Новое понимание человека в философии и эстетике романтиков

[97]

Романтизм как целая культура, а не только как литературно-художественное направление, возник приблизительно в одно время — на рубеже XVIII—XIX вв., во многих странах Европы, в том числе и в России. Ю.М. Лотман, характеризуя особенности русской художественной культуры, и в частности, романтическую поэзию, писал о своеобразии эпохи 1790—1810-х годов, в которой жили и творили лучшие представители отечественной культуры: «Основное культурное творчество этой эпохи проявилось в создании человеческого типа. Культурный человек начала XIX века — одно [98]
из самых замечательных и интересных явлений русской истории» 1. Трагическое мироощущение человека (поэта-романтика) замечательно иллюстрирует мысль М. Бубера о том, что только в бездомные эпохи возникает обостренное внимание к человеку 2. Романтики утверждали новое миросозерцание, новый стиль жизни, новый способ переживания искусства — синтез искусства и жизни: «Жизнь и поэзия — одно» (В.А. Жуковский), «Лишь в сердце истина; где нет живого чувства, // Там правды нет и жизни нет… » (Ап. Григорьев). Свое разочарование в идеалах эпохи Просвещения (рационализм как стиль мышления, классицизм в искусстве, оптимизм как принцип жизни, вера в прогресс и т.д.), а также собственную концепцию романтизма в понимании человека (мира, природы, культуры) они воплотили в образах, поэта-романтика (художника, музыканта), человека-странника, чье «сердце, полное тревоги» стремится «к таинственным и чудным берегам» (Вл. Соловьев).

Романтики рассматривали человека, прежде всего, как творческую личность, духовный мир которой намного богаче только природного или социального. Романтическое ощущение безграничности индивидуального бытия, непосредственное чувство «присутствия бесконечного в конечном — в поэтизации природы, в лирике любовного чувства, в преклонении перед искусством… » 3, оказалось теоретически востребованным в современной философии и искусстве: философии жизни (Ф. Ницше), философской антропологии (М. Шелер), экзистенциализме (М. Хайдеггер, Н. Бердяев), в поэзии символизма и русском авангарде. Человек в своем бытии неповторим и уникален, в отличие от всего живого, человек наделен способностью творить иные миры во всем их богатстве и разнообразии. Вся жизнь, «живая, изменчивая, несогласуемая с логическими определениями» становится целью и высшим принципом философии и эстетики романтизма. Человеческая жизнь как она есть, противоречивая — в радости и страдании, в любви и ненависти, в добре и зле — и единая в своем основании (мир как органическое целое) вызывает наибольший интерес романтиков.

Особые «интимные» отношения складываются у человека с природой. Природа универсальна, и человек чувствует свое единство с ней, он связан с ней неразрывными узами, как и все остальные живые существа. «Человек — это солнце, его чувства — его планеты» и далее читаем у Новалиса во «Фрагментах»: «Волшебнейший, вечный феномен — наше собственное бытие. Человек для самого себя — величайшая тайна. Разрешение этого беско- [99]
нечного задания на деле есть вселенская история» 4. Творчество — то общее, что объединяет свободного человека и природу, искусство и жизнь. В вечном круговороте природы, в хаотичном движении рождается организм, который живет умирая и умирая, рождается заново. «Жизнь существует в обоснование смерти. Смерть — это конец и одновременно начало жизни» (Новалис). Смерть, как сторона жизни, вызывала особый мистический интерес у романтиков, что, наверное, было связано с таинственностью, «неизъяснимостью» ее для человека. В «Гимнах к Ночи» Новалис называл, может быть, самую сокровенную идею романтизма: «Влечение к чужбине истощается в нас, и нам хочется домой, к отцу… ». Жизнь для поэта — «чужбина», но в ней постигаются некоторые черты инобытия — подлинной родины каждого смертного. Позднее, у экзистенциалистов романтическое восприятие смерти примет глубоко философское (теоретическое) обоснование. Так, М. Хайдеггер, вспоминая слова Новалиса: «Философия есть, собственно, ностальгия, тяга повсюду быть дома», комментирует их — «быть повсюду дома» — это значит быть в природе, быть в целом (едином)» 5. Человек всегда на пути к этому «целому», к вечности и собственной целостности.

«Мы грезим о странствиях по вселенной; разве же не в нас вселенная? Глубин своего духа мы не ведаем. Внутрь идет таинственный путь. В нас или нигде — вечность с ее мирами, Прошедшее и Грядущее» (Новалис). Тема странничества в романтизме — глубоко философская тема, символизирующая странствие человека в мире не ради познания мира (позиция рационализма, науки), а для самопознания, обретения своего индивидуального «я», переживающего мир, как нечто прекрасное. Образ человека-странника сопряжен с глубокой тоской по человеческой незавершенности и несовершенству мира, прежде всего, социального. Неудовлетворенность человека с самим собой воплотилась у романтиков своеобразным образом — в фантазии, воображении, одним словом, в мире грез. Утверждение высоких идеалов любви, свободы творчества, самоценности жизни и искусства у многих романтиков соотносится с теневой, «ночной» стороной души, пронизано мотивами «мировой скорби». Диалектика жизни и смерти, дня и ночи, света и тьмы, прекрасного и безобразного (ужасного) глубоко и всесторонне воплотилась в немецкой и русской литературе (поэзии) и искусстве: «Ночные бдения» Бонавентуры, «Русские ночи» В.Ф. Одоевского, «Ночные рассказы» (новеллы) Г.Э. Гофмана, «страшные баллады» В.А. Жуковского, «Утопленник» А.С. Пушкина, «Времена года» Ф. Рунге, пейзажи Д.К. Фридриха, «Кольцо Нибелунга» Р. Вагнера. Филипп Рунге, немецкий художник, во «Временах года» описывает в романтических красках время суток: «День [100]
есть беспредельное формосложение творения, заполненного вселенною». «Ночь есть беспредельная глубина осознания нетленности существования в боге». День и ночь, жизнь и смерть есть «измерения сотворенного духа», которые пытается выразить Бог в природе и искусстве. Не все наделены таким божественным даром прозревать за видимой каждодневной суетностью иные, незримые (ночные) стороны миры. Это особая, неповторимая настроенность души свойственна, прежде всего, детям и художественно одаренным личностям.

Только индивид по-настоящему интересен искусству, утверждали романтики, ибо каждый индивид неповторим и особенен по-своему. Искусство в отличие от науки призвано раскрывать особенное, уникальное, неповторимое состояние души (внутреннюю жизнь человека). Искусство, как и природа, есть нечто целостное, нетенденциозное, независимое от каких-либо социальных сил и идеологий. Романтики провозгласили идею «искусство ради искусства», идею свободного творчества и роли художника в искусстве. Только свободная личность может свободно творить искусство. «Разгадать смысл жизни способен лишь художник» (Новалис). В «Посвящении» к роману «Генрих фон Офтердинген» Новалис воспевает красоту и беспредельные возможности поэзии: «Меня умчат поэзии ручьи // Но, муза милая, тебе открыты // Все замыслы заветные мои». Идеал свободного художника и самоценности поэзии, которая не должна служить ни богатству, ни карьере, ни даже любви, оказался очень близок русской романтической поэзии: «Поэт свободен. Что награда // Его высокого труда? // Не жар чарующего взгляда, // Не золото и не звезда!» (Н. Языков). А.С. Пушкин глубоко переживал проблему свободного творчества и в своих стихах («Поэт», «Поэт и толпа», «Поэту») он обращался к мысли о высшем и самодовлеющем значении поэзии: «Поэт! Не дорожи любовию народной.// Восторженных похвал пройдет минутный шум…». И если для классицизма поэзия была служанкой государства, то в философских и эстетических трудах романтиков звучит мысль о поэзии как личном деле отдельного человека. В этом трудном процессе становления новой поэзии формировалось и самосознание поэта, понимание того, что произведение искусства — это продукт «абсолютно свободного творчества».

С точки зрения Шеллинга творчество художника являет собой единство противоположных сторон — сознательной и бессознательной. Романтики полагали, что поэт «воистину творит в беспамятстве» (бессознательном состоянии) и «оттого все в нем мыслимо». Поэт представляет собою «в самом действительном смысле тождество субъекта и объекта, души и внешнего мира», поэтому и смысл «прекрасной поэмы — вечность» (Новалис). Чувство поэзии трактуется Новалисом в «близком родстве» с чувством пророческим и с религиозным чувством провиденья вообще». «Поэт упорядочива- [101]
ет, связывает, выбирает, измышляет, и для него самого непостижимо, почему именно так , а не иначе» (Новалис).

Идеалом романтиков была свобода духа, когда «дух реализует сам себя» в свободном творческом процессе совершенствования личности. Самым свободным проявлением духа, романтики считали, иронию, так как благодаря иронии «человек способен возвыситься над самим собой» (Ф. Шлегель). Ирония является важнейшим эстетическим принципом романтизма. «В иронии, — писал Ф. Шлегель, — все должно быть шуткой и все должно быть всерьез… » 6. Йенские романтики, утверждая свободу духа в иронии, которая расковывает сознание личности, не связывали ее с нравственной проблематикой. Шеллинг и русские романтики придерживались в этом вопросе кантовской позиции на соотношение красоты и добра. Талант художника вызывает восхищение, но если в произведении нет божественного добра, то его творчество не обладает и божественной красотой. И тогда это не искусство, полагал Шеллинг, так как произведение искусства должно быть прекрасным. Только гармоничная душа (глубоко нравственная) по-настоящему способна к восприятию и творению прекрасного. Нравственность, в конечном счете, вот, что отличает человеческое существо и произведение искусства от природы, так как нравственность — надприродна (божественный дар, данный человеку, как сознательному, духовному существу). Поэтому творчество художника, с точки зрения Шеллинга, не может быть полностью бессознательным. Красота тождественна добру и в этой своей идее немецкий философ нашел достойных преемников в России (славянофилы: А. Хомяков, И. Киреевский, Ап. Григорьев и близкие к ним в этом вопросе — Вл. Соловьев, Ф. Достоевский, Л. Толстой и многие другие писатели и философы ХХ века).

Таким образом, романтики выработали весьма продуктивную концепцию человека, способного творить иные культурные миры, не существующие в действительности, тем самым преображая и совершенствуя не только себя и человеческие отношения, но и окружающий мир.