Развитие общества, усложнение его функционирования неизбежно влечет за собой качественные изменения в механизмах его управления, поскольку прежние структуры и стратегии власти оказываются неэффективными перед новыми элементами социальной системы данного общества.
В традиционных обществах власть была представлена в своих личных авторитарных формах. Традиция или же божественный разум воплощались в конкретном носителе, который, опираясь на освященные временем нормы морали, религиозные откровения и собственную волю и разум, мог адекватно управлять полисом или феодальным государством. Далее, по мере развития человеческого общества, возникает феномен рыночной экономики с ее системой безличных, но весьма ощутимых законов. Зарождение экспериментальной науки с ее понятием «законов природы», также формирует представление о некой власти, способной оказывать определяющее воздействие на деятельность и поведение людей, то есть являющейся таковой по сути, но при этом лишенной как конкретного носителя, так и актуально принадлежащих ей средств воздействия.
Дальнейшее развитие рыночных отношений, постепенное нарастание преобладания таковых, повлекло за собой неизбежное революционно-эволюционное перераспределение существующего в обществе объема власти. Наконец, граждане индустриальных и постиндустриальных демократических государств, оказались обладателями [168] значительной, по сравнению с жителями прошедших веков, власти в политическом, экономическом, информационном, культурно-символическом аспектах человеческого бытия.
В каждом из них сформировалась некая равнодействующая воль и капиталов, приводящая к особому распределению власти — «полю власти», стихийно организованному внутри себя неуловимыми закономерностями, воздействие которых на жизнь человека заметно ощущается, но с трудом идентифицируется, поскольку не имеет своего прямого выражения.
Рост числа единиц, функционирующих в пространстве «поля власти», разрастание зачастую неосознанных ими возможностей, приводит к тому, что на рубеже XX-XXI веков, безличная власть начинает преобладать над персонифицированной. Главы государств, лица, осуществляющие законотворческую деятельность, директора концернов не могут преступать незримых границ, налагаемых этими самоорганизующимися распределениями власти, поскольку не в состоянии справиться с последствиями таких поступков; но чаще люди спонтанно действуют в незримом «русле», существующем в системе «поля власти», не подозревая при этом, что следуют определенным закономерностям.
Среди безличных систем власти особо значимую роль на рубеже XX-XXI играет специфический пласт, возникший на пересечении экономической, культурно-символической, политической, информационной власти, называемый «власть потребления». В настоящее время это развитое синтетическое образование, сформированное на определенных человеческих интересах и мотивациях, и порождающее в обществе необходимое для своего самовоспроизводства поведение. «Власть потребления» является следствием развитой рыночной экономики, основной проблемой которой является поиск новых рынков сбыта. Поскольку их число объективно ограничено, единственным решением проблемы становится качественное изменение потребителя — формирование у него новых потребностей. В систему включаются психологические, культурные средства, всячески вынуждающие людей почувствовать необходимость в определенных вещах. Существенно изменяются направления процессов социализации людей: социальные связи, формируемые взаимным развитием человека и общества как взаимозависимых самоцелей, [169] практически подменяются механистическими связями «производство-потребление».
Формируется определенный образ жизни, который можно условно назвать «потребительство». Его спецификой является акцентируемый смысл потребляемых товаров и услуг как символов успеха, престижа, подъема по социальной лестнице, или же они преподносятся как эквивалент счастья и удовлетворенности жизнью. Вследствие этого, «потребительская мобильность» человека или группы, которая была ранее функцией мобильности социальной, становится самодовлеющей и, возникая в сознании, влечет за собой мобильность социальную как условие своей объективации. Таким образом, «престижный» образ жизни превращается в самоцель. Товары и услуги становятся «узлами» социальных связей, «ключами» проникновения в элитные слои общества, расслаиваемого по потребительскому признаку»; символами успешной социализации.
Как известно, рыночная экономика экспансивна по природе и проникает практически во все области человеческой жизнедеятельности. «Власть потребления», будучи безличным синтетическим явлением, с упорством диктатора тяготеет к тотальной коммерциализации. Коммерческая необходимость делает образование поверхностным и броским, упрощает и клиширует культуру, косвенно, но ощутимо, влияет на воспитание и даже на семью и брак, демонстрируя «идеалы» мужчины и женщины.
Рыночная экономика, лишенная каких-либо внешних ограничений способна развиваться практически бесконечно, в то время как возможности любого, даже самого богатого потребителя, ограничены не столько его капиталом, сколько его пресыщенностью, которая рано или поздно наступает (может быть, в следующем поколении потребителей), неизбежно входя в противоречие с претензией идеологии «потребительства» как образа жизни на охват всех проявлений жизни человека от его рождения и до смерти.
Идеология «потребительства» способна создать у человека иллюзию удовлетворения его высших потребностей за счет товаров-символов, рекламной альтруистической заботы, или же предложения ему готовых клише его «индивидуальности». Количество товаров и ассортимент растут, поэтому «престижный» образ жизни превращается в погоню за новым, лучшим, модным; также символом престижа может служить лишь дорогая вещь. Провоцируется повышение [170] интенсивности занятости, сокращение свободного времени, нарастание утомления.
Можно констатировать, что «власть потребления» существенно ограничивает свободу человека, во-первых, создавая у него иллюзию выбора на рынке, где его выбор фактически предопределен; во-вторых, приравнивая его социализацию к росту его потребительской мобильности; в-третьих, всячески игнорируя и скрывая от человека возможность его принципиально иного бытия и жизнь его рынком ограничивая.
Необходимо упомянуть, что «власть потребления» стихийно оппозиционна подлинно гуманистической культуре — культуре, ставящей перед человеком вечные вопросы. «Власть потребления», порождая культуру «потребительства», всюду, по возможности, вытесняет классическую, личностно ориентированную культуру, или девальвирует ее ценность, так как ее идеал — бездумный потребитель, «марионетка рекламы».
Развивающийся с нарастающей быстротой круговорот новых веяний на потребительском рынке приводит к тому, что темп социальной мобильности многих людей отстает от темпа мобильности потребительской, и они поневоле оказываются на обочине потребительской гонки (в их собственном представлении); или же значительная неудача, жизненный кризис или пресыщенность открывают человеку механицизм социальных связей, фальшь и искусственность общества, дифференцированного по потребительскому признаку. Тогда его высшие потребности (в социальном одобрении и самореализации) оказываются нереализованными, а переоцененные ценности существующего общества не в силах заполнить образовавшуюся пустоту. «Идеология потребления» предлагает ему все новые суррогаты, человек привычно хватается за них, но они лишь увеличивают его разочарование в себе и окружающем мире, перерастающее в кризис социализации.
Нарастание таких явлений в обществе формирует «незримый кризис «потребительства» как образа жизни».
Возникает классическая революционная ситуация, когда «верхи» не могут, а «низы» не хотят жить по-прежнему; но где эти неуловимые «верхи», управляющие жизнью, если к управляемым в той или иной степени принадлежат все люди, живущие в условиях [171] современной цивилизации? Объекта агрессии как такового не существует и «источник зла» недифференцируем человеком.
Масс-культура не формирует у человека потребности в самопознании, не демонстрирует способа выхода из кризиса, пути заполнения духовной пустоты. Напротив, разного рода проблемы представляются в ней как нечто, разрешимое готовыми средствами и ее оптимистическая самоуверенность вызывает лишь дополнительное раздражение. Что оборачивается накоплением неосознанной агрессии, ищущей выхода в аутоагресии или конституирующей объект депрессией, тотальным разочарованием, ведущим к обесцениванию своей и чужой жизни, слому предельных моральных барьеров, к «анархии безразличия» в обществе, теряющем жизненные интересы.
«Идеология потребления», будучи производной рыночной экономики, не способна качественно измениться, в то время как жизнь человека и человечества не исчерпывается созданием максимально комфортной среды обитания, она по природе устремлена к познанию и творчеству как истинным целям человеческой самореализации, поэтому суть человеческой жизни объективно вынесена за пределы досягаемости «власти потребления». Она игнорируется «властью потребления», но фактически ею неуничтожима. Невозможно клишированное творчество и человеческая жизнь всегда сложнее любой «схемы решения проблем». Невозможно купить в готовом виде цель жизни, богатство чувств, самопознание. Возможно существование продающихся символов этих незримых благ, но иллюзия рано или поздно рассеивается.
Кризис как общества, так и человека — это мощнейший стимул переосмысления и выбора. Он — та неотвратимо приближающаяся грань, за которой невозможно продолжать прежнюю жизнь. За нею — либо деградация (наркотический поиск «сильных ощущений», бездумное прожигание жизни), либо эволюция и осознание того, что все, что представляется «идеологии потребления» самоцелями, всего лишь средства для чего-то неизмеримо более важного. Что замкнутый круг «заработок — потребление» (при утилитарном отношении к профессии) заслоняет от человека его подлинно человеческое бытие, бытие его личности.
Кризис «потребительства» как образа жизни — неизбежное условие формирования новой культуры, в центре которой стоит личность — [172] ее внутренние переживания, а не внешняя атрибутика. Он сопряжен с разочарованием, внешним выражением которого явится рост разного рода девиаций (особенно молодого поколения), но другой его стороной явится создание принципиально иного образа жизни людьми творческого склада, на формирование которых оказала значительное влияние гуманистическая культура. Количество и глубина негативных явлений уменьшатся, если позитивная тенденция развития общества — примеры обретения счастья и внутренней гармонии иными путями (самосовершенствование, выбор профессии, соответствующей склонности личности, взаимопомощь и глубина межличностных связей, соприкосновение с ценностями высокой культуры, обретение гармонии с природой, альтруизм), нежели стандартизированные и представленные на рынке не требующие особых усилий способы получения положительных эмоций, будут известны людям, и будут целенаправленно поддерживаться внутренней политикой образования и культуры.
При любом уровне развития общества сохранится определенное количество людей, для которых «потребительство» остается единственно приемлемым образом жизни. Но, в потреблении как таковом не заложено изначально ни негативных, ни позитивных качеств; потребление становится потенциально опасным, лишь, когда превращается в нечто самодовлеющее. Люди «потребительского» склада являются определенным «базисом» относительной стабильности общества. Но культура, в сущности, требует уравнивающего друг друга влияния материальных и духовных ценностей. Последние являются необходимыми стимулами выхода человека и общества из рутины повседневности на уровень исторического времени, то есть, необходимы для их развития — осознанного формирования дальнейшего жизненного или исторического пути. Для созидания духовных ценностей (а также поддержки существования таковых), а, значит, в качестве необходимого условия дальнейшего гуманистического развития общества, необходимо способствовать тенденции создания образа жизни, базирующегося на творческой и альтруистической системах ценностей, который превалировал бы над «потребительством» как более идентичный подлинно человеческому бытию.
Добавить комментарий