Боится или не должен достигнуть цели человек? А если этот человек посмел переступить, не утратив способности улетать «в своих мечтах о себе» в неведомую действительность, «куда-то вверх»? Тогда он неминуемо переживает личную катастрофу.
В эпоху смены социального порядка возобновляется проблема преобладания сил отрицания над силами утверждения и созидания, возрастания неопределенности цели и ценности итога действия, поиска нового стиля поведения и типа действия. Дух подъема, преодоления, завершения повышает степень риска в действиях, [154] отступления от стандартов оценок, проникновения в легальное пространство деятельности «рыцаря» Успеха в различных обличьях (пират, партизан, «молодец-удача» и т.п.). Поэтому необходимо выявление взрывоопасных точек в развитии индивидуальной воли.
Индивидуальная воля интегрирует потенциал победного духа, проявляющегося в порыве в будущее («научиться энергичнее желать будущего», Ф. Ницше); воле к действию (итогу, завершению, форме, «я — победитель», — вещает у Эсхила бог формы Аполлон); протесте, вызове, бунте личности против порядка (о воле к «свободной воле» и об «удачливом типе» как борце «против своего времени» писал Ницше); праве на истину нового поколения деятелей «привычных к героическому». Дух победы развивает творческий инстинкт из первоистока жизни, любую цель подчиняет процессу, становлению, непрерывному обновлению бытия. Онтологическим основанием развития этого духа является противоречие бытия и становления: с одной стороны, стремление к национальному превосходству (обрести собственную идею и историю для этнической общности) и личному первенству (стать самим собой, проявляя личную волю); с другой — умаление бытия и усиление небытийных тенденций в сознании и реальном мире. Так для понимающего сознания и переживающей души возникают проблемы «подполья мира» (Ницше) и «подполья» индивида (Ф.М. Достоевский).
По Ницше, победа — закон пути «в вышину» для высших людей, т.к. жизнь есть «то, что должно всегда побеждать само себя» 1. Победный дух требует предъявления очередного «нет» миру и самому себе, преодолевать себя самим собою снова и снова — таков закон победы. Главной ее жертвой, наградой итогового пиршества является победитель. Он властвует, повинуясь «самому себе», становясь в ситуации риска и игры «в кости из-за смерти», «судьей, мстителем и жертвой одновременно». Так возвышенный дух реализует неотменимый призыв борьбы: «Ваш мир пусть будет победой!» 2.
Победный дух личности, отражая своеобразие души собственного народа, раскрывается в потенциале осуществить единство: [155] «То единство, к которому мы стремимся, и стремимся с большей страстностью, чем к политическому объединению, есть немецкое единство, единство немецкого духа и жизни, основанное на устранение противоположности между формой и содержанием, внутренним миром и условностью» 3. В философии Ницше победный дух — зеркало и отражение эпохи отрицания. Преодоление самоотрицания и самопожирания, т.е. существования как непрерывного ухода в прошлое, возможно только в борьбе ради великой цели и великой надежды.
Идеи победного духа осваивались и развивались теоретиками научной и социальной революционности, служителем и жертвой которой стал русский нигилист. Быть по своей воле, осуществить право на власть в единстве с мечтой о добре для людей — к этому отчаянно стремится герой отрицания и терпит неудачу. Неудача (удача, успех) означает определенное завершение акта действия 4. Для Раскольникова неудача связана с переживанием итога действия не столько в его результативности, т.е. успешности, сколько в отсутствии чувства победителя. Это чувство, связано с самооценкой итога, разрешающей дилемму: выдержал или не выдержал Раскольников свой шаг, преодолел ли он себя или нет. Оценка дела по критерию удачливости имеет существенное значение для проникновения в стихию мысли Раскольникова, пытающегося понять свое преступление. Для приближения к метафизической границе достижения необходимо принять исходную логику действия героя, представляющую поединок обычного убийцы (индивида, сумевшего непосредственно, физически осуществить акт действия) с человеком, отчаявшимся и решившимся на протест (а поэтому нуждающемуся в обосновании собственного права на преступление). Исход поединка [156] выявляет духовную пробу личности, превышающую границы удачного дела. Поэтому требуется предварительно очертить контуры дела, определяемого удачей или неудачей.
Раскольников одержим мыслью, которую якобы до него никто и никогда не выдумывал, а его оппонент утверждает, что он шел на дело «не своими шагами». Продиктована ли «решимость на первый шаг» собственной идеей, или же это порыв, вызванный помутнением и теоретическим раздражением сердца. Сердце нигилиста раздражено идеей взять власть и по своему усмотрению переделать человеческий тип. Изображение осуществления этого притязания Достоевским дается в контексте идеи «живой жизни». Вопрос в том, что стоит сама жизнь вне чьей бы то ни было цели о ней (цель есть всего лишь «формула»), можно ли свести ее толкование к идее беспрерывности «процесса достижения». Двигателем этого процесса, по размышлению героя «Записок из подполья» является самостоятельное хотение, в том числе, вопреки разуму и собственной выгоде, а не добродетельное хотение. Именно самостоятельность необходима человеку, чего бы она «ни стоила и к чему бы ни привела» 5. Путь к самостоятельности преграждают два препятствия: человека переделать нельзя, а следовательно, и исправить его хотенье; человек может переделать себя сам, т.к. сила желаний дает ему возможность считать себя тем, кому «более разрешено, чем другому». Кроме этих препятствий, определяющих конкретику социального и психологического фона действия, существует третье. Это — скука, т.н. особенная склонность русского типа. Победный дух отрицателя, принуждаемый к согласию с ведущей мелодией русской души, копится в «подполье», где некто мучит и коверкает себя от скуки, ибо «все от скуки», а «от скуки чего не выдумаешь». Скучно «жить одною здешнею жизнью, для полноты и для порядка» порядочному человеку (Свидригайлов утверждает, что «порядочный человек обязан скучать»). Эта склонность задает тон протесту и ограждает деятеля от обязательности благоразумия. Поскольку признается скучным и непривлекательным занятием стремиться к обычной цели, то сохраняется вечная «тоска по самом себе», проявляющаяся не только у лишенного свободы человека, но и у обладающего ею русского [157] мечтателя — нигилиста как наклонность к куражу «наивнейшему возвеличению собственной личности, хотя бы призрачному… во всем этом кутеже есть свой риск, (значит, все это имеет хоть какой-нибудь призрак жизни, хоть отдаленный призрак свободы» 6. Скука не позволяет деятелю слиться с целью в ее результативности, сохраняя и увеличивая дистанцию между действительностью и мечтой. Питая метафизический интерес к делу, скука заставляет героя вновь и вновь испытывать состояние неудачи. По М.М. Бахтину самосознание героев Достоевского характеризуется безысходной незавершенностью: «Сознание не воплощенного и не могущего воплотиться мечтателя и подпольного человека является благоприятною почвою для творческой установки Достоевского» 7. То есть установки, раскрывающейся в изображении развития индивидуальной воли, воли к событию. Мука Раскольникова о власти («Наполеоном сделаться») обнаруживается в отчаянной попытке личности освободиться от призрака свободы.
Противоречия в преодолении отравляющего душу отчуждения обнаруживаются в слабости Раскольникова к казуистике и в решимости убить «для себя одного». Личная воля, стремящейся к самодостаточности личности, сталкивается с судьбой и случаем, подстерегающими «удачливого типа». Удачей определяются те контуры дела, в рамках которых может быть возврат к начальной (нижней) точке действия, т.е. действия причинного, мотивированного, но не питающегося импульсами «подполья мира» 8. Но все поведение убийцы свидетельствует о полной пространственно-временной рассогласованности его личности. Влечение к определенной цели выявляет волю к власти только в границах успешности или удачи. Но именно цель Раскольников все время ищет, в итоге, оказавшись исполнителем без цели, что и заставляет устанавливать значение достижения за границами удачи. Если бы он оказался удачником, то его личная воля была бы сведена к делу, а победа к удаче.
[158]
Раскольников, презирая на словах отрицателей, все же пытается действовать «на удачу», попадая тем самым под власть случая. В самом деле, почему бы не попробовать «взять просто запросто все за хвост и стряхнуть к черту» 9. Отрицатели останавливаются на полдороге, а Раскольников был одержим решимостью идти до конца, но не вынес «шага», усомнился, потерпел неудачу. Усомнился, поэтому и пытается уяснить себе значение шага, «не понимаю моего преступления». Страдание — «великая вещь… в страдании есть идея» — нашептывает Порфирий Петрович убийце, мучающемуся над вопросом, почему все так «безобразно сбылось», не оправдав его смелого отчаяния. Так хотел «добра людям», а вышли глупость, неловкость, промах, «при неудаче все кажется глупо!», «если бы мне удалось, то меня бы увенчали» 10.
Итак, мыслью усомнившегося преступника, кажется, исчерпано все, что задумано и было сделано «по примеру авторитета», чтобы овладев властью, решать «кому жить, кому не жить?». Но, переживая неудачу (поэтому не Наполеон), Раскольников возвращается к своей задумчивости, втягивающей в плен ужаса и страдания, в котором меркнет правота вынесших свои шаги. Неудача стала причиной катастрофы личности, ее перелома, выявила ложность логически верной идеи о праве на власть над другими. Но «живая идея», для живого человека, за которую Раскольников «готов был отдать свое существование», так и не найдена. Да и могла ли она быть найдена, тем более, случись удача. Герой освобождается от беспредметной и бесцельной тревоги благодаря неудаче, прояснившей ему необходимость будущего великого подвига. А это, по Достоевскому, переход «из одного мира в другой». Неудача (удача) и подвиг выявляют различные планы реальности и значения итога действия: или человек (удалось дело — обычный преступник), при большой удаче, правит миром; или личность (не удалось дело — преступление в состоянии временного умопомешательства) свободно творит новый мир, открывая себя в зеркале другого.
В итоге, проверка способности сознающего себя индивида поступать по своей воле в границах социальности привела к отрицательному результату. Эта способность оказалась в отрицательной [159] соотнесенности с решимостью совершить акт действия, что и подтверждается в переживании итога поступка как неудачи и неудовлетворенном чувстве победителя. Нигилист — мечтатель — своеобразный тип неудачника, социально одинокий, но внутренне открытый будущему. Принципиальная незавершенность его замысла и личности соответствуют возможности обретения ощущения богооставленности.
- [1] Ницше Ф. Так говорил Заратустра // Ницше Ф. Изб. произв. Кн. первая. М., 1991. С. 91.
- [2] Там же.
- [3] Ницше Ф. О пользе и вреде истории для жизни // Ницше Ф. Соч. в 2-х тт. Т.1. М., 1996. С. 185.
- [4] В словарях В.И. Даля и И.И. Срезневского удача сближается с успехом, означая, главным образом, своевременность действия («быть к сроку», как успелось, так и досталось). Причем речь идет о действии, приносящем непосредственную пользу его автору. Важно введение Срезневским родственных слов, позволяющее расширить смысловое пространство поиска причин неудачи. Срезневский сближает по смыслу слово «достигнуть» со словами «суметь», «устоять», поясняя его словом «успеть», не удалось дело — значит не успелось.
- [5] Достоевский Ф.М. Записки из подполья. ПСС в 30 тт. Т. 5. Л., 1973. С. 113.
- [6] Достоевский Ф.М. Записки из мертвого дома. Ук. изд. Т. 4. С. 66.
- [7] Бахтин М.М. Проблемы творчества Достоевского. М., 1994. С. 42.
- [8] Любопытна статья Л.В. Карасева «Вверх и вниз (Достоевский и Платонов)». Хотя автор увлекаясь задачами «телесной» интерпретации текста, значениями «головы» и «живота» в развитии сюжета рождения нового человека невольно сужает смысл «подполья» в творчестве Достоевского. См.: Карасев Л.В. Вопросы философии. М., 2000. № 6.
- [9] Достоевский Ф.М. Преступление и наказание. Ук. изд. Т. 6. С. 321.
- [10] Там же. С. 400.
Добавить комментарий