О нетрадиционной универсальной науке о человеке будущего тысячелетия, в корне меняющей и понимание природы, писали многие известные русские и западные мыслители в XIX-XX вв. (А. Хомяков, И. Киреевский, К. Аксаков, Ю. Самарин, А. Ухтомский, А. Лосев, М. Бахтин, Л. Фейербах, В. Гумбольдт, М. Бубер, Ф. Розенцвейг и др.). Ю.М. Лотман в своих последних работах неоднократно возвращался к проблеме создания объединяющей теории, включающей и историю общества и культуры, и «историю» природы или то, что когда-то называли «естественной историей» (См.: Ю.М. Лотман. Внутри мыслящих миров. Человек — текст — семиосфера — история. М., 1999). Имя Ойгена Розенштока-Хюсси (1888 — 1973), немецкого ученого-правоведа, философа, историка, культуролога, педагога и его «грамматический метод», как это не парадоксально, неизвестны не только в России, но и широкой аудитории на Западе, хотя в научной среде его многочисленные труды по философии языка, социологии, истории, теологии, педагогики вызывают большой интерес, и особенно в последнее время. Общее, что объединяет О. Розенштока-Хюсси, русских и немецких мыслителей в их научных исследованиях — это то, что их всех можно назвать мыслителями-диалогистами, хотя каждый из них называл свой метод по-разному (диалогизм у М. Бахтина, семиотика у Ю. Лотмана, грамматология у К. Аксакова), но суть новой методологии гуманитарных наук от этого не меняется. Все они критически относились к позитивистской методологии , осознавали ограниченность философии рационализма в интерпретации человека, социума и культуры. О. Розеншток-Хюсси считал, что «грамматический метод» в отличие от декартова приложим ко всей реальности и потому универсален, а картезианский метод является лишь одним из четырех элементов, составляющих метод «грамматический». У Розенштока-Хюсси не случайно этот метод называется «грамматическим», [88]
таким образом он подчеркивал приоритет Логоса или Слова, живой речи в жизни человека и истории человечества. Поэтому познание мира и себя, считал он, нужно начинать с филологии, которая всю свою проблематику черпает из жизни, из живой речи. В XIX веке, русские мыслители-славянофилы отстаивали, по сути дела ту же позицию во взглядах на познание, как на живой процесс, берущий свои начала в самой жизни народа. А. Хомяков утверждал, что подлинное знание не может быть привлечением отдельных субъектов, автономных индивидов, а по сути своей соборно и открывается нам в свободном, вольном общении друг с другом. И. Киреевский в своей работе «О необходимости и возможности новых начал в философии» (1856), по сути дела, заложил основные принципы «диалогического», «речевого мышления». И. Киреевский писал о необходимости соединения «всех познавательных способностей в одну силу, внутреннюю цельность ума», когда «разум в постижении цельной истины сольется с требованиями веры», когда «отвлеченные логические способности» сольются с «голосом восторженного чувства», когда «внушения отдельного эстетического смысла» соединятся с «господствующей любовью своего сердца» и только тогда будет возможно истинное знание, рожденное «верующим мышлением» (И.В. Киреевский. Критика и эстетика. М., 1998. Изд. 2-е, испр., доп. С. 321).
Совпадения во взглядах на новую методологию гуманитарных наук у немецкого ученого О. Розенштока-Хюсси и русского ученого М. Бахтина просто удивительны (даже их биографии во многом совпадают : оба в свое время были неизвестны широкой читающей публике и в то же время имели большой авторитет в узкой научной среде; оба жили в тоталитарных системах и вынуждены были зачастую писать «эзоповым языком», один, когда в Германии к власти пришли нацисты, а другой — в советский период), но главное, что объединяет их — это диалогическое видение мира, мировоззрение, основанное на «речевом мышлении». «Оба смотрели на речь гораздо шире, чем любой из их предшественников, оба предвидели появление в будущем некой всеобъемлющей научной дисциплины…» , которая опиралась бы на их метод (См.: К. Гарднер. Предисловие // О. Розеншток-Хюсси. Речь и действительность. М., 1994). У Бахтина — это металингвистика, а у Розенштока-Хюсси — метаномика, как «методология гуманитарных наук». У обоих наблюдается сходство в представлении об «открытости», то есть диалогической обращенности всякого «речевого мышления», и следовательно « ответственности», как писал М. Бахтин, «причастности» к бытию-событию (ни у кого не может быть алиби в бытие-событии). Каждый человек становится самим собой, обретая свое «я» только в ответ на обращенное к нему слово других.
О. Розеншток-Хюсси, как и М. Бахтин увидели в языке, в ситуации общения фундаментальный феномен бытия. Общение, приобщение к бытию-событию возможно только через язык. Язык является не просто средством [89]
передачи знаний от поколения поколению, от учителя ученику, от отца сыну, и не только формой мысли, но он и важнейшее, необходимейшее условие осмысленного и совместного существования людей, та постоянная, как бы незримо присутствующая специфическая среда, которая сохраняет и передает совокупный опыт человечества. Благодаря этой своей специфики, язык постоянно обновляет человека, делая его надприродным, культурным существом, способным выходить за собственные рамки своего бытия и творить «иные миры» (искусство, религию, науку), в том числе и сообщество людей в их историческом движении, о чем свидетельствует наша память.
Потребность в метаномике — «грамматике общественного согласия» особенно возросла на рубеже XX —XXI веков. XX век — век войн, революций, кризисов и конфликтов отчетливо продемонстрировал «болезни» общества. Все «это разные проявления заболевания одного и того же, а именно языка» (О. Розеншток-Хюсси. Речь рода человеческого. М.-СПб., 2000. С. 106). Поэтому для современного общественного сознания, считал немецкий ученый, задача формулируется таким образом: способны ли мы, как человеческое сообщество, осознать и реализовать себя в качестве «мы», но не утопической (такой негативный опыт у нас есть), а хронотопической, творческой общности, дееспособного общества как сообщества различий, которое несмотря на все свои различия, способно говорить на одном человеческом языке. Ибо язык рода человеческого направлен на то «чтобы заключать мир, оказывать доверие, почитать стариков и делать свободным следующее поколение» (О. Розеншток-Хюсси. Речь рода человеческого. С. 106). Осознать эту задачу и реализовать ее в действительности помогает «грамматический метод» Ойгена Розенштока-Хюсси.
Основная идея, смысл «грамматического метода» заключается в наличии у человека (социума и культуры) четырех речевых форм, или речевых ориентаций. Критикуя ученых-позитивистов, которые видят только одну форму познания, понятийную, Розеншток-Хюсси стремится представить научное знание как «живое и цельное зрение ума» (И. Киреевский), как проявление человечности в человеке, когда у человека сформируется потребность воплотить свои способности, направленные на познание истины, в четырех ориентациях речи: в повелительно-обращенной (императивной) речи; в субъективной речи; в повествовательной или «траекторной»; и наконец, в объективной, ориентированной на внешний мир. «Грамматический метод» показывает как равноправны и взаимосвязаны все эти речевые ориентации в жизни человека и общества в целом, но именно в хронологической последовательности.
Всякий человеческий опыт, любое человеческое свершение, любая проблема могут быть рассмотрены и поняты в четырех направлениях: в направлении императива, дающего толчок событию; в направлении интериоризации познания на субъективной стадии личностного «я»; в направлении социализации и институализации поступка; и, наконец, в направлении [90]
относительной завершенности данного явления как части действительности. Не случайно именно с побудительной, императивной речевой ориентации начинается жизненный путь любого человека. Человек воспринимает императивы речи, которые он слышит, обращенные к нему как к «ты» (слово родителя, учителя, любого авторитетного лица). Эти голоса задают перспективу развития, они ориентируют человека в его стремлении к будущему. Именно данная речевая форма лежит в основе всей системы воспитания и образования человека (поколения). Обучение рассматривается Розенштоком-Хюсси как духовный процесс, духовная сила, соединяющая в живом общении учителя и ученика (отца и сына), наше прошлое и будущее. Обучение можно рассматривать в качестве «большой модели всякой жизни, происходящей во времени»; в таком случае оно оказывается не неудобным дополнением к навыкам и знаниям, а необходимейшим условием всякой жизни. Вместе с тем обучение является и источником всех наук, ибо без обучения «науки сразу же перестают существовать» О. Розеншток-Хюсси. Язык рода человеческого. С. 50).
Смысл побудительной (императивной) речевой ориентации — в обращенном к нам слове, в поле которого и складываются первые наши убеждения, идеалы, принципы, интересы, и наконец, единственное, может быть на всю жизнь, призвание. Слово-призыв (вызов) пробуждает в нас активность, волю к действию, изменению, преобразованию. Человек, не слышащий обращенного к нему слова, не в состоянии понять «кто он», «что хочет», «к чему стремится», и потому не в состоянии осознать свои собственные императивы. Именно поэтому декаданс культуры — это неспособность одного поколения передать императивы другому поколению, это неспособность «отцов» сказать нечто важное «детям» и нежелание «детей» услышать «отцов». Розеншток-Хюсси особенно подчеркивал диалогическую природу слова — слово-говорение и слово-слушание. Без нашей внутренней готовности (заинтересованности) услышать и воспринять обращенное к нам слово «другого» (в качестве «другого» может выступать не только семья или школа, но и искусство, литература, поэзия, религия и т.д.) невозможна никакая система воспитания и образования, а следовательно и наука.
В таком диалоге с «другими» (людьми), «иными» мирами рождается человеческое «я», которое возникает в ответ на призыв «внешнего мира», поскольку императивная речь ориентирует нас во «внешнем пространстве», тогда как субъективная речь обращает человека к самому себе, ориентируя его во «внутреннем пространстве» своего «я». Именно в поле второй речевой ориентации (субъективной речи) возникает и развивается самосознание личности, в поступках доказывается ее причастность к человеческому роду. Так возникают дуальные отношения, формируется речевая форма «мы» (сообщество, мир). В этой третьей, повествовательной или «траекторной» [91]
речи, как ее называет Розеншток-Хюсси, человек отвечает уже не самому себе, а миру других людей. Через себя мы пропускаем (принимаем или отрицаем) «внешний мир», то есть живем и мыслим в мире речевого доверия в качестве человеческого сообщества (общины) — «мы». Таким образом, повествовательная речь обращает нас к прошлому опыту предшествующих поколений (к традициям), но не обращает нас вспять, не призывает вернуться в «золотой век» человечества, а движет вперед, как бы соединяя прошлое и будущее в нашем настоящем. И в этом заключается смысл прогресса, который раскрыл в одной из последних своих работ «Тайна прогресса» Вл. Соловьев: «Современный человек в охоте за беглыми минутными благами и летучими фантазиями потерял правый путь жизни. Перед ним темный и неудержимый поток жизни…Но за ним стоит священная старина предания о! в каких непривлекательных формах… Пусть он только подумает о том, чем он ей обязан, пусть внутренним сердечным движением почтит ее седину, пусть пожалеет о ее немощах, пусть постыдится отвергнуть ее из-за этой видимости… Ведь это единственный для него исход из его блужданий…» (В.С. Соловьев. Соч. в 2-х т. — Т. 2. С. 620). И только в этом заключается тайна прогресса — в готовности человека включиться в диалог всех трех речевых ориентаций, откликнуться на «вызов истории». Вл. Соловьев, таким образом раскрывает невидимую связь, соединяющую будущее и прошлое внутри нашего настоящего.
Совокупный человеческий опыт воплощается в этих трех речевых формах, но мы не можем сами оценить его, в таком случае это будет субъективная оценка. Вот почему завершающей и обобщающей (четвертой) речевой ориентацией выступает объективная, аналитическая речь. Именно она помогает нам оценить себя как бы со стороны, глазами других людей, это в их глазах мы представлены в третьем лице — «он», «она», «они». Именно аналитическая стадия «речевого мышления» помогает нам изжить устаревший «жизненный опыт» и подняться на новый уровень познания себя и мира. Таким образом, объективная речевая ориентация также важна для человека, как и первые три формы речи. Но она не является первой и единственной ориентацией человека в мире, а наоборот, она является заключительной, обобщающей стадией всего нашего жизненного опыта. Отсюда вытекает, что «естественная история» (науки о природе) наряду с человеческой историей (науки о духе) находит себе место в пределах целостного и всестороннего понимания действительности, открытого «грамматическим методом».
Таким образом, О.Розеншток-Хюсси, критикуя картезианский метод, распространившийся с XVII века не только в науке, но и в жизни, никогда не призывал замкнуться только во внутреннем мире нашего собственного «я». Диалог всегда предполагает пространственно-временные отношения, выраженные во вне, как внешние (Ты и Они) и внутренние (Я и Мы). В чет- [92]
вертой объективной речевой фазе диалог находит свое завершение, но не окончательное, а символизирующее «смерть духа», который готовится к новому рождению (дух на этой стадии умирает, чтобы дать место извне завершенному, воплощенному индивидууму). Не будь этого «овнешнения», как говорил Бахтин, завершения нашего «я» в объективной речевой ориентации, не было бы перехода нашего «я» к новой фазе развития.
Таким образом, О. Розеншток-Хюссии попытался представить нам живой работающий метод, не абстрактную теоретическую схему, но своего рода универсальную герменевтику, приложимую и к личностному опыту (психология), и к общественному (социология), и к историческому (история), и к теологическому (религия). Сложно еще увидеть, каким образом работает «грамматический метод» в «науках о природе», но может быть ученый просматривал эти перспективы в развитии науки будущего тысячелетия?
Добавить комментарий