Гендерные представления как социокультурный феномен

[235]

Гендерные представления, являясь компонентом социума, динамичны. Можно выделить два основных взаимосвязанных причинных механизма, способствующих изменению гендерных представлений: материальный (физический), идеальный (психологический). В нашем случае идеальным механизмом изменения (или укоренения и усугубления) гендерных представлений можно считать из поколения в поколение передающиеся идеи о материнском призвании женщины, о том, что мужчина опора и защита семьи и т.п. В качестве материального доказательства этих тезисов выступают, например, предметы, найденные при археологических раскопках (оружие, найденное в мужском захоронении или предметы быта в женском). И здесь важно отметить такой факт: например, найденные в женском саркофаге украшения обычно служат доказательством «нормального» для женщины стремления к самоукрашению, оружию же, найденному рядом с женщиной или придается мало значения, или этот факт интерпретируется как несостоятельность женщины перед врагом, и, следовательно, необходимость в защите и обороне. Таким образом, получается, что у человека практически нет выбора, он предопределен действовать и мыслить так, как действовали и мыслили его далекие предки. Возможно, такое заявление кажется абсурдным, если рассматривать его на уровне, например, технического прогресса, что же касается гендерных представлений, то это можно доказать, проследив их динамику.

Самые ранние гендерные представления можно отнести к первобытному обществу, когда женщина рассматривалась не иначе как через ее репродуктивную функцию. Естественно, нельзя умалить значимости деторождения для всего человечества, однако целесообразно отметить, что в первобытном обществе принимались к сведению лишь явные признаки, коим и является способность к деторождению. Постепенно происходило укоренение в сознании этих представлений, дошедших до нас почти без изменений. Однако если тогда разделение труда по признаку пола достаточно оправдано в связи с узостью выполняемых работ, то сейчас половая сегрегация носит дискриминационный характер.
[236]

Итак, мы выяснили, что в первобытном обществе мужские и женские роли строго дифференцировались, и с первого взгляда этот процесс обусловлен разницей между физическими способностями. Но это не значит, что женщина не могла нарушить искусственную грань между мужским и женским. Например, у многих народов существовал обычай «трансформации» женщины в мужчину. Если у родителей не было сыновей, то младшую дочь начинали воспитывать как сына 1. Девочку называли мужским именем, одевали в мужское платье, поощряли занятия спортом, не обучали ведению домашнего хозяйства. Такая девушка не выходила замуж, то есть ее женское естество сводилось на нет (к тому же, выйди она замуж — получится абсурд: как женщина она должна подчиняться мужу, а как мужчина — нет), зато мужчины общались с ней на равных, она принимала участие в различных мужских соревнованиях на силу и ловкость, где нередко становилась победительницей. То есть, мы видим, что при соответствующем воспитании женщина вполне может не уступать мужчине, ее «природная слабость» может отойти на задний план. Проблема, пожалуй, лишь в том, что мужчина не может допустить равенства. Вернее равенство допускается лишь в случае, когда женщина воспринимается как равный, как мужчина, но не как женщина.

Мы предлагаем следующий вариант возникновения существующего неравенства. Изначально человеческий род разделился на две половины исходя из репродуктивной функции. Гипотетически можно предположить, что сначала мужчины и женщины были одинаково задействованы в производстве (добыча пищи, осуществление безопасности и т.д.) и, следовательно, были равны во всем, из-за того, что женщина в силу естественных причин (беременность, роды), стала регулярно на какое-то время выбывать из процесса производства, то есть меньше вкладывать в общинное хозяйство, ее посчитали неравноправным членом.

Возвели же женщину в ранг неполноценного существа в связи с тем, что в первобытном обществе не придавалось значения детям, о которых мало заботились, считая их лишь конкурентами в борьбе за пропитание. Таким образом, получается, что мужчина является производителем пищи, то есть осуществляет жизнь себе и другим (читай женщине, которая производит пищи меньше и детям, которые не производят ее вообще), женщина же мало того, что в свой «непродуктивный» для общества период ничего (или меньше, чем хотелось бы мужчине) не производит, она еще и производит на свет еще одного потребителя [237] мужского труда. Получается, что мужчина выступает добытчиком, а женщина расточителем. К тому же, женщина и ребенок пользуются трудом мужчины, следовательно, они вторичны. Вторичным же субъектам не так важно поддерживать жизнь, как первичным, не зря же мужчины всегда ели первыми, а женщины и дети довольствовались остатками.

Данное предположение, однако, базируется исключительно на том, что мужчина и женщина существенно различаются по физической силе и репродуктивной функции, и, следовательно, более сильный угнетает более слабого. Если бы мы основывались только на этих посылках, то нам пришлось бы признать, что культура следует за природой, «повинуясь естественному разделению между мужчиной и женщиной… и поэтому привязывает женщину к дому, где выхаживается потомство, а мужчину отпускает в мир, в общество?» 2. Однако мы не можем игнорировать тот факт, что хотя в большинстве культур в разные времена доминировал мужчина, иногда и женщина занималась «мужским» ремеслом. Этнографы первыми заметили, что у разных народов «существуют значительные различия в понимании социальных ролей, позиций, прав и обязанностей мужчин и женщин», эти различия варьируются в разных странах, у разных этносов и «обусловлены множеством факторов — как социальных, так и внесоциальных (например, географическими, климатическими, биологическими) 3.

Так, в древнем Египте мужчины ткали, а женщины торговали на базаре. У некоторых современных народов Африки и Австралии женщины путем собирательства добывают более половины пищи, мужская же охота приносит лишь 20-30% пищи. У филлипинского народа агта женщины наравне с мужчинами участвуют в охоте на крупных животных. У балийцев (Индонезия) полоролевые различия почти не заметны, так как и мужчины, и женщины принимают практически одинаковое участие во всех сферах деятельности 4.

Таким образом, мы видим, что в частном случае женщина может принимать традиционно мужскую роль и успешно справляться с ней. И эти примеры доказывают, что существующая половая дифференциация [238] ролей и, следовательно, статуса, исключительно по биологическим параметрам является неправомерной. Первичное разделение на мужское-женское происходит на основе биологических (читай репродуктивных) свойств, закрепляется в общественном сознании и переходит на уровень культурного.

Однако, как мы отмечали выше, принятие женщинами «мужских» ролей носит, во-первых, несистематический характер (только небольшое число примеров свидетельствует о том, что женщина функционирует в обществе наравне с мужчиной), а во-вторых, мы упомянули, что такое нетрадиционное разделение по половому признаку обусловлено различными причинами. Так, например, недостаток пищи, суровые природные условия, небольшое число мужчин (например, после военных действий) или же социум своей политикой заставляет женщин работать, добывать пищу наравне с мужчинами.

Таким образом, мы видим, что теоретически женщина может функционировать в обществе наравне с мужчиной, практически же во все времена происходило регулярное угнетение и принижение женщины.

Теперь необходимо вернуться к началу наших рассуждений об обществе и культуре, где говорится, что общество слагается посредством времени, то есть нет ничего, что могло бы произойти беспричинно, все имеет основание, а также нет ничего, что происходило бы бесследно. Так и изначально примитивное отношение к женщине (которое, кстати, простительно лишь для первобытного общества) укоренилось в сознании людей. Итак, в заключение хотелось бы сказать, что определенное развитие общества заставило сформировать четкие гендерные представления. Изначально гендерные представления естественным образом вытекали из условий и образа жизни, постепенно образ жизни менялся, а представления практически не трансформировались.