Лекция есть органическое единство живой речи и движения смысла. Прежде всего, лекция рождается из речевого потока, из процесса говорения. Надо начать говорить, разбудить речевой центр, привести его в движение, придать ему динамику. Поэтому, вообще говоря, хороший лектор — это прежде всего человек, который как минимум, любит говорить, любит строить фразы, произносить слова, лепить образ из слов. Лектор тот, для которого сам процесс говорения — наслаждение, удовольствие, наиболее эффективный расход энергетики. Прежде содержания нужно говорить о том, какова лекция в речевом отношении: живая, энергичная, эмоциональная, завораживающая или тусклая, вялая, невыразительная, может быть, даже отталкивающая.
Тайна «звучащей философии» в том, прежде всего, что слово живет в говорении, в произнесении. Подлинное слово во всем богатстве своей явленности — слово произнесенное, сказанное. С этой точки зрения становятся понятными сетования Платона по поводу изобретения письменности — Платон, как известно, считал это изобретение катастрофой, ибо слово превратилось в значок на бумаге.
Первоначальное слово — это слово в мифе. Оно передавалось в комплексе с музыкой, телодвижениями, темпоритмом, целостной атмосферой действа, включавшей, конечно, и эротическое [230] начало. Ницшевское дионисийское — это и полновесное слово в буйстве оргийного действа. Лекция — это прежде всего стиль, форма.
Лекционное действо начинается с вполне «материальных», чувственных факторов, с приведения тела в активное, деятельное состояние, с рывка. Опора на стул, глубокий вдох, полузадержанное телесное движение навстречу слушателям.
Первоначальный вдох неотъемлем от вдохновения. Вдохновение — непременный участник начала лекции, постараться вызвать его желательно любыми способами, вплоть до чашки крепкого кофе (лучше не алкоголем). К сожалению, как правило оно приходит или не приходит само…
Самое трудное и важное для внутреннего раскрепощения — взглянуть на слушателей открытым взором, обозначить свое предстояние перед ними, утвердить свое бытие среди них. Придя в аудиторию, я уже «не у себя», я среди других, и эти другие должны стать не Адом, а Раем. Я должен полюбить своих слушателей, чтобы они полюбили меня. Безбоязненно глядеть на слушателей, оставаясь самим собой, начать жить с другими (ибо лекция это не «чтение лекции», а форма жизни с другими), перед лицом других. Если лекция «не идет», если читаешь плохо, самое трудное глядеть в глаза слушателям: читаешь в них сожаление, разочарование, даже своеобразный испуг…
Речевой поток встречается на лекции со смысловым потоком. Под смысловым потоком я понимаю живую жизнь содержания. Речь и смысл образуют единый пространственно-временной континуум, процесс и объем, в котором я, лектор, существую. Движение смысла — это идеальное, духовное. В то же время оно носит вполне физический, осязаемый характер. Живя в смысле, я продлеваю себя, свое тело в пространство слушателей, в пространство аудитории.
В речевой деятельности оживает сознание. Подлинно живущее сознание, ясное, мощное, свободное, работающее с четкой предметностью — это и есть философская лекция. «Мышление вслух» — так определял философию Мераб Мамардашвили, сам величайший мастер чистого мышления, мышления как такового. Тут прежде всего работает феноменология Эдмунда Гуссерля. Жизнь смысла как внимательное вслушивание, вглядывание в собственное сознание, ощупывание его, построение голограммы предметностей, содержащихся в нем.
[231]
Каковы основные признаки «нормального чтения»? Проверка на органичность, ощущение внутренней естественности, соответствие художественным интуициям, вопрошение себя, диалог с самим собой. Жизнь с мыслью как с любимой женщиной. Глубинное внутреннее воспоминание, даже «припоминание», как точно обозначает это Платон. Припоминание можно понять как прорыв в чистое сознание, даже в Абсолютное Сознание, Сознание Вообще в его космических измерениях. Не в этом ли дополнительный смысл философии космизма?
Смысловой пласт лекции черпается отовсюду, и далеко не в первую очередь из подготовленного накануне материала. Нет ничего хуже, чем излагать подготовленное, прочитанное накануне, судорожно «припоминая» вчерашнее. Так бедняга-школьник отвечает на уроке. Текст лекции рождается из всего объема сознания, из всего богатства ассоциаций, из свободного импровизирования. И предмет давних размышлений, и более или менее отдаленные воспоминания, и попытки заново увидеть старое, и случайно пришедшие в голову мысли — все идет в дело. Хорошая лекция каждый раз рождается из всего того, что ты знаешь. Между прочим, лучшая лекция та, которую как бы не ты читаешь, а которая читается сама. Не ты ведешь, а она ведет тебя точь-в-точь как сенековская судьба. Движение смысла в лекции — это движение «понимающего переживания».
Лекция — это творчество, да и не просто творчество, а подлинное «творение из ничего». Реальная лекция возникает «здесь и теперь», (порой это в какой-то мере имитируется). Все из чего предстоит «родить» лекцию — только материал, исходный сырой материал, он еще должен начать жить. Лекция — поступок, событие, она должна «случиться». После действительно состоявшейся лекции я — другой, слушатели — другие и другое пространство зала. Если я после лекции не «трансцендировал» за собственные пределы, не стал другим, не изменил свое внутреннее состояние — лекции не было.
Лекция — это живое общение со слушателями, это зрелище и диалог, она всегда театральна. Лекция, вообще говоря, создается в пространстве зала, аудитории. Моя мысль там, а не в голове. То же самое происходит, когда поет настоящий певец, играет подлинный артист. Певец «поет залом» (если можно так выразиться), артист «играет залом». Голос певца структурирует пространство, и одновременно существует в нем.
[232]
На лекциях Мераба Мамардашвили поражало чувственное, телесное, физическое присутствие мысли в зале, в аудитории. Мысль Мамардашвили была несомненна, потому что ее можно было ощутить, «пощупать», увидеть ее голограмму. Мысль Мамардашвили была живой идеальной структурой, живой энергетической пульсацией пространства аудитории. Для самого философа она была такой же внешней, объективной «вещью», как и для нас. Невольно на ум приходит представление древних греков о телесности мысли и телесности слова.
Важную роль играет пульсация речи, темпоритм дыхания (в каком-то плане сам «забор воздуха» рождает мысль), паузы, зоны молчания (случайные или преднамеренные). Все это работает на создание художественного образа мыслящего философа. И все — через жест, слово, фразу. Живую лекцию создает скульптурность мысли, скульптурность фразы и слова.
Добавить комментарий