на производстве знания.
Из этих самых общих определений видно, что эти два социальных института, а именно — инновации и образование — конечно же имеют нечто общее. Инновации включают в себя «внедрение» новаций, т. е. их «распространение в народе». В этом плане инновации это и есть образование. — Но только в этом плане. Самое существенное это внутренний конфликт образования и инновации, или, точнее — институтов инновации и образования.
Субстанциальная консервативность института образования
Институт образования по сути своей консервативен. Чтобы транслировать знание, необходимо достичь его определенной устойчивости. Транслируемое знание только тогда транслируется, если оно неизменно. Нельзя транслировать знание, если оно неустойчиво, если я не верю, что это знание «останется» навсегда.
Поэтому получается, что в системе образования существует определенная группа очень успешных людей, чувствующих себя в системе образования, как рыба в воде. Назовем этих людей «отличниками». Существенно, что эти отличники, «подающие надежды», как правило, становятся вполне рядовыми работниками, далеко не творцами и не новаторами. Обращает на себя внимание и гендерный аспект. Девочки, как правило, лучше учатся, но карьера их менее успешна.
[12]
Моя гипотеза состоит в том, что «отличники» это та порода людей, которые так же консервативны и устойчивы как и система образования. В некотором роде — это гарант стабильности общества.
Институт образования консервативен как и само общество в целом. Собственно общество, общественный порядок, общественная структура, с одной стороны, и институт образования, взятый в широком смысле слова, т.е. включающий не только формальное, но и информальное образования, с другой стороны, это одно и то же. Институт образования это общество в динамике. Общество, взятое исторически, т. е. в течении своем, предстает как трансляция знания. Общество все время учится, подобно тому как Бог ежеминутно творит мир заново.
Церковная религиозность — это обеспечение фундаментальной устойчивости мира. Выстраивается цепочка: «образование — социальный порядок — церковная религиозность». Все это разные стороны начала устойчивости в социальном мире. Поэтому вопрос об оплате преподавателей это не тот вопрос, который может разрушить социальный порядок. Учителям можно вообще не платить, система образования все равно в какой-то форме воспроизведется.
Поэтому когда в системе образования появляется человек, который хочет сделать иначе, не так, как было, который хочет сделать что-то новое, то система образования принимает его в штыки.
Субстанциальная отрицательность института инноваций
Институт инноваций (т.е. корпус изобретателей, новаторов, рационализаторов, существующие здесь нормы) всегда склонен дистанцироваться от института образования.
Циолковский презрительно говорит своему ученику, который выполнял при нем роль Эккермана, — Александру Чижевскому: «Профессора обычно отстают от науки» 1.
Модестов в 20-х гг. создает АССНАТ — ассоциацию натуралистов-самоучек. Любопытно, что АССНАТ был связан с так называемой «рабочей оппозицией» в коммунистической партии, одним из важных тезисов которой состоял в необходимости государственного и партийного управления непосредственно самими рабочими и крестьянами. Это существенно потому, что АССНАТ лежит в русле создания так называемой «народной науки», так же как и «рабочая оппозиция» лежала в русле «народной политики». Нельзя доверять политику интеллигентам, оторвавшимся от народа, нельзя доверять науку ученым профессорам, которые потеряли связь с жизнью.
[13]
Это поветрие всего двадцатого века. Политические лидеры, демагоги опираются на «народную политику». Демагогический лозунг, что народные массы творят историю. Демагогический лозунг общественной собственности. Демагогический лозунг, что кухарка может управлять государством.
Становящаяся «большая наука» по Прайсу принимает форму «народной науки». Это Лысенко, это арийская физика, это отказ от профессионализма в гуманитарных дисциплинах, в философии, когда материалы партийных съездов становятся важнее Аристотеля.
Я не хочу, чтобы меня поняли как некоего морализатора, который снова решил прокатиться на легкой волне «критики тоталитаризма». В «народной политике», так же как и в «народной науке» есть некоторое здравое зерно, так же как примерно за сто лет до этого — в «народном искусстве» (мол, «музыку пишет народ, а мы ее только аранжируем»).
Бунт против системы образования — это всегда бунт против сложившейся общественной системы.
Поэтому есть некоторая правда и в АССНАТе. Модестов утверждал, что все великие открытия и изобретения были сделаны либо самоучками, либо условными самоучками 2.
Ему вторит Циолковский, который входил в эту ассоциацию:
«Наиболее выдающиеся умы человечества всегда были самоучками. Я даже составил таблицу гениев-самоучек, и оказывается, что в эту таблицу вошли наиболее одаренные люди всех времен и народов, гении первого класса. Среди них вы можете отыскать Аристотеля, Демокрита, Гиппократа, Леонардо да Винчи, этого многократного гения, Декарта, Ломоносова, Фарадея, Пастера, Эдисона…» 3.
У замечательно образованного ученого, входящего в научный истеблишмент, энциклопедиста Владимира Ивановича Вернадского читаем:
«Можно быть философом, и хорошим философом, без всякой ученой подготовки, надо только глубоко и самостоятельно размышлять обо всем окружающем, сознательно жить в своих собственных рамках. В истории философии мы видим постоянно людей, образно говоря, «от сохи», которые без всякой другой подготовки оказываются философами. В самом деле, в размышлении над своим я, в углублении в себя — даже вне событий внешнего (для) личности мира — человек может [14] совершать глубочайшую философскую работу, подходить к огромным философским достижениям» 4.
Здесь налицо, как кажется на первый взгляд, некоторая странность. Казалось бы, что всякий инноватор должен стремиться к знанию, стремиться к образованию, любить институты образования, школу. Но нет. — Сахаров не учился в школе. Эдисон учился в школе один день. Марк Аврелий благодарит прадеда за то, что тот никогда не отдавал его в публичные школы. Инноваторы избегают образования, сторонятся образования, не любят образования.
Дело в том, что инновации содержат всегда момент отрицательности, коренящийся в новизне.
Новизна — это чего не было, но стало. Новое принципиально интенсивно в том смысле, что оно отрицает старое.
Смысл инновации именно в отрицании. Поэтому инноваторов не любят в системе образования, и более того, их не любят вообще.
Инноваторов не любит начальство.
Инноваторов не любит трудовой коллектив.
Чтобы рационализовать эту нелюбовь, их объявляют, во-первых, сумасшедшими 5, во-вторых, преступниками 6.
Ясное дело, что ни преступникам, ни сумасшедшим в системе образования делать нечего. Как не нужны они и обществу в целом.
Я вовсе не хочу сказать, что система образования будто бы «плохая», что она не любит новаторов, а новаторы будто бы «хорошие» и несправедливо обиженные.
Вовсе нет.
Новатор еще не творец. Огромное количество вздорных новаций, которые здравый смысл системы образования должен отсеять.
Кроме того, новатор всегда одержим комплексом неполноценности. Он не уверен в себе, а потому постоянно выделывается, оригинальничает, пытается выглядеть «женихом на всех свадьбах и покойником на всех похоронах».
Призыв к терпимости
Я призываю к взаимной терпимости, терпению.
[15]
Система образования должна быть терпимой по отношению к новаторам. Это не просто сделать, т.к. терпимость легко вырождается в попустительство. Может быть, та система образования, которая у нас сейчас сложилась в высшей школе, как раз слишком терпима. Сложность задачи в том, чтобы организовать терпимость без попустительства.
Но и новаторы должны с пониманием относиться к консерватизму общества, к консерватизму системы образования. Неистовая жажда славы, неистовая жажда авторствования, стремление вписать свое имя в анналы науки — все это, являющееся по сути обнаружением комплекса неполноценности, — все это может быть культивировано. Новатор должен быть «более философом». Как говорил Джелорамо Кардано: если душа смертна, то к чему ей пустой блеск славы, а если она бессмертна, то тем более пустой блеск мгновенной славы совершенно не существенен для нее.
Смысл прошедшей конференции и настоящего сборника я вижу именно в том, чтобы тематизировать проблему. Мы должны выстроить культурные, цивилизованные отношения между институтом новации и институтом образования.
- [1] Чижевский А.Л. На берегу Вселенной. Годы дружбы с Циолковским. Воспоминания. М.: Мысль, 1995. С. 60.
- [2] Модестов А.П. Замечательные работники науки и техники. М.: Изд. АССНАТ, 1927.
- [3] Чижевский А.Л. На берегу Вселенной. С. 189-190.
- [4] Вернадский В.И. Размышления натуралиста. Научная мысль как планетное явление. Книга вторая. М., 1977, С. 73.
- [5] Клинический архив гениальности и одаренности (эвропатологии), посвященный вопросам патологии гениально-одаренной личности, а также вопросам одаренного творчества, так или иначе связанного с психопатологическим уклоном… под ред. доктора медицины Г.В. Сегалина. Свердловск. 1925-1930.
- [6] Евлахов А.М. Гений-художник как антиобщественность. Экскурс в область психологии художественного чувства. Варшава, 1909. Евлахов подчеркивает конфликт гражданственности и художественности.
Добавить комментарий