Протестантизм, антикатолицизм и британское национальное самосознание Нового времени

[35]

В 1707 г., после слияния парламентов, завершился начавшийся с появлением в 1603 г. общего короля процесс слияния Англии и Шотландии в единое государство, получившее название Великобритания. Еще раньше, в XVI в., произошло включение Уэльса в состав английского королевства. К тому моменту, когда в состав Великобритании вошла Ирландия (1800 г.), понятия «британцы» и «англичане» стали синонимами, британцами называло себя подавляющее большинство шотландцев и валлийцев. С ирландцами этого [36] не произошло. Британцами считали и продолжают считать себя только протестанты, живущие в Северной Ирландии (Ольстере). Современный британский исследователь Х. Маклауд отмечает, что силы, связывавшие Англию, Шотландию и Уэльс воедино (в отличие от преимущественно католической Ирландии), в период до 1945 г. преобладали над центробежными тенденциями. Он выделяет три общих компонента британского единства: протестантизм, единую монархию и совместное участие в строительстве империи 1. Следует отметить, что и две последние составляющие также имели протестантскую окраску.

Характерно, что уже сам термин «протестантизм» предполагает не просто наличие определённой теологической позиции, но и антагониста, с которым нужно вести постоянную борьбу. В Британии XVII-XIX вв. понятие «протестантизм» употреблялось почти всегда как синоним понятия «антикатолицизм», и почти никогда — для определения принадлежности к конкретной протестантской конфессии, например, Церкви Англии или Шотландии. Зарождение антикатолицизма как «части национальной идеологии» Ч. Вейнер относит к рубежу XVI-XVII вв 2. В это время произошли такие события, как реставрация католицизма в период правления Марии Тюдор (1553-1558 гг.), сопровождавшаяся казнями протестантов, разгром испанской «Непобедимой Армады» (1588 г.), раскрытие организованного преимущественно католиками «порохового заговора» (1605 г.), имевшего целью взрыв здания парламента. Все эти действительные факты явились толчком для формирования антикатолической мифологии, в рамках которой любая реальная или потенциальная угроза Англии (впоследствии — Британии) рассматривалась как проявление всемирного католического заговора, возглавляемого папой римским. Иллюстрацией может служить надпись, сохранявшаяся до 1831 г. в основании колонны, воздвигнутой в память о «Великом лондонском пожаре» 1666 г. Вопреки выводам парламентской комиссии, обнаружившей лишь естественные причины возникновения пожара, текст надписи объявлял его делом рук католиков, осуществлённым «с целью реализации их страшного заговора по ниспровержению протестантской религии и введению папизма и рабства» 3.

Характерной чертой британского антикатолицизма являлось переплетение двух его составных частей: собственно религиозной и политической. Протестантизм прочно ассоциировался со свободой (считавшейся производной от свободы чтения библейского текста) и процветанием, католицизм — [37] с деспотическим правлением и экономическим застоем. Даже в памфлетах конца XIX в. — времени значительного смягчения и затухания антикатолических настроений, подчеркивалось, что всеми своими достижениями Британия (как и другие протестантские страны) обязана Реформации, а Испания, Португалия и латиноамериканские государства своим упадком — «папизму» 4. «Протестантизм должен быть верховным законом Англии, или Англия падёт», — отмечал автор одной из брошюр 5. Параллельно немалое внимание уделялось обличению чисто религиозных «грехов» католицизма. Отмечалось «пренебрежение к Библии», «аморальность духовенства», «предрассудки», отсутствие «истинных стандартов христианской святости»  6.

В XVII в. религиозная составляющая антикатолицизма преобладала над политической. Католицизм рассматривался прежде всего как проявление «худшего из грехов — идолопоклонства», как религия, не имеющая библейского основания и языческая по своей сути, папа прочно ассоциировался с Антихристом 7. События этого столетия вполне укладывались в рамки антикатолической мифологии, а центральным моментом в битве «добра» (протестантизма) со «злом» (католицизмом) стало впоследствии считаться воцарение на британском престоле Вильгельма III Оранского (1688 г.) — нидерландского протестанта, свергнувшего католика Якова II Стюарта с целью, как говорилось в официальной декларации, «сохранения и поддержания установленных законов, свобод и обычаев», а также «других законов, необходимых для сохранения и безопасности протестантской религии» 8. Протестанты, не принадлежавшие к Церкви Англии (диссентеры), в 1689 г. получили свободу вероисповедания, а гражданские и политические права католиков как лиц, подозреваемых в потенциальной нелояльности, подверглись дальнейшему ограничению. Во время коронации, согласно новому тексту королевской присяги, Вильгельм и его супруга Мария поклялись поддерживать «протестантскую реформированную религию, установленную законом» 9. Это положение присяги сохранилось до сего дня.

В 1701 г. был принят «Акт об устроении», исключавший возможность получения короны католиком или женатым на католичке. На престол мог претендовать только протестант, который после получения короны должен был присоединиться к Церкви Англии 10. Если учесть, что в Шотландии [38] статус «установленной» в 1690 г. получила пресвитерианская Церковь (в Уэльсе государственной считалась англиканская Церковь), а единый монарх Англии и Шотландии, стал, по английскому образцу, её светским главой, то протестантский характер монархии был, несомненно, одним из факторов, облегчивших достижение окончательного единства в 1707 г. (заслуживает упоминание и использование Церковью Англии и Шотландии одного и того же варианта библейского текста — «Библии короля Якова») и впоследствии его скреплявших.

В XVIII столетии религиозный аспект антикатолицизма всё чаще увязывался с теми или иными политическими событиями. Л.И. Ивонина датирует окончание эпохи общеевропейских конфессиональных конфликтов серединой XVII в., считая возможным в последующих событиях видеть лишь их «гулкое эхо» 11. Однако в британском обществе и на протяжении большей части XVIII в. преобладало мнение о религиозном характере войн, в которых участвовала страна, тем более что противником чаще всего оказывалась католическая держава — Франция. В 1702 г., вскоре после начала Войны за испанское наследство (1701-1714 гг.), палата лордов приняла декларацию, в которой отмечалось, что война с Францией ведется с целью защиты религии, свободы и собственности. Во время Семилетней войны (1756-1763 гг.) союзник Британии прусский король Фридрих Великий получил прозвище «протестантский герой», а действия французского короля Людовика XV представлялись многим не более чем исполнением воли папы. Проповедь одного из англиканских священников по случаю успешного завершения конфликта имела название: «Триумф израильтян над моаявитянами, или протестантов над папистами». Даже выдающийся английский художник У. Хогарт, критически относившийся к духовенству всех конфессий, в полной мере отдавал дань антикатолическим настроениям. На гравюре «Завоевание», появившейся в начале войны, Хогарт изобразил голодных, плохо одетых французов, неохотно готовящихся к вторжению на Британские острова. Зато явно счастлив католический монах, приготовивший орудия пыток для вразумления английских «еретиков». Такая интерпретация событий вполне соответствовала представлениям общества, в котором «Книга мучеников» Дж. Фокса (1563 г.), рассказывающая о страданиях протестантов во время правления Марии Тюдор, была, как отмечает Л. Колли, едва ли не единственной книгой, имевшейся даже в домах рабочих 12.

«Правь, Британия, морями, британцы никогда не будут рабами», — утверждал поэт Дж. Томсон в получившей широкую популярность оде (1740 г.). [39] Естественно, предполагалось, что в рабство британцев хотят обратить папа и католические страны. Томсон был шотландцем, и этот факт был одним из свидетельств формирования уже в первой половине XVIII в. значительного идеологического единства. Попытки Стюартов (шотландцев по происхождению) вернуть себе британский престол (1715-1716, 1745-1746 гг.) оказались неудачными главным образом в силу их принадлежности к католицизму. Это давало возможность представлять борьбу со Стюартами как борьбу за протестантизм и свободу. И хотя Стюарты получили поддержку и среди некоторой части шотландских протестантов, наиболее последовательными их сторонниками были именно горцы — хайлендеры, многие из которых продолжали оставаться католиками. В дальнейшем меры по протестантизации Хайленда характеризовались проповедниками как «освобождение от варварства и папизма» и превращение горцев в лояльных британцев 13.

Интересно, что Хогарт, будучи антикатоликом, при создании позитивного образа британцев подчеркивал их силу, мощь, патриотизм, достаток, весёлый нрав, никак не связывая данные добродетели с протестантизмом и считая их вполне самодостаточными. В XVIII в. столь светская позиция встречалась весьма редко, однако в дальнейшем постепенно происходит размывание протестантизма как основы национального самосознания. Этому способствовали следующие обстоятельства.

Во-первых, начиная с конца XVIII в. международные конфликты стало значительно более трудно интерпретировать как религиозное противостояние. Уже война с Францией на рубеже XVIII — XIX вв. рассматривалась как борьба с «безбожными» революционерами, ниспровергнувшими Церковь в собственной стране 14. Попытки протестантских Церквей «вписать» Крымскую войну (1853 — 1856 гг.), в которой Великобритания и Франция действовали совместно с Турцией, в прежнюю систему ценностей, приводя аргумент о большей терпимости султана к протестантам по сравнению с русским царём, выглядели не слишком убедительно. Х. Маклауд отмечает, что при оценке характера Мировых войн британское общество прибегло к светским аргументам: подчеркивалась необходимость защиты «маленькой» Бельгии от германского вторжения (1914 года) и борьбы с нацистским «варварством» (1940 г.) 15.

Во-вторых, Церковь Англии, долгое время считавшая себя оплотом антикатолицизма, к концу XIX в. утратила свой однозначно протестантский характер. Под влиянием Оксфордского движения (1830-е-1840-е гг.) произошла [40] реабилитация понятия «католический» (в значении «соборный», «вселенский»), оформились протестантская и англо- католическая «партии» в Церкви. Церковь Шотландии сохранила приверженность последовательному протестантизму. Если в конце XVIII в. наблюдатели отмечали незначительные различия между двумя Церквами, то к концу следующего века картина была совершенно иной 166. Рост плюрализма в рамках британского протестантизма серьёзно подрывал его антикатолический потенциал.

В-третьих, и это, возможно, самое главное, активно идёт процесс секуляризации, отделения религии от политики. В 1778 г. первое смягчение правительством антикатолического законодательства вызвало мощные беспорядки как в Англии, так и в Шотландии. В 1829 г. возвращение католикам избирательных прав прошло более спокойно, и всё ограничилось митингами протеста. Характерно, что вопрос дебатировался преимущественно в политической плоскости (будут католики лояльными подданными или нет), проблема допустимости уступки «идолопоклонству» практически не обсуждалась. В Викторианском обществе антикатолицизм играл ещё довольно значительную роль, но уже главным образом как фактор отторжения ирландской иммиграции.

Свидетельством поиска новых основ британской идентичности может служить дискуссия на страницах журнала «Спектейтор» (1898 г.), редакция которого настаивала на том, что успех Британии в мировых делах обеспечивает не приверженность конкретному религиозному учению, а энергичность, предприимчивость и свободолюбие людей, её населяющих и являющихся британцами по крови 17. Разумеется, и в XIX в. большинство британцев ощущало себя протестантами, что проявилось, например, в процессе строительства империи, имевшем значительную евангелизаторскую составляющую. Однако на первый план стал выходить национальный фактор.

XX столетие предлагает весьма пёструю картину. Продолжают сохраняться элементы «протестантской конституции», в частности, «Акт об устроении». Североирландские протестанты подчёркивают свою лояльность монарху Соединённого королевства как гаранту сохранения их религиозной свободы. Антикатолицизм сохраняет некоторое значение как фактор региональной политики в районах с значительным процентом ирландского населения, но чаще выражается лишь в соперничестве «католических» и «протестантских» футбольных клубов («Селтик» и «Глазго Рейнджерс» в Глазго, «Эвертон» и «Ливерпуль» в Ливерпуле).

С другой стороны, в Шотландии и Уэльсе с конца XIX в. набирают силу центробежные тенденции, на данном этапе выразившиеся в принятии решения о создании местных ассамблей (1997 г.), но в перспективе способные [41] привести к распаду Соединённого королевства. Безусловно, эти процессы можно считать прямым следствием утраты протестантского единства. Шотландцы и валлийцы склонны теперь считать себя не столько протестантами, сколько приверженцами своей, национальной Церкви. Но местный национализм имеет здесь светскую форму, иногда с языческой примесью.

Наконец, в условиях проживания в современной Великобритании большого числа приверженцев ислама, индуизма, сикхизма, буддизма наследник престола принц Чарльз планирует на будущей коронации изменить содержание традиционного титула (существует с 1521 г.) британских монархов «защитник веры», объявив себя защитником всех тех религий, которые исповедует население Соединённого королевства, а не протестантизма, подобно своим предшественникам. Если это случится, то такое действие будет означать поиск новой идейной основы для многонационального и мультирелигиозного государства, каковым является сегодняшняя Великобритания.