Детская болезнь правизны?

История давно доказала, что истины, кажущиеся объективными и неопровержимыми, чаще всего становятся поводом для критики и переоценки. «Взгляд со стороны» обязательно вносит коррективы в выводы, на первый взгляд представляющиеся устоявшимися, незыблемыми.

Одной из проблем такого рода является описание в терминах «левые-правые» нынешней расстановки политических сил в России. Заметим, что отечественная традиция противостояния на уровне организованных и политически противоположных партий весьма своеобразна: между закономерным развитием этого процесса в начале века и постперестроечной бурной эволюцией политических партий лежит несколько десятилетий паузы, буквального «партийно-политического провала».

Традиционное разделение политических партий на «правые» и «левые» корнями своими уходит в историю Французской революции и отражает основную тенденцию становления западного типа демократии. Это деление сложилось на основании предпосылок, содержащихся у классиков политической теории, начиная с Аристотеля и Платона. В самом общем смысле речь идет о классификации политических партий и направлений в обществе, находящемся как на пути от абсолютистской формы правления к демократической, так и на стадии «развитой демократии». На наш взгляд, эта классификация не учитывает той драматической ситуации, которая в ХХ в. связана со становлением тоталитарного типа власти.

Х. Арендт в свое время показала, что тоталитаризм принципиальным образом отличается от других форм политического насилия (деспотии, тирании, диктатуры). У него особая духовная основа, замешанная на сочетании мифологизированной слепой веры и крайнего цинизма. В этом смысле идеи тоталитарной власти наследуют «прогрессистские» мотивы научно-технического прогресса, в котором классический образ «человека-машины» логически точно сочетается в идеей «человека-щепки», «винтика» приводного механизма классовой борьбы. Отличительными признаками тоталитарной власти среди прочих являются следующие:

• наличие единственной массовой партии, возглавляемой харизматичеким лидером,
  
• общепризнанная официальная идеология,
  
• монополия на средства массовой информации,
  
• полицейский контроль за каждой личностью и возможностью инакомыслия,
  
• строго централизованная система контроля и управления экономикой.
  

• Знание есть Сила (Ф. Бэкон)
  
• Сила есть Власть («эмпирическая» формула политической истории)
  
• Знание есть Власть (М. Фуко)
  

В свете вышесказанного необходимо поставить два вопроса. Во-первых, насколько западные стереотипы деления политических партий на «правые» и «левые» применимы к современной российской ситуации, и во-вторых, каким образом тоталитаристская политическая идеология влияет на смену ориентиров в названной классификации.

Традиционное деление политических партий на «правые» и «левые» исходит из наличия двух противоположных тенденций (целей) общественного развития, которые мы условно обозначим как «капитализм» и «коммунизм». В этом смысле «коммунистическая» ориентация всегда будет «левой», а «капиталистическая» — «правой.

Однако ХХ в., показавший всю неприглядной тоталитаризма европейско-азиатского образца, сдвинул эти традиционные координаты. С точки зрения западного менталитета, воспитанного на абсолютном неприятии тоталитаризма, в «правом секторе» этой классификации находится весь спектр политических движений от радикального национализма (фашизма) до ультраправых движений террористической направленности, а также тоталитаризма коммунистического (сталинского) типа. В «левом секторе» — представители демократически ориентированных партий (от либеральных и умеренно консервативных до социал-демократических). Ультралевые в этом секторе фактически смыкаются с ультраправыми из предыдущего сектора.

С точки зрения традиционного советского менталитета, воспринимающего тоталитаризм как «азиатское», но вполне закономерное явление, «правый сектор» включает представителей радикально-националистических (фашистских) партий с постепенным (часто плохо различимым в официальной идеологии) переходом к так называемым партиям «буржуазной демократии». Вместе с тем, «левый сектор» — это спектр точек зрения от просталинской до социал-демократической. Впрочем, в необходимых случаях и социал-демократы становятся представителями «правого крыла». В этой ситуации западный тип демократии отождествляется с охлократией, тимократией и т.п.

Уже эта классификация наглядно демонстрирует принципиально разный идеологический подход к проблеме «правые-левые», свойственный западному и отечественному сознанию. Для второго, в частности, характерно абсолютное привязывание к «правым» течениям политической мысли различных разновидностей демократических партий и организаций, то есть игнорирование ситуации тоталитаризма, столь распространенной в ХХ в.

В современном отечественном самосознании советский стереотип классификаций такого рода по-прежнему доминирует. Если в западном мышлении тоталитарная власть является родовым понятием для советского тоталитаризма (сталинизма), то для современных коммунистически ориентированных партий и организаций сталинизм входит в спектр «левых» (и в этом смысле «истинных») мировоззренческих ориентаций. Отсюда — отождествление сталинской диктатуры с закономерным этапом развития русской идеи и национального патриотизма. Принципиальный отказ данных организаций признать факты массового террора и других преступлений перед Родиной своих духовных предшественников также хорошо объясним: такое признание сломало бы традиционный стереотип классификации, для которого политическая «левизна» является предпочтительной. Более продуктивным оказывается либо отрицание прошлых преступлений тоталитарного режима (весьма распространенная в политической истории тактика), либо традиционный аргумент «сын за отца не отвечает», либо рассуждения об исторической (классовой) необходимости многомиллионных жертв. Отрицается (точнее, замалчивается) и другая родовая черта русского коммунизма — его принципиальные антипатриотические установки, исторически вылившиеся не только в физическое и нравственное уничтожение десятков миллионов соотечественников, но и в типический (с точки зрения психоанализа) прием обвинения политических оппонентов в собственных ошибках. Отказ от покаяния при этом сопровождается демонстративной обращенностью к русскому православию, для которого, между прочим, таинство покаяния является необходимым условием веры, то есть той самой «истины», за которую выступают коммунисты.

Парадоксальность современной политической ситуации в России заключается в том, что демократически ориентированные партии и организации, выступающие, вроде бы, против диктатуры и тоталитаризма, окончательно восприняли классификационный стереотип своих политических оппонентов, считая себя «правыми», а их «левыми». Приняли они и некоторые тактические ухищрения «левых». Видимо, здесь сказывается не только желание бежать впереди телеги — в русле «дототалитаристских» теоретических установок западной демократии, но и подсознательная расположенность к советским (тоталитарным) стереотипам мышления. В результате аргумент «сам дурак» стал чуть ли не самым распространенным в политических прениях.

В этом смысле спектр современной политической жизни в России представляет собой достаточно аморфную массу. Детская болезнь «правизны» отечественной демократии лишь подчеркивает ее слабость, теоретическую халатность и разобщенность. Отсюда — беспомощный уход от дискуссии по проблемам отечественного патриотизма, в результате чего в общественном сознании постепенно формируется установка на тот тип имперского патриотизма, который позволяет эклектически сводить в единое целое красные знамена большевистской революции и царские хоругви, православие и коммунизм, интернационализм и ортодоксальный национализм.

Русская демократия не может быть демократией западного образца. Вместе с тем, для любого здравомыслящего человека ясна невозможность возвращения в пучину тоталитарной системы. Представляется, что выход из данной ситуации лежит вне рамок идеологических споров и взаимных обвинений. Как национал-патриотическое крыло современной российской политики обязано, выполняя заветы В.И. Ленина, постоянно избавляться от детской болезни «левизны» в коммунизме, так и их демократические оппоненты должны избавиться от болезни «правизны». Практически это означает избавление от шизофренического политического синдрома (болезненного лозунготворчества, апелляции к заслугам заведомо преступных режимов, архетипа «броневика власти», права на абсолютную идеологию, аргумента «до основанья, а затем» и т.п.), а следовательно, объединение на самой широкой основе всех «выздоровевших», независимо от их политических ориентаций и предпочтений.

Следуя мысли М. Фуко, «мы должны прекратить раз и навсегда описывать аффекты власти в негативных терминах [ мы бы добавили — в терминах «левое-правое» — М.У.]… Фактически власть производит; она производит реальность; она производит зоны объектов и ритуалы истины»… 1.