Какие уж там эстетические изыски! — К «обнажению приема» приходится прибегнуть поневоле… Но — по порядку.
Декан Философского факультета Санкт-Петербургского университета Ю.Н. Солонин обратился ко мне с просьбой написать о М.С. Кагане. К его юбилею. Почему же не написать? Ведь мы знакомы почти полвека. И не только знакомы, но и… Да что говорить! Только, когда это нужно? Да… Срок — точно рок!…
Как объяснить глубокоуважаемому Юрию Никифоровичу, что я пребываю в затяжной житейской передряге — вынужден был отказаться от мастерской («мастерская» — чересчур громко, — старенькая мансарда) — платить дорого (не жалоба, а лишь констатация), что на меня «свалилось» 90 (девяносто!) коробок с книжками, каталогами, рукописями, словом, «бумажками» (в общем-то единственным, остающимся после нас!) и — пойди отыщи нужное…
Ладно, говорю, тяжко вздыхая, постараюсь…
Ползая среди инсталляций, непроизвольно воздвигнувшихся из коробок с почти магическими надписями: “Danich Ementaler”, “Santa Maria” и совсем уже трансцендентальными: «Кристалл», «Русский размер» (куда там Уорхолу с его натужной подделкой картонной тары из дерева! — здесь все подлинное!), пытаясь довести до кондиции плановую музейную работу, соображаю, что же я скажу о Кагане, об искренне мною уважаемом Моисее Самойловиче, о дорогом Мике? Да не воспримется последнее словосочетание как фамильярность. М.С. Каган старше меня не только на 7 лет, но и на целую — самую большую в ХХ веке — Войну. Война — тот водораздел, который определил огромную дистанцию между нами. Уже этого было бы достаточно, чтобы я относился к М.С. Кагану как к старшему брату. При том — фронтовику. Сколь почтительно, столь и доверительно. Тем более, что М.С. Каган никогда не подавлял своим авторитетом, всегда готовый и к участию, и к поддержке. Он был оппонентом на моей защите. Он рецензировал в издательствах мои книги (неизменно «входя» в авторскую концепцию и развивая ее). Конечно же, суть дела не в положительных рецензиях (безусловно очень важных в те времена) и даже не в конструктивных советах. Шла борьба. Сложная, упорная, изнурительная, в которой не без труда приходилось отвоевывать одну позицию за другой. Но так или иначе — в истории ли с группой «Одиннадцати» (под этим «кодовым названием» объединились на выставке 1972 года замечательные питерские художники: Е. Антипова, З. Аршакуни, В. Ватенин, Г. Егошин, Я. Крестовский, В. Рахина, К. Симун, В. Тетерин, Л. Ткаченко, В. Тюленев, Б. Шаманов — первая легальная оппозиция официозу), когда «Ленинградская правда» превратила меня в главный громоотвод партноменклатурного раздражения, а М.С. Каган выступил со статьей в московском — всесоюзном! — журнале, отстаивая творческое кредо участников Группы («Творчество», 1973, №11); или при обсуждении книг Г.А. Недошивина и «Морфологии искусства» самого М.С. Кагана, мы всегда, — не сговариваясь! — были по одну сторону баррикад. (Тут-то, наверное, и перешли на «ты», и мое дружеское обращение «Мика» стало лишним свидетельством доверия).
Все это так. Но, вспоминая (среди коробок с гипнотизирующими заклинаниями: «Ливиз», «Талосто», “Bananas” об этом, я с грустью понимал, что для адекватного разговора о М.С. Кагане чисто фактических сведений маловато. Да и в них ли главное?
И вдруг — прямо-таки по законам волшебной сказки — звонок М.С. Кагана.
— Знаешь, я, наконец, прочел твою последнюю книжку «Эмпиреи», — понравилось! И вот что я подумал: может быть, согласишься дать в тот самый юбилейный сборник свои стихи? Об искусстве. О Слове.
Признаюсь, я немного опешил. (В голове прокручивалось: очевидно, мой тяжкий вздох был услышан Деканом Философского факультета и смысл этого вздоха как-то долетел до Кагана. Мика в очередной раз протягивает мне руку. Трогательно! Вспомнилось и то, что рассказывал мне мой старинный друг, тартусский мудрец Леня (Леонид Наумович) Столович: «Мы с Микой как-то долго ждали поезда, и я читал ему наизусть твои стихи: «На мексиканской выставке», «Расстрелянные мученики гетто…» И Мика удивлялся: «Неужели это Лева?»
В самом деле, почему бы не «преподнести» к юбилею друга стихи, которые находят его душевный отклик? И все же, такая мотивировка почему-то не казалась мне убедительной. Оторопь не спадала.
— Мика, но ведь это нарушит жанр: в сборник, издаваемый философским факультетом — и какие-то стихи?!
— Ну, и что? Ты же пишешь о философии искусства. И в стихах — философичен.
Я (про себя) усмехнулся, — вспомнил, что на одной из книг, подаренных М.С. Каганом, я вполне осмысленно и убежденно написал примерно следующее: «Поэту философских построений…» Вот где он, «мостик» для внутреннего диалога! К нему, такому диалогу, должно быть, и приглашал М.С. Каган. В самом деле, разве не является поэзия в своем пределе — философией? И разве философия в своем замахе не есть поэзия? Не вожделеют ли втайне друг о друге эти взаимодополняющие формы «человеческой деятельности»? Не зря же позвонил М.С. Каган. Уж, наверное, ему ясно, что и когда «говоришь стихами», главными вопросами остаются вопросы о конечном и бесконечном, о сбывшемся и несбывшемся, об одиночестве, преодолеваемом любовью и творчеством, — то бишь, о смысле отпущенного нам бытия. Ну, разумеется, М.С. Каган не мог не понимать этого. И пусть многие коллеги, исповедующие принципы «дегустационного» искусствознания, говаривали: «Каган идет не от искусства, он — отвлеченный теоретик, схематик», я, — знавший с детства, как пахнут краски, — с этим не соглашался. Ибо чувствовал себя в «построениях» М.С. Кагана свободно. Они меня никогда не сковывали. Наоборот, задавали масштаб размышлению.
Наверное, как и для многих, М.С. Каган был для меня мощным камертоном интеллектуального всеохвата. (Использую глаголы прошедшего времени, так как пишу о явлениях для меня очевидных в своей свершенности, состоявшихся). Он обладал счастливым даром индуцировать мысль собеседника, пробуждать его креативные способности. Не боялся обнажать полярности и находил их взаимообусловленность. При этом его умственные конструкции поражали и восхищали живой подвижностью, вариативностью. Он умел выстроить концепцию и умел рыцарски отстаивать ее.
Думаю, именно как рыцарь в своей исповедальной книжке «О времени и о себе» М.С. Каган расценивает себя «вчерашнего» весьма сурово; что ж, собеседование с собственной совестью — процесс глубоко интимный. И каждый вправе судить себя — что делает ему только честь! — по высшему счету. Но ей богу же, мы — я говорю о себе и о коллегах, моих ровесниках, — стремились на лекции и доклады М.С. Кагана не в надежде научиться тому, как «ходить по проволоке, махая белою рукой», то есть постигать искусство балансирования — лавирования. Но — ловили, впитывали в себя дух антидогматизма, широты осмысляемых горизонтов, а значит, — той «тайной свободы», о которой, вспоминая Пушкина, писал Блок.
Собственно здесь можно бы и перейти уже к стихам. Только одна оговорка.
Полагаю, что заповедь о «тайной свободе» — «сегодня» столь же актуальна, как и «вчера». Да, да, я тоже хотел бы надеяться на «бескорыстный поиск истины» 1. Но «бескорыстье» — в условиях рынка, тоталитарного монетаризма — нонсенс. Внимая экономистам, допускаю, что извлечение прибыли является мощным стимулом развития экономики. Однако прибыль никогда не была и не может быть целью человека, творчества, и это никак не учитывается философией рынка. Согласно его системе, выходит, что труд художника, поэта, философа — не имеет собственной стоимости. А следовательно — и критериев качества. И это гибельно для культуры, посколку культура — мир не количеств, а качеств. Не цен, а ценностей. Недаром же с детства вошли в наше сознание строки о творце: «Всех строже оценить умеешь ты свой труд. Ты им доволен ли, взыскательный художник?» И — чуть перефразируя классика: можно продать рукопись, но вдохновенье не продается.
Остальное, я думаю, доскажут стихи. За возможность опубликовать их мне — как автору — бесплатно (что по нынешним временам почти диковинно!) я благодарю Философский факультет Санкт-Петербургского университета. Хотя это и не философское решение вопроса.
А дорогого и искренне любимого мною Моисея Самойловича Кагана, с которым я позволил себе разговаривать, все-таки, немного выпадая из юбилейного жанра, от души поздравляю с его Большой Датой и желаю здоровья, а также реализации всех творческих замыслов.
- [1] Ук. соч. С. 10.
Добавить комментарий