Если наличие философии культуры у И. Канта едва ли вызывает какие-либо сомнения, то они вполне уместны в отношении Т. Рида (1710-1796). Во-первых, Томас Рид — фигура практически неизвестная в отечественной литературе, исключение составляет работа А.Ф. Грязнова «Философия Шотландской школы» (М. 1979). Во-вторых, сопоставимы ли по своему масштабу имена Канта и Рида? На последний вопрос, пожалуй, можно ответить утвердительно, поскольку, начиная с Д. Стюарта (1753-1828) и У. Гамильтона (1788-1856), последователей и популяризаторов философии Т. Рида, [196] возникла устойчивая традиция, причем не только в Шотландских университетах, рассматривать философию Канта как обусловленную философией Рида. Так Д. Стюарт, считавшийся после Т. Рида самым авторитетным философом Англии (на учебу к нему, а не в Европу континентальную,английские аристократы стремились отправить своих детей, его воспитанниками были знаменитый писатель В. Скотт и философ Джеймс Милль — отец Дж.Ст. Милля; он был членом многих национальных академий, в том числе Императорской санкт-петербургской Академии наук) даёт очень низкую оценку философии Канта. Он полагает, что философия Канта есть некритическое заимствование идей Беркли, Юма и особенно Рида, выраженное «схоластически варварским стилем». На русской почве именно такую зависимость вполне недвусмысленно допускает проф. Московского университета М.М. Троицкий (1835-1899). В двух томном сочинении «Немецкая психология в текущем столетии» (М. 1867) он исследует более общий аспект зависимости немецкой психологии и философии от английской. Нас же интересует в этом контексте только Рид и Кант. Помимо чисто формального сходства (немец Кант имел шотландские корни, шотландец Рид тоже практически безвыездно прожил на родине, за исключением единственного юношеского ознакомительного путешествия в Лондон) сравнительный анализ концепций обоих мыслителей показывает поразительное совпадение их представлений по части априорной структуры мышления, или, если выражаться языком Рида, наличие в разуме универсальных, не выводимых из опыта, но данных нам от природы, начал (принципов), которые составляют основание любого вида деятельности людей. Причем, приоритет в этом, бесспорно, на стороне Т. Рида, поскольку его главное сочинение: «Исследование человеческого ума на принципах здравого смысла» опубликовано в 1864 году, тогда как «Критики» Канта появляются соответственно в 1781, 1788 и 1791 годах. Кроме того, Рид не знал о философии Канта, в то время как Кант был знаком с творчеством Рида. Правда, отношение Канта к Риду и его последователям было резко отрицательным и не вполне корректным. Он в пренебрежительной манере отзывается о Риде и его сторонниках, скажем, «каком-нибудь Битти». Между тем Дж. Битти (1735-1802) — профессор логики и моральной философии королевского колледжа в Абердине и «по совместительству» известный шотландский поэт — применяет принципы здравого смысла для обоснования теории искусства. «Если рассмотреть хорошенько, — читаем у Канта в «Пролегоменах» (1783), — эта апелляция к здравому смыслу есть не что иное, как ссылка на суждение толпы, от одобрения которой философ краснеет, а популярный болтун торжествует и делается дерзким». Защищая Д. Юма от подчас не справедливых упреков со стороны Шотландской школы, Кант поступает не менее опрометчиво, негативно оценивая здравый смысл и его адептов как невежественных шарлатанов и болтунов.
Если оставить в стороне подозрение в примитивном заимствовании, то, по всей видимости, И. Кант был плохо знаком с шотландской школой. [197] Иначе бы он должен был заметить, что у Рида под именем здравого смысла скрываются те самые универсальные начала, которые сам Кант называет априорными и трансцедентальными (общезначимыми), и которые у обоих мыслителей регламентируют всяческий опыт. Другое дело, что у Рида этих универсальных принципов неоправданно много, и что некоторые из них вполне могут быть, продуцированы опытом, что они никак не структурированы, а даются путем простого перечисления, будучи привязанными к разным операциям ума. К числу этих операций Рид относил ощущение, память, сознание (внутреннее чувство, самосознание), ум теоретический, способность умозаключений или разум, вкус (эстетическое восприятие) и ум практический (нравственное сознание). Согласно Риду, всем этим операциям ума соответствуют свои изначальные универсальные принципы, не выводимые из опыта, но внушаемые нашей конституцией. К ним, например, Рид относил перцепции или идеи пространства и времени, определяющие внешний опыт; сюда же он относил понятие о существовании внешнего и внутреннего мира, телесно-вещественных предметов и моего я. «Только в силу перцепций пространства и времени мы имеем наблюдаемый в опыте порядок существования в пространстве и времени; только в силу вторых универсальных начал, имеем связь атрибутов или качеств в различных вещественных субстанциях и всю связь духовных явлений в одном и том же подлежащем». Это вполне сопоставимо с кантовским представлением о пространстве и времени как априорных формах созерцания.
Все изначальные истины делятся Ридом на два класса: необходимые и контингентные (случайные) истины. Хотя он не приводит четких критериев разграничения этих истин, можно заметить, что контингентные истины — это истины факта, истины существования. Они касаются реального бытия вещей, в том числе и нашего индивидуального существования, существования других людей. Исключением из этого общего правила является Существование Бога, которое относится Ридом к необходимым истинам, поскольку Бог — последняя причина любого другого конечного существования. Таких контингентных истин, согласно Риду, двенадцать, и они составляют основание всякого опыта, определяют его.
Необходимые истины — абстрактные истины, вечные истины, не имеющие какой-либо временной или фактической прописки. Рид выделяет шесть типов необходимых истин в соответствии с теми науками, в которых они используются. Среди них: универсальные принципы грамматики, присущие всем языкам; логические аксиомы; математические аксиомы; аксиомы вкуса (эстетические принципы); принципы морали; метафизические принципы (среди них, например, тот принцип, что все существующее должно иметь производящую причину, или принцип субстанции, согласно которому всякое качество предполагает субъект.) В этих универсальных и необходимых началах мы имеем все идеи, не выводимые из опыта, например, идеи числа, качества, существования, отношения (субстанции и причинности), [198] пространства и времени и прочее. Все это очень похоже на трансцедентальную философию Канта, на её категориальный аппарат.
Впечатление близости обоих мыслителей усиливается после знакомства с ридовской теорией вкуса и его концепцией практического разума. Кратко рассмотрим лишь последнюю. Моральные истины, согласно Риду, обладают не меньшей очевидностью, чем математические аксиомы. Эти истины, касающиеся добродетели и порока, должны быть очевидны всякому, у кого есть совесть и развитая культурой способность оценки. Центральные понятия этики Рида — свобода и нравственный закон, которые обладают статусом универсальных начал. Чтобы выполнять нравственный закон, нужно быть свободным. Только свободный поступок заслуживает моральной оценки, поэтому свобода — начальное условие нравственной деятельности человека. Нравственный закон равен долгу. Его соблюдение делает человека нравственным существом. Этот нравственный закон перекрывает частные интересы. В редакции Рида он звучит почти так же как у Канта: «В каждом случае мы должны поступать в отношении другого так, как мы считаем справедливым действовать другому в отношении нас, если бы мы находились в его обстоятельствах, а он в наших.» Правда, здесь имеет место одна существенная подробность — у Канта категорический императив безотносителен, он не обусловлен никакими обстоятельствами.
Очень похожи гносеологические установки Рида и Канта в отношении не тождественности наших ощущений и представлений с вещественно-предметной реальностью. «Вещами в себе», по терминологии Канта, и теми представлениями, которые они у нас вызывают, нет ничего общего. Более того, мы ничего об этих вещах не знаем, кроме того, что они есть. «Между ними, — говорит Рид, — существует глубокая и темная пропасть, которую наше понимание не в силах преодолеть.» Причем, оба мыслителя настаивают на объективном существовании этой вещественно-предметной реальности. Кант в вопросе о материи, как и в вопросе о духе, занимает позиции очень близкие школе Рида, ибо считает этот вопрос предметом убеждения или веры. По-видимому, обоих мыслителей объединяет общая интенция против крайностей сенсуализма и рационализма, которые, имея разные методологические установки, стремились к отождествлению связей реальных и мыслительных, т.е. к тождеству мышления и бытия. Рид и Кант в этом вопросе предпочитают вернуться на позиции декартовского дуализма, с той важной конкретизацией последнего, которая обоими связывается с верой и универсальными началами.
И все же, едва ли можно согласиться с мнением о зависимости философии Канта от философии Рида, или даже их тождестве, что можно встретить у сторонников шотландского философа и у некоторых критиков Канта. И дело здесь не только в том, что две важные в теоретическом отношении работы Т. Рида «Эссе об интеллектуальных способностях» и «Эссе об активных способностях» публикуются почти одновременно с двумя «Критиками» Канта, но и в той степени обоснованности и тщательности проработки [199] философских проблем, которые различают обоих мыслителей. Мнение философского сообщества в этом виртуальном соперничестве явно склоняется в пользу И. Канта. Объединяют же Т. Рида и И. Канта общие философские предпосылки. Достаточным будет назвать Д. Юма, который, как известно, прервал «догматический сон» Канта, но ещё раньше (1739 г.) совершил глубокий переворот в философских воззрениях Рида.
Добавить комментарий