Философская антропология вкуса

"Философская антропология вкуса"1

[38]

Философская антропология, по известному определению М. Шелера, — фундаментальная наука о сущности и сущностной структуре человека, его отношениях с основанием всех вещей в их первоначале.

Замысел основателей философской антропологии как самостоятельной дисциплины, при существующем объеме знаний о человеке, в том числе идей Фейербаха о духовной сущности, системности подходов Маркса, основ психоанализа Фрейда, не был до конца реализован и не вышел на уровень целостной научной модели человека, она по-прежнему далека от исчерпывающего его объяснения. Человек остается загадкой для феноменологического опыта, объединяющего собой реальность экзистенциального бытия, он оказывается много сложнее. Наше исследование в области философской антропологии феномена вкуса является «понимающим» как с архетипических, так и современных найденных его оснований. В этом плане эстетический вкус относится к сущности человека и характеризует сущностную его структуру. То, что эстетический вкус раньше всего был замечен в отношении к искусству и описан эстетикой, говорит о сложном составе вкуса и его связях с различными способностями человека.
[39]

Эстетический вкус рассматривался, в сущности, как художественный, однако специфика художественного вкуса определяется искусством. Эстетический вкус, на который, бесспорно, влияет искусство, представляет собой антропологическую способность духовной ориентации в мире, определяющейся на основе прекрасного, красоты. В широком смысле, генезис и понимание прекрасного бессознательно включают художественный опыт, однако оценки прекрасного выходят далеко за пределы искусства.

Генезис способности вкуса — культурно-антропологический, и он находился в неразрывной связи со всей деятельностью человека. Поэтому нас интересует вкус как антропологическое событие культурной истории. Историография вкусов еще не написана, хотя все искусство есть его история. Генезис вкуса — в методологическом плане — можно считать предварительным шагом в историографическом направлении.

В советской философии более всего разрабатывалась проблема социальной дифференцированности вкусов, что приближает их исследование к общесоциологическому пониманию и подходу, но в любом случае, социальные механизмы и динамика вкуса широко представлены. Для нашего исследования имел значение ход методологического рассуждения об эстетическом как отношении мер: человека и предметной среды. Мы имеем в виду понимание для вкуса «родовой меры человека» (А. Молчановой) 2, и ее вариант — единство биосоциального (Л. Когана). Кроме того, культурологический взгляд М. Кагана 3 на вкус как феномен культуры был своего рода предопределением нашего поиска и дальнейшей разработки проблемы вкуса, но уже с позиции феноменологии.

Сущность вкуса имеет ценностную природу, поэтому аксиология как наука о ценностях имела немаловажное значение для понимания самих основ эстетического. Можно сказать, что наше [40] философско-антропологическое обоснование вкуса является своего рода эстетическим доказательством ценности, если иметь в виду вопросы Теодора Адорно к аксиологии: «Откуда — ценности?» и «Для чего — ценности» 4. Первым доказательством можно назвать сам вкус как субъективную оценку объективного мира. Ценность онтологична благодаря вкусу. Вторым доказательством ценности следует назвать существование «человека как меры всех вещей…» (Протагор), и наша интерпретация «меры» подтверждает сказанное. Ценности обеспечивают существование меры, ее разрушение гибельно для человека как природного и культурно-социального существа. Все вокруг либо сохраняет и развивает меру, либо мешает ей. Как содержательно определить меру самого человека, если он — мера, эталон, критерий? Только через ценность, значимость чего-то, что выявляет сущность человека и сохраняет его природность и человечность. Какие еще требования в этом случае к «мере человека»? Она должна быть целостной, все собой соединять.

Человекосоразмерность мира, сформулированная Протагором в классической максиме античности, имела немало интерпретаций. Мы обратились к истории философии и нашли у Хайдеггера, что человек — «мера присутствия и непотаенного сущего»… «проекция сущего на бытие» 5. Человек наделен у Хайдеггера известными свойствами сущего; как бы ни понималось сущее, оно наделено вечными ценностями жизни человека: смыслами блага, истины и красоты. Из них извлекаются уроки для всего человечества. В нашей интерпретации «человека как меры» в качестве основы эстетического отношения мы привлекли ценности, полагая их единство принципом антропомерности. Антропомерность — целесообразный и ценностный принцип, обеспечивающий выживание и существование человека. В антропомерности как триединстве блага, истины и красоты, заключены, таким образом, не только высшие и разумом принятые ценности, но и безусловные ресурсы человека как человека, [41] «человеческого», и они направляют опыт и вовлекают в бытие. Антропомерность — аксиологический параметр бытия 6.

Подтверждение изначальности единства блага, истины и красоты в мере следует искать в ретроспективе антропомерного принципа, в нашем случае — для понимания вкуса. Вкус в античности не был логически фиксированным понятием, понятие «вкус» относится к XVII веку. На месте вкуса — невидимая, скрытая ступень познания, значимое его отсутствие, нулевая степень (Р. Барт), онтологическая точка роста — удовольствие. Человеческое измерение бытия складывается на основе двух взаимосвязанных способностей — владеть мерой и чувствовать удовольствие. Функция меры состояла в нахождении антропологической адекватности в вещах, в их соразмерности или пригодности. Принцип антропомерности обогащался в культуре значениями целесообразно должного, регулирующего человеческое бытие. Мера человека расширялась филогенетически. Гадамер в исследовании «Диалектическая этика Платона» резюмирует зависимость родов удовольствия от блага; найденная к нему мера — основа удовольствия. По Платону, «благо есть прекрасное». Аристотель дополняет понимание «удовольствия», оно — нечто цельное, обладает полнотой совершенства и отвечает целям совершенной деятельности 7. Таким образом, удовольствие на основе меры есть вкус античности, мера как единство блага, красоты и истины изначально включена в эстетическое отношение. Гипотетически можно полагать, что киник нигилистически относился к культурным ценностям, отрицал красоту как меру и его «вкус» стремился к без-образности. А.Ф. Лосев справедливо называл античный кинизм «эстетикой безобразного» 8.

В Новое время понятие вкуса, главным образом, применительно к искусству и литературе, стало центральным, и эстетика часто [42] называлась наукой о вкусе. Постепенно вырисовывается многогранный образ вкуса. Д. Юм называет вкус посредником между разумом и чувствами, характеризует «впечатление» как обладающее целостностью, оно нечто большее, чем чувства. Вклад Юма в философию вкуса куда значительнее, чем принято считать. Можно с определенной уверенностью утверждать в связи с Юмом, что синэстезисность вкуса равна впечатлению. Философ проложил путь к феноменологии вкуса, сказав, что вкусом открываются «истинные области человеческого», вкус дает почувствовать «разницу между добродетелью и пороком». Тезис Юма о тождестве личности в связи со вкусом дает определенную подсказку для решения современной проблемы тождества человека со своим Я. Вкус — показатель тождественности Я. Нет вкуса — личность не сложилась или распалась. И наоборот.

И. Кант, вслед за Юмом, существенно продвинул вкус к полноте антропологического статуса 9. Субъективность вкуса, по Канту, убеждает нас в целесообразности человеческой природы. Не следует ли видеть в целесообразности вкуса эволюционную роль и способ осуществления культурного разнообразия человеческих индивидуальностей? Удовольствие в гармонии с эстетическим делает его необходимым. Вкус располагает собственной масштабностью и мерой собственных сил. Мера, по Канту, есть «величина, равная себе». Вкус как мера целесообразного организует пространство деятельности и отношений, создавая «устойчивость мира для человека».

Рассматривая вкус аналитически (по качеству, количеству, целям и модальности), Кант увидел связь вкуса и нравственности. Нравственный вкус — суждение о ценностно-хорошем. Свободный нравственный вкус — не тот, «что играет с предметами удовольствия, а тот, что обнаруживает нравственный образ мыслей». Взаимодополнение нравственного и эстетического во вкусе характеризует высший вкус и имеет важное значение для кризисных времен. Высшие вкусы подобны живым импульсам в культуре, благодаря им растут «метафизические тела» культуры (М. Мамардашвили). [43] Утрата ценности красоты, как и способности суждения о ней, то есть вкуса, означала бы антропологическую катастрофу. Там, где красота, а вместе с ней — добро и истина, теряют смысл, человек оказывается по ту «сторону культуры и человечности». Критически осмысленный Кантом вкус возлагает ответственность на эстетическое, что, по нашему мнению, ставит красоту в центр антропомерного принципа. Подлинный вкус делает возможной самооценку Я и оценку антропологически сущностного бытия. Глубинные структуры онтологического Я сопричастны бытию через эстетическое, т.к. красота антропомерна, и она делает антропомерным вкус.

Вопрос об антропомерности красоты крайне важен в эпоху кризиса культуры и ценностей. Духовная красота антропомерна и подвигает человека к творчеству во все времена, можно сказать, что она беспредельна; предметная же красота материального мира конечна, и имеется опасность утраты антропомерности ее критериев.

Эстетический вкус — способность чувственного восприятия красоты и оценки на основе меры. Вкус антропомерен, связь красоты и вкуса — многоаспектна. Как явление сознания, вкус — рефлективный, «понимающий» красоту. Вкус феноменологический — интуитивно рефлективный и онирический, «проникающий» в меру. Онтологический вкус существует в определенном качестве своей экзистенции. Креативный вкус — направленный, творчески преобразовательный, достигающий цели, реализующий весь состав возможностей. Антропомера задает вкусу реальные типы отношений. Прекрасное — онтологическая причина вкуса: реализуясь в творчестве прекрасного, вкус возвращает к бытию его образ, преумножает бытие прекрасного. Культура доказала способность к самовосстановлению, и роль вкуса в функции «аутопоэсиса» (Н. Луман) очевидна и первоочередна.

Обращаясь к проблеме метафизической образности красоты, мы снова находим единство высших ценностей. Первый опыт априорного знания о прекрасном как духовном акте принадлежал Платону. И уклонение человека от духовной способности, сделавшей его человеком, имеет тяжкие последствия. Культура обязана своей «потребностью» в духовном переживании неоплатонизму. [44] У Платона Красота проистекает от Духа, в нем она тождественна с Благом. И душа, становясь духовной, наделяет вещи красотой. Назначение искусства — «заменить телесное зрение, пробудив духовное» 10.

Принцип всеединства истины, блага и красоты развивается в эстетизированном христианстве Владимира Соловьева 11 и его школы. «Абсолютное осуществляет благо чрез истину в красоте», пишет он. Единство трех сил направляет человека к красоте, любовь к ней придает вкусу живое восприятие мыслящего существа и очарованность красотой. В глубоком смысле, на наш взгляд, истинный вкус — «очарованный в бытии», в экзистенции же такой вкус — «софийность, ищущая преображения» (С. Булгаков) 12. В способности вкуса преобразить «страх и заброшенность» в творческое состояние видится экзистенциальная альтернатива «заботе» Хайдеггера. Утрата метафизики красоты в ХХ веке обернулась трагедией духа, инерционные силы неспособны долго держаться на бездуховных стимулах.

Экскурс в историю философии показал не только изначальность меры в составе эстетического отношения. Антропомерность как принцип включает красоту и ее оценку во все отношения человека с миром. Антропомерность дает представление о полноте бытия и понимание целостности человека. Место и статус вкуса в философской антропологии давно заявлены, обозначены и определены. Вкус из явления в науке эстетики был перенесен в сферу культуры: уже Гегель заметил системную целостность вкуса, поставив его на пьедестал культурологии, подобно произведению искусства, для обозрения публикой. Вкус как антропологическая способность в абстрактном смысле и есть действительное произведение исторической культуры, выработанная веками способность.

Философская антропология вкуса не может обойтись сегодня без подходов феноменологии и экзистенциологии. Обращаясь к ним, только и можно увидеть вкус как экзистенциальный способ бытия. [45] Вкус есть способ (или талант) овладения мерой, в том числе и художественной. Овладеть мерой — значит проникнуть идеально в предмет, интуитивно познать его, увидеть невидимые глубинные его свойства, структуру. Г. Башляр назвал подобное «изоморфностью образов глубины»: «Грезя о глубине, мы грезим о нашей глубине. Грезя о тайных качествах субстанций, мы грезим о нашей тайной сути» 13. «Онирическое» проникновение в предмет и овладение его мерой тем глубже, чем духовнее вкус, он овладевает мерными свойствами, подчиняя себе память, воображение, он играет с разумом в опыте овладения мерой. Вкус рефлективный направляет чувство, интуицию на другой предмет, сравнивает меры, выносит из внутреннего «метафизического пространства» сознания, передвигает предмет в другое время и т.д. На внешнем уровне он выносит оценку, приговор, чувствует то, что чувствует, говорит, что думает, поступает в соответствии со своей антропомерой. «Удовольствие — неудовольствие» — внешнее его проявление. Говоря об синэстезисности вкуса, мы имеем в виду свойство энергии объединять, соединять собою все в общем чувстве, целостном впечатлении, т.к. его мера — целостна и установочна. Целостность вкуса определяется, с одной стороны, мерой как своей установкой. С другой — собственной синэстезисной природой. Синэстезисность вкуса — впечатление разума. В лице вкуса мера имеет свое непосредственное выражение, в лице меры — вкус имеет антропомерную основу. Вкус и мера антропомерно согласованы, в мере закреплены как когнитивные, так и бессознательные установки.

Вкус не только способность эстетической оценки, но и феноменологический акт, феноменологический образ действия, названный нами перформативным. Вкус как феномен — перформативен, он феноменологически подключен к содержательному действию, где творится форма (пример: «чашность чаши» Хайдеггера). Перформативность вкуса — феноменологическое действие, энергия духа: творец много раз переделывает то, что не дается, не соответствует его вкусовой мере. Вкус в перформансе демонстрирует энергию [46] творческого состояния и эстетического переживания, где вкус воздействует игрой воображения со смыслами (антропомерными или другими), приближаясь к желаемой цели или форме. Мы назвали его вкусом перформации на кончике пера, кисти, резца, т.е. воздействием, перформансом вкуса. Воздействием эстетического духа посредством вкуса, состоянием прекрасного или предчувствия его. Поэтому в онтологическом плане — «вкус очарованный в бытии». Благодаря очарованности своей экзистенции, вкус способен к перформативности. Целостное состояние онтологического Я, по нашему мнению, недооценивается как человеческий ресурс и выявляется в философско-антропологическом подходе. Онтологическое Я — это целостность Я, его самость. Вкус всегда выражает Я, если он — вкус.

Что составляет антропологическую основу онтологического Я? Единство с миром обнаруживается в актах соразмерности с нашим Я, границы мира расширяются вместе с его значимостью, т.е. ценностью для меня и смыслами, которые мы извлекаем феноменологически, путем различения, поиска «своих» смыслов. Как говорил М. Мамардашвили, в подобных случаях мы извлекаем смысл из «невербального корня бытия» 14.

Итак, эстетический вкус сопричастен бытию. И предмет, и отношение к нему имеют антропомерную форму, функционально отвечают требованиям вкуса. Благо, истина и красота воплощены во вкусе, объединяя чувство и мысль в интенции сознания. Эстетический вкус антропомерен в оценке и феноменологическом перформативном действии, что и характеризует вкус как необходимую антропологическую способность и как целостное Я. Проблема вкуса, таким образом, выражает сущностную структуру человека, его меру как первоначало всех отношений с миром. Эстетическая антропология вполне вписывается в философскую антропологию с помощью принципа антропомерности вкуса.