Современный этап развития общественных наук характеризуется вовлечением в научный оборот все более широкого круга источников, стремлением к максимально возможной полноте их использования, совершенствованием методик работы с ними.
Мемуары во все времена были популярны, интересны, читаемы. Литература подобного рода довольно хорошо исследована филологически и исторически. Гораздо меньше внимания уделено культурологическому потенциалу мемуаристики, в то время как многие авторы брались за исповедаль- [227]
ное или автобиографическое перо именно из потребности пофилософствовать о «вечных проблемах» культуры и рассмотреть с разных точек зрения смысложизненные категории.
Отметим интересный парадокс: не смотря на пристальное внимание к мемуаристике со стороны самых различных специалистов и немалый опыт как в использовании, так и в ее изучении, до сих пор нет научного определения этого понятия, которое бы удовлетворило всех. Самое приемлемое, на наш взгляд, определение предложил А.Г. Таратаковский, говоря о мемуарах «как повествованиях о прошлом, основанных на личном опыте и собственной памяти автора» (6.22-23.). Это утверждение представляется нам существенным, но не бесспорным для определения круга произведений, которые попадают в зону культурологического интереса. Мы выводим собственное определение путем уточнения некоторых положений предложенной историком Тартаковским формулы: «Мемуаристика — это повествование или размышление о действительно бывшем, основанное на личном опыте и собственной памяти автора».
Практически все исследователи отмечают, что произведения мемуаристики ярко раскрывают «дух и понятие времени» (Г.Г. Елизаветина). Но они понимают «время» в узком, «историческом» контексте. В их интерпретации мемуаристика помогает заинтересованному читателю и профессиональному исследователю глубже проникнуть в прошлое, то есть в то время, когда было создано рассматриваемое произведение, либо то, которое описывается в нем.
Никто из них не пытался проанализировать мемуары с точки зрения «времени культуры», которое предполагает, что у творений культуры есть только настоящее (Л. Коган). Если ценности культуры не живут в настоящем, не передают современникам социальный опыт прошлого, не обеспечивают их духовного общения, не влияют на развитие личности, то они перестают быть таковыми и исключаются из актуальной культуры современности.
Устойчивый читательский и авторский интерес к произведениям мемуаристики доказывает, что они выполняют все эти функции культуры в полной мере, а значит независимо от времени своего создания, включённые в систему современной культуры (актуальную культуру), продолжают оставаться в настоящем времени и занимают своё место в культурном пространстве.
Итак, культурологический подход к мемуарным источникам, как видим, отличается от исторического. Отличается он и от литературоведческого. Так, важные для литературоведов споры относительно принципов внутрижанровой классификации, формальных признаков «видов», «типов», «жанровых разновидностей» мемуарной литературы и даже наличие или отсутствие в ней эстетического начала в культурологическом исследовании приобретают второстепенный смысл. В его проблемное поле попадает весь [228]
корпус литературы, основанной на такой важнейшей культурологической категории, как «социальная память»: это и художественные, философские и публицистические произведения, написанные в жанре личных дневников, писем или путевых заметок, и собственно воспоминания, автобиографии, исповеди, дневники, переписка, литературные портреты и документальные очерки.
Все эти «тексты культуры» (Ю.М. Лотман) могут служить культурологическим источником лишь при условии критической проверки и переработки, обязательных для каждого вида источника, то есть должны быть подвергнуты экспертизе. Тем более что мемуары относятся к источникам, наиболее осложненным социальными, мировоззренческими, психологическими и другими факторами.
Культурологическое источниковение пока находится в стадии становления, поэтому, несмотря на специфичность главных задач культурологического исследования, на эвристическом этапе экспертизы источника, на наш взгляд, может быть использована методика исторического источниковедения, вследствие ее большей разработанности. Имеется в виду установление подлинности, аутентичности, надежности, достоверности источника. При разработке первых трех фундаментальных характеристик любого источника культурология может полностью опереться на опыт исторической науки в этом деле. При установлении же достоверности, то есть правильности сообщаемых автором сведений, в культурологическом исследовании возникает ряд специфических подходов.
Достоверность — комплексная характеристика источника. Она зависит от следующих его черт: ретроспективность и субъективность. Остановимся на первой. Во всех разнообразных произведениях мемуаристики общий источник — память их авторов. Поэтому между временем написания мемуарного произведения и воссоздаваемыми событиями всегда лежит временной промежуток. Он может быть как совершенно незначительным (в дневниках, письмах, путевых заметках), так и сколь угодно большим (в автобиографиях, литературных портретах, очерках, воспоминаниях). Поэтому ретроспективность — необходимая и неотъемлемая черта мемуаристики, которая тем не менее не всегда бывает положительной. При обращении к мемуарному источнику следует учитывать, что от величины разрыва между событиями, отраженными в воспоминаниях, и временем их написания в определенной степени зависит и правдивость фактических данных, и точка зрения автора. Чем больше этот разрыв, тем больше нарастает вероятность ошибок памяти. Отдаленность времени написания воспоминаний от описываемых событий множит в воспоминаниях разного рода ошибки, причем помимо забвения фактов, наблюдаются искажения, которые в экспериментальной психологии носят название «мечтательной лжи», когда «в памяти, [229]
затуманивается далекое прошлое, и желаемое выдается за действительность» (2.386.).
Такого рода механизм появления непреднамеренных заблуждений описан в новых исследованиях по психологии восприятия, в частности, в теории перекодирования американского психолога Дж. Миллера. Согласно этой теории, с попавшими в память человека данными происходит: а) уравнивание, когда многие черты воспринимаемого явления улетучиваются, а сама история принимает более схематичный вид; б) уточнение, когда некоторые из оставшихся деталей приобретают отчетливость, при рассказывании всегда упоминаются; в) ассимиляция, то есть событие запоминается в соответствии с человеческими желаниями, приобретает желаемый нам вид. Таким образом, выдача желаемого за действительное является свойством человеческой памяти (см. 5).
Однако достоверность источника зависит не только от особенностей памяти, внимания, типа восприятия, характера и условий работы над мемуарным произведением (что, конечно, следует обязательно учитывать), но в не меньшей степени от личной заинтересованности, пристрастий, политических взглядов, эмоциональной направленности, мировоззренческих ориентиров личности автора, даже от особенностей его подсознания, одним словом от типа его менталитета.
Все эти качества могут привести к искажению исторических событий, фактического материала и в конечном итоге — истины. Однако, такая субъективность мемуаристики, в отличие от других эмпирических источников, проявляется не как недостаток, дефект мемуаров, а просто как их неотъемлемая черта. Больше того, в постижении характера и причин субъективности мемуариста возникают дополнительные возможности их использования в культурологическом исследовании.
Возможен ли мемуарист, который не был бы субъективен? Возможны ли мемуары, которые были бы, так сказать, нейтральны? Отрицательный ответ на эти вопросы однозначен.
Всегда становясь отражением личности мемуариста, никакие мемуары невозможны без субъективного отношения к воссоздаваемому. Но это не значит, что авторская субъективность в произведении должна превращаться в субъективизм. Все дело в том, какая это субъективность, и что за личность выступает в роли героя воспоминаний. Если есть у него за душой жизненный опыт, знания, мысли, нравственная основа и цель — тогда его мемуары впитывают в себя все краски жизни, откликаются на многогранность времени, и, следовательно, «объективны». И никакая точность в датировке не спасет их, если герой мелок, ничтожен душою, корыстен, если взгляд его узок. «Источниковедческие исследования показали, что субъективная природа мемуаров связана с отражением в них самосознания мемуаристов, поэтому именно эта черта может служить основой для обобщающей [230]
характеристики источников данного вида», — считает современный исследователь (3.53).
Таким образом, субъективность — одна из первейших черт мемуаристики, которая нередко становится их важнейшим достоинством, условием их удачи. И та же субъективность одна из первейших причин мемуарных казусов, искажений. Всякий автор, конечно, стремится к точному воспроизведению фактов и событий, имеющих или имевших место в реальной жизни, ведь «острая динамика мемуаристики — в свободе выражения и несвободе вымысла, ограниченного действительно бывшим» (1.91.). Тем не менее именно ретроспективность и субъективность далеко не всегда позволяют говорить о достоверности, фактической точности мемуаров.
В результате, подвергая экспертизе мемуарные источники, мы, видимо, вправе говорить лишь об установке на достоверность.
К. Симонов пишет: «Всякие мемуары дают нам двойной круг знаний и представлений. Во-первых, мы через автора мемуаров воспринимаем то, что он видел и о чем написал, — людей и время… Второй круг — это круг наших знаний, представлений о самом авторе мемуаров: как автор выглядит в собственных глазах и какими глазами он видит других людей» (4.84.). Добавим упомянутый выше «временной» аспект — мы еще узнаем себя и свое время. Автор же предстает в мемуарах сразу в двух (а то и более) временах: времени описываемых событий и времени повествования. Налицо диалог культур, диалог времен, диалог менталитетов и т.п. Попутно отметим, что диалог в самых различных проявлениях вообще свойственен мемуаристике. Например, ориентированность на диалог с гипотетическим собеседником в любом мемуарном тексте очевидна. Только в одних жанрах она проступает явно и открыто (обращение к условному или номинальному адресату в эпистолярной литературе, к современникам — в путевых заметках и т.п.), а в других — в виде внутреннего диалога (с самим собой — в дневниках, со своим прошлым и своими героями — в воспоминаниях и т.п.).
При работе с огромным комплексом мемуарных источников, любой исследователь встает перед проблемой упорядочения, классификации, типологии материала. Основанием для классификации мемуаров в культурологическом исследовании, на наш взгляд, может явиться тот самый «временной» аспект, например, отношение времени создания памятника к воспроизводимому.
«Непосредственные», т. е. созданные по первым впечатлениям мемуары (дневники, записи мыслей в блокнотах, письма, путевые заметки и т.п.) репрезентируют описываемую эпоху, ее ментальные черты, т.к. это их собственная эпоха, ибо любой текст культуры прежде всего отражает свое время (время, когда он пишется) свою культуру, ее основы мировосприятия. Подобные тексты могут содержать большие погрешности в области стиля, художественной обработки, последовательности, логики. Но зато они более эмоциональны, ярки, в них подчас важную роль играют такие «мелочи», [231]
которые спустя время кажутся автору неважными, не существенными и он их опускает в дальнейших редакциях своих воспоминаний. А пока свежи впечатления, именно из этих «мелочей» складывается ментальный образ описываемого времени.
«Опосредованные» (памятью автора и прошедшим временем) записки отражают ментальные черты времени, в которое они создаются, особенности его восприятия прошлого, механизмы осмысления событий с позиций новой эпохи. Подобные тексты, как правило, литературно обработаны, отредактированы, продуманы, что делает их наиболее интересными с филологической точки зрения, но они теряют в непосредственности и остроте восприятия, а значит в меньшей степени репрезентируют воспроизводимое время, а также и своего автора, вернее отражают «нового» его, а не того, «прежнего», о котором идет речь в источнике.
Таким образом, мы можем представить культурологическую классификацию мемуаров следующим образом:
1. Мемуары-летописи (созданные непосредственно вслед за событиями, по горячим впечатлениям): дневники, письма, записки, путевые заметки и др.
2. Мемуары-воспоминания (созданные по прошествии некоторого времени, по памяти): автобиографии, воспоминания, литературные портреты, исповеди и др.
3. Художественные мемуары (созданные отчасти по памяти, отчасти с использованием записей, публикаций разных лет, собственных прежних воспоминаний, мемуаров других авторов, писем своих и чужих и т.п.): как правило, литературно подготовленные, отредактированные, художественно оформленные произведения.
Мемуарные источники могут быть как целостными произведениями, так и вкраплениями, элементами личных раздумий или воспоминаний в произведениях другого жанра и назначения. Для культурологического исследования объем и размер источника (целостный мемуарный текст или небольшой эпизод, вкрапленный в художественное произведение, научное исследование или публицистическое выступление) не имеют особого значения: в них одинаково содержится интенция самопознания, стремление запечатлеть личный опыт, поделиться собственными впечатлениями и размышлениями.
Добавить комментарий