Основные версии гуманизма

[135]

Гуманизм как мировоззренческий принцип осмысляется и получает свои первые понятийные выражения у истоков цивилизации, сделавшей его основанием своей ценностной системы. С самого начала Протагор придал ему фундаментально определительное значение: «человек есть мера всех вещей — существующих — в том, что они существуют, не существующих — в том, что они не существуют».

Идеологи Ренессанса придали ему адекватную антропоцентристскую форму оппозиции «вне» и «анти» человеческому, равно как и «сверх» человеческому. Просветители гомогенизировали гуманизм требованиями, понятиями «всеобщего равенства», «справедливости» и «свободы». Гуманизм в подобных абстрактно-всеобщих формулировках стал знаменем формирующегося в буржуазных революциях либерального общества. После эйфории XVII–XVIII вв., наступила закономерная эпоха проблематизации гуманизма. Смутно-неопределенный образ «человека» — референта гуманистических высказываний был заменен или же конкретизован уже в Новое время и окончательно в XIX веке (Дарвин) категориями «человечества», «социальной и этнической общности», «индивидуальности». Проблематизация проходила в форме вопрошающе-проясняющей смысловой конкретизации гуманистической риторики: к примеру, никто не спорит, что многие люди стремятся к благу, равенству, справедливости, братству, свободе — но что же означают сами эти понятия?

Самое же главное заключалось в том, что если раньше, до Нового времени, гуманизм был заведомо нереализуемым идеалом в отношении возможностей обеспечения всех людей жизненными благами, то после индустриальной революции он, как социальный проект, был переведен в реалистическую плоскость. Если до индустриального общества XIX века гуманизм имел сугубо теоретические формы гносеологического, онтологического и методологического принципов, то теперь он стал идеологической формой социальных преобразований.
[136]

Как только он стал «реальным гуманизмом» внимание людей повернулось к определению сразу появившихся, связанных с ним вопросов: «Кто будет реализовывать социальные преобразования и на каких основаниях?». Так, собственно, и возникла современная форма проблематизации гуманизма: определение адекватных носителей, то есть тех, кому это действительно необходимо; состава; внутреннего ранжирования и рационально проясняющего обоснования гуманистических ценностей.

Разные современные формы гуманизма по-разному решают эти проблемы. И хотя каждая из них имеет свои резоны, свои логики, свой «электорат» — главное то, что они сходятся в человеколюбии и тем самым противостоят антигуманным тенденциям в самом развитии человечества. Попытаемся представить основные из них, пользуясь уже обозначенными ранее проблемными критериями.

Возникшим исторически первым и продолжающим существовать и поныне является религиозный гуманизм. Можно назвать две наиболее яркие формы — христианского и буддистского гуманизма. Различия в онтологиях и антропологиях не мешают существенным совпадениям в эмансипационном настрое и предлагаемых путях любви и ненасилия. Спасение от смерти и страданий, нравственное преображение — доступно всем, кто уверует и будет трудиться над собой под руководством организации людей, через поколения которых передается благодать Спасителей. Слабыми сторонами религиозного гуманизма являлась их оппортунистическая политика в отношении порядков социального отчуждения и господства.

Появление либерального или «буржуазного» гуманизма было прорывом в человеческом развитии, когда были сформулированы и легитимированы важнейшие социальные ценности «свободы», «равенства» и «братства». Если первая форма гуманизма совпадала в своем появлении с так называемым «осевым временем», утвердившим приоритет духовных ценностей в человеческом развитии, то вторая форма добавила важнейшее социальное измерение. Вряд ли правомерно говорить о том, что это фазы одного процесса, все возникающие новые формы не заменяют старых, которые сосуществуют и периодически обновляются. Либеральный гуманизм имеет в принципе светское, естественнонаучное, антропоцентристское обоснование, хотя и может прибегать к риторике пантеистических или деистических традиций.
[137]

Методологические установки и одновременно высшие ценности либерального гуманизма: индивидуализм и свобода. Методологический индивидуализм не дает видеть особый социальный уровень групп и групповых структур как отдельных онтологических образований в их взаимодействиях. Потому и «человек» здесь — абстрактный индивид, обладающий изначальными вечными естественными правами, которые общество как некая договорная структура обязана постоянно подтверждать и укреплять. Данная схема была бы удовлетворительной, если бы не подмеченный некоторыми философами фундаментальный изъян. Это неявное допущение, что все люди равны по своим прирожденным способностям, которое есть умолчание или же удобная непроясненность. Это еще было бы извинительно в качестве абстрактного посыла, первого шага на пути дальнейшего развертывания размышлений о человеке. Однако на том и остановились, более того, сделали этот посыл прирожденного равенства основанием великих гуманистических манифестов типа знаменитых французских и американских «Деклараций». Впрочем, это было в свое время закономерно и оправданно. Большинство образованных людей верили как в очевидное — в исходное равенство талантов и способностей большинства детей, которое губит несвобода и невежество. Тем более, как известно, эмпирическая психология и конкретные социологические исследования появляются лишь во второй половине XIX века — первой половине века ХХ. Малая часть проницательных людей, подозревавших обратное, предпочитала помалкивать: массы вряд ли пошли бы в революции под иными лозунгами, нежели «равенство» и «братство». Но сила абстрактного либерального гуманизма именно в его убедительности и «справедливости» для абстрактных, то есть невежественных, необразованных умов, «масс», о чем в свое время говорил, хотя и по другому поводу, Гегель в статье «Кто мыслит абстрактно?». А массы, как известно, двигают выборы и революции. Именно абстрактность, декларативность либерального гуманизма, как и его индивидуализм стали мишенью критики и отправной точкой формирования другой формы гуманизма, сознательно утверждающего ценности коллективизма и солидарности в качестве базовых.

Холистская форма гуманизма была развита усилиями немецких философов классической школы: Гегеля, Фейербаха и, конечно же, Маркса. [138] Гегелевская идея отчуждения и исторического становления свободы, философский антропологизм Фейербаха были переработаны и синтезированы Марксом в его гуманистической концепции. Представляется, что марксистский гуманизм в отличие от либерального вводит две принципиальные новации.

Во-первых, концептуализируется порождаемое самими же людьми, противостоящее им же, негативное и порабощающее «социальное зло». Речь идет о социальном отчуждении — тайне и истоке большинства человеческих злосчастий. Во-вторых, фейербахианский концепт «родовой сущности» человека получает интерпретацию в терминах «социальной группы» и «исторического развития».

Этим был достигнут новый уровень абстрагирования и, одновременно, конкретизации в понимании человеческой природы, того, что же есть «человек» как предмет гуманистического внимания. Отдельный индивид, абстрактный «человек как таковой» либерализма был заменен «исторической сущностью» человека, «ансамблем всех общественных отношений», представимым каждый раз в совокупности типичных «социальных характеров».

Слабые стороны классического марксистского варианта гуманизма выявились в ходе социопрактических попыток его реализации. Занявшись политикой на втором этапе своей деятельности, Маркс на деле перешел с позиций «родового гуманизма» на позиции групповых предпочтений, выбрав в качестве фаворита социальную силу совсем не подходившую на роль лидера социальных преобразований. Эта «слепота» была оборотной стороной холистского гуманизма, для которого важны прежде всего интересы целого, сообщества и блекнет, исчезает из фокуса внимания индивидуальность. «Массы» составляют силу революционного потока, взламывающего плотины систем порабощения, однако направляют его группы левых, идеалистически настроенных интеллектуалов. Они и есть, как показал богатейший революционный опыт ХХ века, истинный субъект гуманизации остального общества. Или же его тоталитаризации, как «неудачи» коллективистического гуманизма.

Между тем, модернизация, проходившая в странах Западной Европы в XVII–XIX вв., привела к появлению «массового общества», когда через либерализацию общественной жизни и массовое образование [139] появилось невиданное ранее множество людей с персонализующимся сознанием. То, что раньше было привилегией властвующей элиты — личностное развитие, становится чрезвычайно привлекательной общественной ценностью. Не абстрактный человек с его вечными правами, не партия или класс, а неординарная творчески сильная личность с почти божеским статусом — стали вожделенным идеалом. Подобные существенные ментальные подвижки нашли свое выражение в новых версиях индивидуалистического гуманизма — в его элитарной и либерально-персоналистской версиях.

Как не парадоксально, однако хотя ницшеанство сознательно и эпатажно конфликтует с христианской и либеральной формами гуманизма, но, вместе с тем, делает заявку на «переоценку всех ценностей» и создание морали будущего человека, для которого предшествующие люди только переходная стадия. И эта мораль была предложена, и имела много сторонников, и совсем не обязательно только примитивных (национал-социализм). Ницше не защищает интересы отдельной локальной группы, а представляет интересы одной всеобщей категории человечества, противостоящей другой по интеллектуально-волевым качествам — «в интересах будущего человечества». Они есть в любом народе, это, пользуясь более поздним гумилевским термином, «пассионарии» — активистская часть человечества. Именно они — подлинный субъект большинства творческих и исторических событий. Гуманизм и любовь должны быть нормой жизни внутри этой категории «настоящих людей», остальные — низведены до уровня слуг, ручных животных. Ницше в «Воле к власти» туманно распространяется о «подготовке будущей революции», «часе Х», когда власть на планете перейдет в руки «сверхлюдей».

Может возникнуть вопрос: «Да гуманизм ли это?». Полагаем, что да, только так сказать «элитарный», в котором критерии «человека» резко укрупнены до обязательности личностной яркости, творчества и сильной жизненной интенсивности. И, далее, речь идет именно о всеобщей категории человечества, присутствующей «во всех племенах и расах». В этом плане ницшеанство вряд ли существенно отличается от марксизма — здесь ведь также вначале предполагается борьба и геноцид эксплуататоров, с тем, чтобы перестроить общество.
[140]

Ницшеанство, как и любая другая элитарная концепция, раскалывает человечество. Это, может быть, и имело некий смысл, но лишь при условии решения нерешаемой проблемы «критериев и судей». Более удачной формой развития гуманизма в индивидуалистической плоскости следует признать экзистенциализм.

Экзистенциализм аппелирует к каждому человеку, побуждая его проснуться от зачарованности повседневностью и заурядностью, начав собственный проект существования. Гуманизм тесно увязывается с ценностями самобытности и творческого активизма, которые, не навязываясь всем, становятся общественно престижными. Экзистенциализм пытается соединить умеренный социальный активизм борьбы за мир, права меньшинств, экологию с внутренней душевно-самоопределительной работой.

Современные последние наиболее заметные формы, которые принимает гуманизм это, с одной стороны, концептуальные продолжения прежних его линий, с другой — это переописание старых идей в новом контексте более глубоких интеллектуальных проникновений, революционных технологических событий и стремительной интернационализации. Можно назвать, по крайней мере, три обновления, которые более всего привлекают внимание людей.

Проект постмодернизма, объявивший причиной политического, экономического и духовного диктата, насилия древние структуры сознания и шаблоны миропредставления, сформировавшиеся на заре цивилизации. Они уже более двух тысячелетий незримо организуют власть дискурса и дискурс власти, воспроизводя стереотипы насилия, жесткое разделение среди людей и в сфере духовности. Постмодернисты предлагают деконструкцию языка и мышления, полагая, что тем самым только и можно создать новую человеческую цивилизацию на основах плюрализма и толерантности.

Пытается монополизировать «рынок» современного гуманизма с помощью мировых информационных монополий и сложившийся в последние полвека ХХ столетия мировой истэблишмент, навязывающий в качестве парадигмы будущего человеческого развития слегка перелицованную, «нарумяненную и надушенную» форму старого абстрактного либерального гуманизма. Она удобна как манипулятивное средство и средство прикрытия реальных корыстных интересов именно [141] в силу своей абстрактности. Мы имеем в виду идеологию глобализма, когда понятия и стандарты гуманизма эпох Просвещения и буржуазных революций: стандартизация и рационализация умов, интернационализация как гомогенизация различий посредством «прогрессивной культуры» — приобретают вид навязывания жизненного стиля и ценностей, стратегии развития. Абстрактное равенство оборачивается реалиями двойных стандартов и империализма «с демократическим лицом».

Давление, как известно, рождает противодействие. Идеология антиглобализма, формирующаяся на наших глазах в последние 10–15 лет, аккумулирует в себе как достижения, идеи прежних гуманистических форм, так и их современные обновления. Тем более, что электорат антиглобализма — нонконформистская, конструктивная часть социума, традиционная среда эмансипационных движений. Это леворадикальная интеллигенция, молодежные контркультуры, феминистские и экологические движения. Основные их идеи: плюрализм, диверсификация общечеловеческого развития, отказ от империализма, реальное равенство и реальная взаимная ответственность людей. Предлагаются альтернативные пути модернизации и интернационализации. Ключевые понятия еще в стадии формулировки и проверки.

Каковы перспективы дальнейшей эволюции гуманизма? Похоже, что предстоят новые осмысления философских оснований гуманизма, очередные «переоценки ценностей». Представляется, что актуализируются три проблемы.

Первое. Как найти компромисс между империализмом и терроризмом, равно как и между глобализмом и антиглобализмом, взаимоумиротворив их? Основной противник нас же самих — небытие, рождаемое бытием (самим же гуманизмом), взаимная демонизация. Только кажется, что сближение невозможно, радикализм может быть преодолен радикальными теоретическими и практическими предложениями, взаимной перенастройкой мышления и социальной практики.

Второе. Какова должна быть новая концептуальная форма антропологического компромисса между активистской, пассионарной частью и инертным большинством, способная активизировать гуманистическое развитие целого — человечества?

Третье. Своевременным представляется ставить в плоскость теоретического обсуждения проблему возможностей расширения [142] определительных критериев и моделей гуманизма за видовые антропологические пределы. Надо быть готовым к тому, чтобы культивирование человека трансформировать в культивирование разума. Помимо гипотетически возможных контактов с внеземным разумом, возникают первые интуиции о возможностях новых форм земного: развития искусственного интеллекта либо же провоцирование эволюционного ускорения развития интеллекта высших животных. Наконец, видимо неизбежно будет меняться физически и сам homo. Так или иначе, гуманизму, похоже, предстоят серьезные изменения и испытания, порождаемые «третьей неолитической революцией», грозящей обернуться и «антропологической революцией».