В 1693 году Джон Драйден опубликовал свои переводы из сатирического наследия Ювенала и Персия. К ним было приложено эссе «Рассуждение о происхождении и развитии сатиры», которое занимало примерно треть книги. Это было одно из лучших сочинений на данную тему, появившееся на рубеже XVII-XVIII веков. Свою теорию Драйден основывает на практике древнеримских поэтов и Буало, он ссылается на мнения ренессансных теоретиков Казабона, Хейнзия, Лиголти, а за основу берет трактат Дасье о сатире.
Драйден не соглашается с определением сатиры, данным Хейнзием. Оно, по его мнению, «всецело ориентировано на горацианский тип» (Dryden [125] John. Essays of John Dryden / Ed. вy W.P. Ker. Oxford, 1926. Vol. 1-2. В дальнейшем это издание цитируется в тексте с указанием тома и страницы. (II, 100)). Поэтому он решил предложить публике «собственные тривиальные мысли» о том, как писать сатиры, и они «лишь в немногом будут отклоняться от правил и примеров древних».
Определив специфические особенности сатиры как жанра, Драйден противопоставляет её трём близким по содержанию, но не по форме сочинениям. Это повествовательные сатиры, подобные «Правдивой истории» Лукана и «Золотому ослу» Апулея, сатирические пьесы, обычно завершавшие древнегреческие трагедии-трилогии, и пасквили.
Что касается сатирических пьес, то они принадлежат к другому жанру, и сценические постановки коренным образом отличаются от написанного для чтения. Повествовательная сатира исключается из ряда сатир истинных, прежде всего исходя из формы. К ней он относит насмешливое обожествление убитого императора Клавдия Сенеки, «Симпозиум» или «Цезари» императора Юлиана, «Похвальное слово глупости» Эразма Роттердамского, «Эвформион» Барклая. Сюда же он относит и свои поэмы «Мак Флекно» и «Авессалом и Ахитофель», называя их сатирами в духе Варрона или Менипповыми сатирами.
В своем «Рассуждении» Драйден скорее говорит не о специфических особенностях сатир Варрона или Мениппа (они не дошли до нас, «исключая некоторые незначительные отрывки и те, в значительной мере испорченные» (II, 65)), а об отличительных чертах «Сатирикона» Петрония и собственной поэмы «Авессалом и Ахитофель».
Драйден ссылается на Цицерона, который вывел Варрона в своих «Academies» и предоставил ему слово для объяснения сути своих работ. Варрон говорит: «Эти мои произведения, где я подражаю Мениппу, но не перевожу его, брызжут весельем и радостью, а также включают в себя аргументированные коренные философские проблемы, которые излагаются столь приятным образом, что легко могут быть поняты и необразованными читателями». Его работы были смесью филологии и философии. Об этом говорит Цицерон, обращаясь к Варрону: «Вы сочинили самые элегантные и завершенные поэмы; вы начинаете с философии, чтобы побуждать, но не наставлять нас». Таким образом, делает вывод Драйден, Варрон был одним из писателей, которых называли «старательно смешащими, и поэтому, будучи человеком учёным, он больше забавлял своего читателя, чем поучал его». Подражая предшественнику, Варрон «избегал его бесстыдства и непристойностей и только выражал его остроумную приятность», он подражал «его стилю, его манере и его шутливости» (II, 65-66). Отметим, что все сатирики, которых Драйден считает последователями Варрона, Лукан, Апулей, Петроний, Сенека, Спенсер были великолепными стилистами.
Кроме благородного стиля сочинение, чтобы быть «совершенным» или «законченным», должно иметь формообразующую структуру. Именно в повествовании писатель может проявить силу своего художественного [126] вымысла, что, собственно, и делает его поэтом. Драйден пишет, имея в виду Варрона: «Что я могу сказать наверняка, так это то, что темы его были разнообразны, и большинство его рассказов или историй придуманы им самим» (II, 66).
Говоря о пасквиле и выводя его за рамки истинной сатиры, Драйден подчёркивает его антисоциальный, деструктивный характер, говорит о вреде, который могут нанести щелкопёры. Это «опасный вид оружия». Есть лишь две причины, утверждает он, допускающие написание пасквилей. Первая — месть, «когда мы были оскорблены подобным же образом, или каким-то другим путём нам нанесли форменное оскорбление». Вторая причина, позволяющая оправдать поэта, выступающего против отдельно взятой личности, возможна тогда, когда человек становится «нарушителем общественного порядка». В этом случае поэт обязан выполнить свой долг. Порочных людей следует укорять и бранить за преступления и дурное поведение, как для их собственного исправления, так и для устрашения других, чтобы «помешать им пасть в те гнусности, которые, как они увидят, столь сурово наказываются у других». «Но сколь мало пасквилянтов, из ныне живущих, способны исполнить этот долг!», — восклицает поэт (II, 79-81). В их сочинениях недостаёт ума (wit), здравого смысла и весёлости. «Не может быть приятным то, в чём нет разуменья (wit), не может впечатлить то, что не основано на истине», — подводит итог Драйден.
Отметим, что широко известную в то время пьесу «Репетиция», направленную против героических пьес Драйдена, он рассматривает как пасквиль. «Восславим небеса за то, — пишет Драйден, — что они освободили наших злобных клеветников не только от морали, но и от ума. Поэтому злой умысел, вынашиваемый ими, может быть исполнен лишь в малой мере» (II, 22).
Главное при создании сатиры — придерживаться «единства темы». Автор должен нападать только на один порок или восхвалять одну добродетель: «Если другие пороки являются производными от главного, их следует, походя, отхлестать, но не так, чтобы двоить замысел» (II, 102). Драйден выводит эту концепцию формальной стихотворной сатиры из сочинений Персия, Ювенала и Буало. Но Гораций, по его мнению, не всегда следовал этому правилу. Порок следует проиллюстрировать несколькими примерами. В зависимости от того, каково его содержание и каковы будут предписания.
Не обязательно прямо увещевать и призывать к добродетели, это может подразумеваться при обличении порока. Как отмечает Драйден, даже в своей шестой сатире, где Ювенал жестоко нападает на женщин, он подразумевает, что, сторонясь плохих женщин, следует искать тех немногих, которые добродетельны и добры.
Если в современности сатира служит лишь обличению пороков, то в древности она имела две функции и была как средством нападения, так и защитой для добродетели. Обращаясь к отдельным произведениям, он рассматривает, как Гораций клеймит безудержную страсть, необузданность [127] желаний, предрассудки, упрямое следование чужим мнениям, стирание граней между истиной и ложью, видимым и реальным. Но в то же время он прямо или косвенно защищает смелость, бескомпромиссность, лояльность, осмотрительность, способность оказать услугу, хорошее воспитание и более всего хороший разум.
Сатира — это жанр поэзии, цель которого «отхлестать» (lash) порок, чтобы исправить его. Его внимание привлекают трагические декларативные сатиры Ювенала, отличные от сатир Горация, но в то же время ведущие начало от них, низкие сатиры Горация, которые гораздо чаще называют оскорбительной инвективой, сатиры Варрона, написанные в духе Менипповой сатиры (современным эквивалентом является «Гудибрас» Батлера), а также ирои-комические поэмы, которые являются «самым прекрасным и самым благородным видом сатиры» (II, 108).
Драйден называет «Похищенное ведро» Тассони и «Налой» Буало бурлеском. Отметим, что в XVII веке термином «бурлеск» обозначали два разных вида произведений, один, когда низкие и простонародные средства выражения использовались для изображения героических событий, как в «Вергилии наизнанку» Скаррона, и другой, когда возвышенная и величественная речь использовалась для описания обыденных событий. Нередко, говоря «бурлеск», Драйден имеет в виду то, что современные литературоведы называют ирои-комической поэмой. В этом виде сатиры он сам преуспел, создав «Мак Флекно» и «Авессалом и Ахитофель».
Добавить комментарий