Даная, или кислотный дождь искусства

На мастер-классе в Санкт-Петербурге 7 — 11 июня 2002 года художники-живописцы Санкт-Петербургской Академии современного искусства, руководимые ее председателем Феликсом Волосенковым, провели 10 июня 2000 года акцию «Кислотный дождь Данаи». Ф. Волосенков, А. Загоскин, А. Задорин, Л. Казбеков, В. Лукка и Н. Сажин, условно разбив картину Рембрандта «Даная» на шесть частей, написали соответственно шесть фрагментов картины. Составив композицию из фрагментов, — каждый из которых был написан в узнаваемой авторской манере, — они получили «оригинальный» шедевр, который приблизил «Данаю» к сегодняшнему мультикультурному состоянию сознания зрителя: «Даная» замерцала осколками воображения. Замысел же художников был мятежным — облить картину кислотой во дворике Эрмитажа. «Кислотный дождь» директор эрмитажа Б. Пиотровский, посчитал это издевкой, акцию запретил, разрешив при этом художникам провести субботник в Саду Эрмитажа.

Радикалов и бунтарей современного искусства, нон-конформистов Газо-Невской чеканки 70-х годов попытались втиснуть в образ классиков живописи, учителей, дающих уроки «бунта» и «сопротивления» подрастающему поколению. (Замечу в скобках, что современных радикалов ничто так не раздражает, как предыдущее, «состоявшееся» поколение бунтарей.) Выдав бесплатно краски и холст и заставив писать каждого на тему «Эрмитаж» (тема Мастер-класса 2000 года — «Эрмитаж»), организаторы и спонсоры мастер-классса не ведали, какие болевые точки уязвленного самосознания «современного живописца» задевали и каких драконов Эдема пробуждали. Парад смертей, возглавляемый Богом, человеком, субъектом, автором, картиной, метафизикой, шествующий мимо худоржника-радикала в ХХ веке, казалось бы, его самого не коснулся: он вне колонны, он зритель, хотя и не на трибуне. Молчаливый созерцатель, который без сожаления, но и без «ату их» провожает выработавших свой рессурс, а потому уходящих со сцены актуальности культурных образований.

Художник, работающий в жанре картины, — жив, еще жив, но радикальные авантюры, как кажется, покинули это пространство.

Поливая кислотой и унижая картину (хотя каждый из живописцев имел собственную версию происходящего — возвеличивая, например, тем божественным дождем, который нисходил на нее), которая по правилам мастер-класса должна была остаться в собственности его организаторов, они уплотняли время разрушения, но более концетрировали недовольство своей нынешней позицией: картина нынче — уже не предмет поклонения, не разговор с Богом, не воплощенный образ жизни, протеста и чистого творчества, неведомый другим, не арт-профессиям. Сегодня картина —скорее, объект коммерческий и декоративный, чем эстетический и этический. Есть мнение, что картина уже умерла.

Академики-живописцы выливали не кислоту, но скопившееся раздражение на отсутствие внимания к живописи, искусству, художнику. Они протестуют против властных порядков денег, иначе выстроивших иерархию престижа в современной культуре, против избыточности «художественной» красоты в мире, против шедевров старых мастеров, мешающих жить современным, против девальвации роли живописца, против того, что художником может теперь называть себя каждый, против перформансистов, которые тем известны, что делают плохо то, что может сделать каждый («а мы покажем, что такое настоящая художественная акция») и многого другого.

Акция прошла во дворе музея Этнографии, ни возмущения, ни столпотворения людей, ни любопытства у случайных свидетелей не вызвав. (Кроме «акционистов» и меня на самой акции присутствовала арт-критик и философ Г. Хайдарова.) Будничность — приговор радикализму. Не обошлось, правда, без побочного открытия: кислота встраивалась в технический прием обобщения — способ «довести» разнородные изображения до удоветворяющией авторов цельности произведения.

Во время «кислотного дождя» господствовала атмосфера иронии, полу-смущенного веселья (которую не увидишь в ритуальной серьезности «профессиональных» перформансистов), точнее веселья от смущения. Пуд общей соли разъел границы самоутверждения каждого. Все много раз обсуждено, стратегии друг друга отработаны за годы, воплотились в картинах, отпечатались вмятинами на старых креслах в мастерских.