Проблема толерантного сознания и поведения в политике имеет сложную аксиологическую и нравственно-психологическую структуры. Так, важнейшим нравственно-аксиологическим критерием политика является его ориентация на ответственность. В последней можно выделить несколько уровней:
- ответственность за самоутверждение и самореализацию (т.е. перед собственной душой, собственным внутренним миром);
- перед ближайшим окружением (семья, родственники, друзья);
- перед соратниками по той политической «команде», группе, в которую он включен и с помощью которой он реализует свои устремления;
- перед партией, движением, общественной организацией, на которую опирается «команда» в своих манипуляциях на политической арене и которая ожидает от политика реализации определенной программы. Перечисленные ориентации относятся, конечно, к узко-эгоистическим и частно-групповым, хотя их ограниченность тщательно камуфлируется партийно-политической риторикой и различными психологическими приемами.
Вместе с тем более или менее систематическое подавление выделенных мотивов представлено лишь среди относительно немногочисленных ригористов, педантов-службистов, фанатиков бюрократии, равно как и среди фанатиков и идеалистов революции. Для оставшихся за этим кругом реалистов-политиков типично более или менее гармоническое сочетание личных, частно-групповых и общесоциумных интересов. В этом проявляется, между прочим, одно из основных условий долгосрочной и относительно успешной политической деятельности — готовность ее акторов к разнообразным компромиссам.
Толерантность представляет собой один из типичнейших вариантов компромиссного поведения (и соответствующего ему стиля мышления), известных с глубокой древности и имеющих множество оттенков и проявлений. Следует различать толерантность [8]
сильного, имеющего в своем арсенале широкий набор средств общения со слабым партнером, и вынужденное терпение слабого партнера, располагающего заметно более узким полем для маневра. Существует рассчитанная сдержанность в отношении к широковещательным (и часто обидным) декларациям и готовность повысить порог реакции на конкретные военные, экономические, транспортные (блокада) и иные демарши, часто используемые как средства политического давления. За завесой толерантности, как демонстрации готовности к компромиссам, часто скрывается перегруппировка и накопление сил для нанесения сокрушительных упреждающих и ответных ударов. Истории известны многочисленные тому примеры.
Наконец, толерантность рискует обратиться в аморализм и беспринципность, если поведение, которое мотивируется по ее соображениям, становиться «сдачей» друзей и верных союзников, сопровождается отказом от собственной нравственной позиции и, зачастую, от ее религиозной мотивации. Например, требование к пленникам, нередко предъявляемое исламскими вооруженными экстремистами, — принять мусульманство в качестве условия сохранения жизни пленным, — становится, как правило, первым шагом в их последовательной компрометации: кровью вчерашних боевых товарищей, участием в их показательных казнях, отказом от родины, семьи, родителей.
Таким образом, с одной стороны, следование принципу толерантности преодолевает жесткую ригористичность нравственных оценок по принципу «или — или», расширяя по множеству азимутов сферу действия по принципу «и — и». Прежде всего там, где у противостоящих друг другу сторон есть совпадающие интересы, ценности, идеалы и исторический опыт сотрудничества. Вместе с тем, пределы толерантности психологически определяются исходным «запасом» возможностей для односторонних уступок, который всегда ограничен.
С другой стороны, нравственная дискредитация политики односторонних уступок, их очевидные тяжелые общественные и личные последствия, нередкое отсутствие очевидных признаков взаимности и воли к следованию стратегии сотрудничества наглядно демонстрируют хрупкость баланса интересов и целей, имплицитно содержащегося в нравственно-политическом наполнении принципа толерантности. Это относится как к внутренней, так и к внешней политике России.
[9]
Идеологически вектор толерантности во внешней политике дореволюционной России, СССР и РФ выступал на поверхность в периоды относительно «мирного» развития страны. Он исчезал в периоды острых ситуаций военной конфронтации и идейного противоборства. Поскольку последние оживлялись расчетами и соображениями внутренней политики и соперничеством противостоявших друг другу групп политиков и администраторов высшего и среднего (с перспективой частичного рекрутирования в верхний) эшелонов, периодическое согласие с принципом толерантности не реализовалось в систему устойчивых и последовательных долговременных операций.
Исторический опыт Российской империи и возникших на ее месте государств свидетельствует о накопленном опыте локализации религиозно-национальных и этнических конфликтов, о реализации возможностей перевода их из острой стадии развертывания в латентную (и, в определенных случаях о предотвращении острой стадии), о способности центров власти держать под контролем очаги потенциальной напряженности. В свою очередь, практика соседского общения разных цивилизационных укладов и устойчивых культурно-исторических традиций России является лишь одним из эмпирических исторических фактов. Ему легко противопоставить примеры изоляционистских традиций народов и культур, оказывавшихся в условиях инонационального доминирующего окружения.
В доселе господствовавшей идеократической политической культуре России мотив толерантности существовал лишь в качестве тезиса, подчиненного соображениям тактики, а отнюдь не в функции самодостаточного и приоритетного стратегического направления внутренней и внешней политики. Многократные периодические «отмены» этого принципа не могли не способствовать дискредитации его значения как в глазах политически активной части населения, так и государственных деятелей, устремленных к достижению если не немедленного успеха, то успеха в рамках крайних и средних сроков и заранее лимитированных затрат. (При стремительной, как правило, девальвации — и расхищении — первоначально отпускаемых сумм на преимущественно военно-политические проекты и, особенно, авантюры).
Для обретения принципом толерантности во внутренней и внешней политики РФ статуса стратегически значимого, долгосрочного [10]действующего и однозначно предпочтительно начала придется учитывать: 1) исторические особенности отечественного менталитета в его реальных проявлениях, т.е. в способах решения многочисленных внешнеполитических и внутриполитических конфликтов; 2) длительную традицию критики со стороны «власть предержащих» как идеологов, так и редких практиков альтернативной позиции, а также существующую в стране систему дистанцирования последних от реальных очагов власти, их немедленную, как правило, дискредитацию при эпизодическом обретении ими властных возможностей; 3) сохранение во всех политически влиятельных слоях и группах общества ожиданий немедленных и ощутимых результатов от мельчайших нововведений (прежде всего, на уровне административного ресурса). В результате неизбежные — особенно на начальных этапах применения — срывы и неудачи политики, исходящей из приоритета толерантности, будут маркироваться ее противниками как «время упущенных возможностей», «демонстрация слабости», «скудный урожай результатов» и т.д.
Переломить названные тенденции может лишь неукоснительное следование государственной политики этому принципу как единственной долгосрочной линии поведения, как основному ориентиру в развитии самой России и ее отношений с соседями в XXI столетии. Демонстрации высшим руководством России фундаментальной аксиологической значимости данного принципа на основе усвоения уроков исторического прошлого и трагического опыта современности призвана помочь убедить собственное население и мировую общественность в стратегическом содержании и плодотворном значении следования курсу толерантности государственного корабля РФ.
Первоочередным началом в этом отношении могли бы стать: «вето» на публикации и материалы «поджигательского», экстремистского характера в средствах СМИ, контролируемых правительством, парламентом и президентом; усиление аналитической стороны в освещении феноменов этого типа в негосударственных изданиях и материалах СМИ с демонстрацией теоретической, методологической и фактологической односторонности и тупикового — в исторической перспективе — результата импульсов и рекомендаций экстремистской направленности; поощрение популяризации исторических и современных проявлений толерантного сознания в отечест[11]венной религиозной и светской культуре. Как следствие, неизбежно государственное внимание к проповеди толерантности, к примеру, Л.Н. Толстым, семьей Рерихов, А.И. Солженицыным (в его книге «Двести лет вместе») и рядом других мыслителей, художников и религиозно-общественных деятелей; систематический импульс со стороны государства на ориентацию РПЦ и других сотрудничающих с ним церквей и религиозных организаций в сторону минимизации полемики и усиления практического взаимодействия с внутренними и зарубежными религиозно-культурными структурами, выступающими в настоящее время с позиций конфессиональной, этнонациональной и религиозно-культурной толерантности.
С этой точки зрения визиты в РФ папы Римского (на государственном уровне) должны стать нормой, равно как и регулярные встречи далай-ламы с российскими буддистами. Неизбежную критику этих шагов со стороны руководства КНР придется обозначить как «существенную частность», не ставящую (с российской точки зрения) под сомнение добросовестный характер современных и будущих отношений РФ и КНР. Уместно официально подчеркивать, с другой стороны, что международный авторитет папы давно вышел за рамки католического мира; поощрение со стороны РФ расширения спектра контактов отечественной интеллигенции и студенчества с представителями «голубиного» сектора зарубежной политической жизни, поддержку их реалистических начинаний российским общественным мнением и, в определенных случаях, тщательно подготовленными государственными акциями; введение в учебные программы вузов обязательных образовательных стандартов по теории и истории культуры, религиоведению, философии, социологии, дипломатии, дипломатии, ориентирующих студентов и слушателей на освоение теории международных конфликтов и технологий работы с ними с позиций, предусматривающих расширение возможностей и действенности толерантных установок; разработка учебных программ выделенного типа для курсов переподготовки госслужащих, по роду своей работы занимающихся конфликтными ситуациями межконфессионального, межэтнического, межнационального и международного профиля.
В заключение уместно отметить, что успех усилий по утверждению в международной деятельности принципа толерантности воз[12]можен при последовательном отказе от «двойных стандартов» в оценке событий и тенденций внешней и внутренней политики как РФ, так и ее партнеров.
Добавить комментарий