Предпосылка историчности философии подпадает под аристотелевское «сущее сказывается многозначно», и поскольку мы рассматриваем философию не саму по себе, а как сущую — «греческую» — ее появление также не является однозначным ни по степени укорененности в народе, ни по длительности и пределам процесса, ни по соотношению причин с условиями. При выборе масштаба появления «сущей» философии мы находимся вне реальных событий — в сплетении переосмысляемых связей герменевтического пространства, где все философские концепции истории философии не менее многозначны.
Появление, — если попытаться зафиксировать понятийную систему координат между философией и «греческой» философией — есть не одноразовый акт мысли, но процесс, ибо речь идет не о первом философе, но об определенной традиции. Иногда в совокупности внешние условия философствования называют наличием досуга, хотя лишь отрешенность от мира освобождает время для мышления не о действии, а о мышлении, т. е. только философ способен создать для себя «свободное время», что относится также и к «свободному месту» — свободному от любой «Греции».
Наибольшую слитность исторического процесса с развитием мышления демонстрирует история философии Гегеля: «у данного народа появляется определенная философия» [1]. Однако он допускает перестановки преемственности в появлении тезисов: «не в своем времени» оказываются Анаксимен, Гераклит, Эмпедокл и Анаксагор. Рамки «появления» философии также могут включать либо предания о семи мудрецах, либо переход от натурфилософии к философии сознания, либо период от Фалеса до Анаксагора (весь путь, который философия проделывает в понимании всеобщего от «воды» до «разума», а параллельно — из греческих колоний в Афины).
Если для Гегеля мышление Сократа развивается в закономерном продолжении традиции, то для Ницше софист представляется «еще вполне эллином, но в качестве переходной формы», а далее происходит декаданс, выраженный в реакционных нравственных постулатах. Ибо греческие свободные города способны породить «на почве греческих инстинктов» лишь софистику, тогда как Сократ и Платон были «иудеями или не знаю чем» [2]. В этом поворотном пункте Ницше и Гегель прямо противоположны в суждениях, поскольку исходят из разных предпосылок: дух и инстинкт.
В качестве единственной причины появления философии Гегель называет «понимание всеобщего как единственно сущего» [1]. Согласно Аристотелю, как греку, в своем существовании наиболее основательно поглощенному знанием, «начали философствовать, чтобы избавиться от незнания» относительно «наиболее достойного познания» [5]. Причинами философии следует считать причины как таковые, ибо она пребывает в процессе обращения к их исследованию именно постольку, поскольку как категории они являются первоначалами умопостигаемого. Все названные Аристотелем четыре причины подтверждают самодостаточность философии в плане бытийствования [5].
Для становления философствования, согласно Гегелю, «дух должен расстаться с погруженностью в материю» [1]. Возможно, Аристотелю удавалось временами забывать о своем местонахождении, но первый греческий философ — Фалес был благодарен судьбе за рождение эллином, а не варваром [6]. Гегель выделяет три ступени независимости от условий: семь мудрецов (государственные люди); пифагорейский аристократический союз; самостоятельный интерес к науке Гераклита. В первом случае между обществом и философом существовало взаимное уважение, во втором — конфликт, а в третьем — взаимное презрение и отчуждение.
К гегелевскому описанию зарождения философии в греческих колониях как крайних пунктах и ее последующего расцвета в Афинах Соловьев добавляет, что «колониальным грекам условность отеческого закона открывалась в пространстве» (путем сравнения «своего» и «чужого»), а «афинянам — во времени» (упразднением законоположений). Впоследствии добавился «опыт самой философии в многоразличии ее систем» и производимая философами смена «полезных» богов на «всеобщих» привела к «расколу» в греческой жизни [7], создав в ней вакуум отсутствия именно греческого образа жизни.
Кроме выявления направлений прогресса и регресса существует другая плоскость рассмотрения. Зиммель, как основатель формальной социологии, настаивает на личностном характере философии, даже в самом ее начале: «Каждый великий философ будет началом и концом, будь его исторически обусловленные средства примитивными, как у Гераклита» [3]. Противоположным оказывается утверждение об осевом времени, когда «все культурные народы были охвачены своеобразным духовным течением» и «в качестве реформаторов народной религии выступили… в Элладе — первые философы» [4]. История народа не имеет власти над философом, поскольку тот связан с Всеобщим, но акцент делается на разных сторонах этой связи.
Вектор причинно-следственной связи между философским и нефилософским способами мыслить оказывается обратимым в силу взаимовлияния мыслящей и мыслимой категорий народа. Так, Гадамер считает, что греческая философия начинается «с открытия, что слово не представляет собой истинное бытие… Мышлению приходилось обороняться от тесной связи между словом и вещью… Диалектика притязает на то, чтобы обосновать мышление им самим» [8]. Напротив, Шелер утверждает, что идея homo sapiens — это «изобретение греков, граждан греческих городов: самая громадная и чреватая последствиями находка в истории человеческой самооценки, которую сделали греки и никто кроме них» [9].
Последнее сечение историчности окончательно рассекает философскую территорию в Греции. Если Гегель определяет философию греков как начало «собственно философии», а созданную им систему — как ее завершение, оставляя всю греческую философию в неудовлетворительной «еще не» завершенности, то благодаря Хайдеггеру завершение появления греческой философии отодвигается вовсе не до современной нам философии, а обратно — до самого основания в мышлении, которое он называет ««еще не» бездумности: не такое «еще не», которое нас не удовлетворяет, а такое «еще не», которому не удовлетворяем мы» [10]. Сохранение философии в процессе ее уничтожения в качестве современной относится не только к условиям, но и к причинам сохранения философии в процессе ее появления в качестве древнегреческой.
Литература
- Гегель Г.В.Ф. Лекции по истории философии. Т. 1. СПб., 1993.
- Ницше Ф. К критике греческой философии // Воля к власти. М., 1994. С. 195.
- Зиммель Г. Об истории философии // Соч. В 2 т. Т. 1. М., 1996. С. 540.
- К. Ясперс. Истоки истории и ее цель // Смысл и назначение истории. М., 1994. С. 39.
- Аристотель. Метафизика. Кн. 1 // Соч. В 4 т. Т. 1. М., 1976. С. 68-70.
- Фрагменты ранних греческих философов. Кн. 1. М., 1989. С. 102.
- Соловьев Вл. Жизненная драма Платона // Соч. В 2 т. Т. 2. М., 1990. С.588-591.
- Гадамер Х.-Г. Истина и метод. М., 1988. С. 471-485.
- Шелер М. Человек и история // Избранное. М., 1994. С. 75.
- Хайдеггер М. Гегель и греки // Время и бытие. М., 1993. С. 381-390.
Добавить комментарий