Почему так популярен фильм «Амели»? Отчего интернациональная аудитория, и стар, и млад, и сноб-интелектуал, и обыватель коммунальной кухни с энтузиазмом говорят об этом фильме? Это, безусловно, европейское кино, законсервированное в эстетических причудливых традициях, несущее серьезный смысл на широкий экран. В нем вряд ли найдется что-то от трогательного узнавания, свойственного американскому кино, когда мы не обманываемся в наших надеждах, и миропорядок архаически прост и обусловлен. Однако этот фильм действительно вносит нечто парадоксальное в европейский кинематограф.
Странная девушка Амели, странен ее жених, уютны улицы Парижа — в общем все deja vue. Однако, что-то обманывает нас в этом фильме. Эта уловка — странность Амели, потому что не странная она вовсе. Мир Амели наполнен престранными людьми, у всех смешные привычки, нелепые манеры и, в основном, не очень счастливая жизнь. Однако фильм создает ощущение легкости. Люди странны, но создают впечатление обычных, в том здоровом смысле слова, когда в личности есть полнота жизни.
Здесь стоит подробнее остановиться на странности человека в европейском кинематографе. Все фильмы, просмотренные в течении спецкурса, были разными с точки зрения художественного воплощения, авторства и традиций. Однако, мне показалось, что героев их объединяет нечто общее, то, что формирует образ человека в европейском кинематографе. Герои — люди, балансирующие на грани, люди ненормативных ситуаций и маргинального поведения. Люди в состоянии крика, люди [103] на грани срыва, люди, сходящие с ума, оказавшиеся в ситуации невозможного выбора. Здесь надо определить существенную разницу между странным и маргинальным. Странность может быть «здоровой», то есть нормой. Она декларируется новоевропейской ценностью личности и убеждением, что «все люди разные» и придает пикантность существованию. Маргинальность же никогда не станет ценностью. Маргинальность — это подступ к пределу, за которым заканчивается трезвое и здравое, заканчивается язык и даже сам кинематограф. Этим так и привлекательно европейское кино — оно повествует о пределах, пугающих и притягательных, оно сводит свой художественный язык к основанию немотствования (рвущаяся пленка у Бергмана в «Персоне»), туда, где нет речи об узнавании или «милых странностях». В общем, человек европейского кинематографа — это «полноценный юродивый» (см. Т. Горичева), маргинал в высшем смысле этого слова, человек предела, преодоления и страдания (увы, герои европейского кинематографа, в противоположность американскому, постоянно гибнут, ведь они не в состоянии «нормально» жить). Амели именно странная, а не маргинальная, и она своей странностью нивелирует трагического героя-маргинала, узаконивая статус странности, как «человеческого» и «нормального». Маргинальность трагична, Амели — мелодраматична (это похоже на разделение Ницше в «Рождении трагедии»). Вопрос в том, сделала ли странная девушка Амели что-то с европейским кинематографом, или это симптом без болезни?
Добавить комментарий