Авторство «Бранкалеоне», весьма примечательной книги начала XVII века (она была опубликована в Милане в 1610 году), долгое время оставалось под покровом тайны. Во многих справочных изданиях оно до недав- [60] него времени ошибочно приписывалось А.Дж. Безоцци. И лишь в предисловии к современному изданию текста (v.: Latrobio. Il Brancaleone. Roma, 1998) литературовед Ренцо Брагантини убедительно доказывает, что истинным автором следует считать богослова и писателя, биографа кардинала Карло Борромео, выходца из знатного миланского рода Джованни Пьетро Джуссани (ок. 1548–1623). По ряду деталей видно, что Джуссани имел медицинское образование. Текст чрезвычайно далек от всего, что вышло из-под пера его автора, в основном писавшего благочестивые и агиографические сочинения. «Бранкалеоне» же связан с комической нарративной традицией, а также эзоповской, вообще-то не обрывавшейся ни в средние века, ни в эпоху Возрождения. Не забывает Джуссани в предисловии упомянуть также и Лукиана с Апулеем; зависимость от «Золотого осла», как тематическая, так и структурная, очень ощутима в условно выделяемой нами первой части «Бранкалеоне».
В начале книги рассказывается о замечательных ослах, живущих на маленьком южноитальянском островке Азинара близ Сардинии. Смелостью своей и хитростью ослы эти обязаны произрастающему здесь лютику, ranoncolo, который для человека ядовит (съевший его заходится в хохоте и, будучи не в состоянии остановиться, умирает; отсюда выражение «сардонический смех» — эти выкладки позаимствованы Джуссани из книги М. Маттиоли «О травах», XVI в.). Для ослов же он очень полезен, разогревает кровь и даже пробуждает ум. Здесь заметен естественнонаучный подход к животным, вполне в духе аристотелизма Возрождения. Приметы естественнонаучного подхода, хотя и порой сдобренного иронией, нетрудно проследить и во многих последующих эпизодах «Бранкалеоне» — например, в рассуждениях о целебных свойствах ослиного молока, в котором, если верить Плинию, любила купаться возлюбленная Нерона Поппея. В то же время текст этой книги насыщен назиданиями, в том числе и позаимствованными из басен Эзопа (происхождение вражды между мышами и кошками, глава IV) и паремий. Итак, колебания между правдоподобием аристотелистского толка и басенной аллегоричностью и определяют собой изображение животных в «Бранкалеоне».
Именно на Азинаре покупает молодого ослика купец (по заказу одного флорентийского дворянина) и везет его с острова в Тоскану. Далее следует история жизненного пути ослика, связанная с привыканием к роли вьючного животного, сменой хозяев и т.д. Попутно осел, как и Луций у Апулея, выступает в роли слушателя вставных новелл, иллюстрирующих разнообразные нравственнные казусы и рассказываемых встречаемыми им персонажами. Новеллы в «Бранкалеоне» выдержаны в русле декамероновской традиции, причем акцент сделан на разнообразных проявлениях человеческой предприимчивости. Примечательно, что отчетливо возобладавшая в новеллах конца Возрождения трагическая модальность (М. Банделло) у Джуссани не является доминирующей. Важная особенность «Бранкалеоне» как произведения XVII века — повышенная риторичность, акцент на чередовании разнообразных по модальности речевых пластов и высокий удельный вес прямой речи. Автор прибегает также и к рассогласованию предмета и стиля, предвосхищая постепенно кристаллизующуюся именно в те годы ироикомическую эстетику.
[61]
В одном из эпизодов осел, стремясь войти в расположение патрона, имитирует поведение собаки и даже, подобно ей, пытается, встав на задние «лапы», положить ему на плечи передние, как бы целуя (за этот поступок он чуть не поплатился жизнью). Здесь перед нами один из примеров совпадения Джуссани и Лафонтена («Басни», IV, 5) на основе общего источника (Эзоп). Примечательно, что Лафонтен в соответствующей басне, а также и пересказывающий тот же сюжет в трактате «О знании хороших книг» Шарль Сорель, делают акцент на глупости осла, тогда как автор «Бранкалеоне» явно сострадает незадачливому, но симпатичному герою. Другой пример совпадения с автором «Басен» — знаменитый эзоповский сюжет о вороне и лисице. У Джуссани Лис заменен на Осла; вообще в соответствующем эпизоде исходный сюжет подвергается незначительным, но существенным для понимания задач автора трансформациям (так, замена сыра на бедняцкую еду — хлеб — несомненно выражает как общий социальный пафос «Бранкалеоне», так и чисто барочную приверженность к маятниковому движению «из грязи в князи» и обратно — ведь Осел в этом эпизоде стремится доказать Льву, что он-то и есть истинный царь зверей, и достигает своей цели).
«Апулеевские» приключения протагониста заканчиваются тем, что его берет на службу испанский солдат, отрезает уши и не велит говорить по-ослиному; потом этот солдат погибает, и животное оказывается на свободе. Возникает впечатление, что с отрезанием ушей осел переходит в ранг весьма грозного животного; его уже не признают за осла (напомним, что торчащие уши выдают облаченного в львиную шкуру осла в другом известном сюжете, представленном у Эзопа и Лафонтена (V, 21)). Видимо, ослиные уши для автора «Бранкалеоне», как и для многих его предшественников, непосредственно ассоциируются с глупостью и невежеством. Обретшему же после «ампутации» особую мудрость ослу удается обвести вокруг пальца самого Льва, который «по природе своей является царем зверей», и установить в лесу собственное правление. И здесь наконец-то проясняется название книги: бранкалеоне — это титул, который берет на себя осел, «монарх всех зверей» его можно перевести как «цапни льва» (brancare — устар. «схватить, цапнуть», leone — «лев»). В этой части книги существенно меняется характер протагониста (он становится антипатичным и отчасти принимает на себя традиционно связанные с Лисом коннотации). Не менее заметной метаморфозе подвергается повествовательная модель в целом: доминирует традиция животного аллегорического эпоса («Роман о Лисе»), а основным сюжетным источником становится одна из новелл «Приятных ночей» Страпаролы (2 сказка 10 дня).
Как показал П. Борнек, занимавшийся статистической обработкой лафонтеновских басен, лис упоминается у французского писателя 25 раз, лев — 21 и осел — 20; по частоте упоминаний это соответственно второе, четвертое и пятое места (v.: Bornecque P. La Fontaine fabuliste. Paris, 1973. P. 116); на первом месте — волк, практически в «Бранкалеоне» отсутствующий. Чаще всего ослы у Лафонтена тупы, ограниченны и упрямы; нередки и случаи, когда осел выступает в роли безвинной жертвы. Осел Лафонтена — животное преимущественно бессловесное, и не случайно он часто появляется в так называемых «молчаливых» баснях, где звери не произносят ни слова.
[62]
И Лафонтен, и Джуссани воспринимают зооморфные мотивы не только через литературные топосы, но и сквозь призму популярной в XV–XVII веках эмблематологии, а также геральдики. По мнению М. Пастуро, животные в «Баснях» — не звери, не люди, не маски, но meubles в геральдическом смысле этого слова, то есть устойчивые элементы герба, способные подвергаться лишь незначительным изменениям. Именно доминирующая роль льва на средневековых гербах, а не только его роль в качестве царя зверей в бестиариях, объясняет его приоритетное присутствие у Лафонтена (v.: Pastoureau M. Le bestiaire de La Fontaine // Jean de La Fontaine / Sous la direction de C. Lesage. Paris, 1995. P. 142). Как представляется, само название книги «Бранкалеоне» в какой-то мере отсылает к геральдической традиции. Совершенно не случайно перенесение действия в Тоскану, и не случайно сообщается, что лев был подарен шведским королем Лоренцо Медичи, покровителю искусств (далее следует апология Великолепного), а потом сбежал. Лев в «Бранкалеоне» многим обязан символу Флоренции, неизменно присутствующему в гербах всех тосканских городов, льву Марцокко.
Непроясненным остается вопрос, был ли известен текст «Бранкалеоне» Лафонтену. Автор «Басен», никогда не ездивший дальше Шампани, высоко ценил итальянских писателей и свободно читал их в оригинале — едва ли не охотнее, чем французов. Влияние Поджо, Пульчи, Ариосто просматривается в некоторых из его басен. Однако по поводу «Бранкалеоне» ничего определенного сказать нельзя. Точно известно лишь одно: эта книга была известна его другу, Пьеру-Даниэлю Юэ. Ведь в «Письме-трактате о возникновении романов» (1666) «Бранкалеоне» упомянут, причем весьма благожелательно (v.: Gegou F. Lettre-traité de P.-D. Huet sur l'origine des romans. Paris, 1971. P. 75). Юэ приводит книгу Джуссани в качестве удачного образца современного переложения Апулея, «чрезвычайно занимательного и исполненного остроумия».
Добавить комментарий