Тезис, гласящий, что «человек, по сути своей, существо свободное» — фактически указывает на образ человеческого бытия, на его особенности. Это является основным показателем того, чем отличается человеческое бытие от всех других форм бытия. Поэтому свобода — глубинная, фундаментальная определенность человека. Критерием развития, прогресса общества должен быть признан уровень и степень свободы человека. Направление развития человечества характеризуется стремлением к свободе. Гегель видел смысл истории именно в прогрессе общества, а прогресс, как изменчивость формации, измерял экстенсивностью свободы. По его мнению, рабовладельческое общество — это такое общество, в котором свободны одни, а несвободны — остальные; в феодальном обществе — свободны некоторые, а несвободны — остальные; в капиталистическом — свободно большенство, а несвободны — немногие. А согласно модели социума Маркса — все должны быть свободны, но в реальности всем известно, какую свободу мы получили по модели коммунистического социума.
Современная эпоха — эпоха кардинальных социальных изменений, принимающих тотальный, универсальный характер. Это касается всех сфер бытия: экономической, политической, правовой, [113] религиозной, культурной и т. д. Идет глобализация этих сфер. В ряду изменений самое главное — демонтаж социалистической системы. Человечество сегодня наблюдает за невиданным до сих пор процессом — переходом из социалистической формации в капиталистическую. Естественно, возникает вопрос: какого характера этот процесс — прогрессивного или регрессивного? Куда идет человечество? Каково социальное бытие человека в постсоветском трансформационном обществе? Эти вопросы требуют ответа. Разумеется, на уровне эмпирического познания можно заключить: социальные процессы развиваются в направлению свободы и демократии, но, все таки, в постсоветском пространстве они приобрели регрессивный характер, потому что здесь социальное бытие, по сравнению с предыдущей формацией, крайне тяжелое. Более глубокий, рациональный анализ должен показать сущностое положение. Ключ же к такому анализу лежит в содержании самого понятия свободы.
Действие человека свободно тогда, когда его поступок зависит от его воли. Воля — это есть умение принимать собственное сознательное решение. Свобода является непременным волевым поведением, но не наоборот, т. е. не каждое волевое поведение является свободным. Когда человек действует не по своему выбору и желанию, а согласно чужой воле — это вынужденное действие. Там, где принуждение — нет свободы. Я свободен лишь тогда, когда действую по своему желанию. Желание, воля и возможность выбора — постоянные сопутствующие условия свободы. Следуя такому понятию свободы, можно сказать, что современный человек не отличается высокой степенью свободы. Его действия определены внешними факторами и носят принудительний характер. Это касается людей всех обществ, включенных в процесс глобализации, но особенно — живущих в постсоветском пространстве. Правда, в этом пространстве идет процесс демократизации и человек формально, de jure, стал свободным, но de facto он все-таки не свободен. У него нет выбора, или выбор настолько узок и ограничен, что границы его можно представить формулой С. Кьеркегора: «Или-или».
[114]
Постсоветскому обществу и человеку приходиться следовать за общественной жизнью, которая претерпевает значительные изменения в силу объективных, анонимных процессов. Это индивидуализированное общество, в котором человек чувствует себя менее защищенным и хрупким, чем в индустриальном обществе. Это общество, в котором утерян баланс частного и общественного как фундамент социального порядка. Такие исследователи современного западного общества и человека, как П. Бурдье, З. Бауман, Э. Гидденс, У. Бек и др., подчеркнуто отмечали тягостный натиск глобальных анонимных сил на судьбу или участь современного человека. Глобализация, в первую очередь, означает ослабление или полную потерю контроля со стороны человека над теми процессами и явлениями, которые оказывают значительное влияние на его судьбу. По мнению З. Баумана, у формирования и укрепления глобальных союзов и сетей нет ничего общего с контролированием и управлением общих явлений. Понятием «глобализация» сегодня описываются процессы «… представляющиеся произвольными, стихийными и беспорядочными, процесс, помимо людей, сидящих за пультами управления, занимающихся планированием и, тем более. принимающих на себя ответственность за конечные результаты». Именно «глобализация» возвещает об обретении некоей естественности на том пути, по которому развиваются события в современном мире: сегодня они, по существу, беспредельны и бесконтрольны, носят квазистихийный, незапланированный, непредвиденный, спонтанный и случайный характер 1.
К глобальным, бесконтрольным силам, в первую очередь, относятся международный капитал и финансы, свободно перемещающиеся во всем мире. Их не удерживают ни этнические принципы, ни пространственные преграды. По тонкому замечанию З. Баумана, современные западные общества, которые боролись за то, чтобы сделать свой мир прозрачным, свободным от опасности и сюрпризов — сегодня оказались в ситуации, когда их возможности целиком [115] зависят от изменчивых и скрытых сил. Вещи уже не подчиняются контролю. Социум теряет свою главную функцию — коллективным путем достигнуть чего-то насущного, а солидарными действиями внести решающие изменения в делах человеческих. Соответственно, люди теряют контроль над главнейшими социальными процессами. А за потерей контроля следует возростающая неопределенность и прогрессирующая незащищенность личности перед лицом неконтролирумых перемен. Такая ситуация принуждает людей отказаться от достижения далеко идущих целей и задач. Идеалы, как главный импульс человеческих действий, теряют силу и значимость. Это, в свою очередь, рождает желание переоценки и ревизии всех тех ценностей, которые раньше казались незыблемыми и неизменными.
Именно такое ослабление социальности и коллективности порождает кризис гражданственности современного общества, потерю веры индивидов в собственные силы, создает обстоятельства, в которых человек является личностью de jure, но не de facto. По нашему мнению, З. Бауман делает относительно этой ситуации правильное заключение, которое одинаково значительно как для решения стоящих перед западным обществом проблем, так и для проблем, стоящих перед постсоветскими, трансформационными обществами. Это — выискивание и возрождение механизмов эффективных коллективных действий. Ни отдельные индивиды, тем более, ни индивидуализированные, обособленные личности не смогут выстоять перед натиском глобальных, социально неконтролируемых сил. Вывести из кризиса современное общество сможет только поиск новых форм коллективности и, соответственно, тех причин, которые определяют беспомощность и слабость существующих социалтных институтов коллективного действия. Но пока западные общества найдут новые механизмы преодоления кризиса, в его среде зарождается новый тип человека, которому Э. Геллнер дал, может быть не совсем приятное, но точное определение: «Модульный человек». Это ползучий человек, который, фактически, ведет кочевно-номадную жизнь, и чей ореал кочевничества расширяется с возрастанием масштабов глобализации. Это человек, у которого нет твердой опоры социального бытия. Он постоянно меняет место [116] жительства и место работы, и всегда должен быть готов приобрести новые знания и новую профессию. Правда, он идет в ногу с быстрыми социальными изменениями современного общества, но «модульный человек» превращается в космополита без родины и без национальности. Ясно, что у человека- космополита бытие — «одномерное» (Г. Маркузе), и, даже если мы сочтем это приемлемым, то все равно не выйдем из создавшейся ситуации, потому, что современные западные общества находятся сегодня в «информационной эпохе», где требования производства меняются быстрее, чем человек может освоить знания и навыки, необходимые для участия в новом производстве.
В диаметрально отличающейся ситуации находятся постсоветские общества и люди. Им приходится заного пройти тот путь, по которому прошли западные общества и за счет ущерба для коллективного единства достигли высокого уровня свободы личности.
А постсоветские люди прошли суровую школу тоталитарного режима, где была узаконена незначительность индивида по сравнению с коллективным (общим). Индивид был лишь исполнителем тех директив, которые давали тоталитарные, централизованные социальные институты. Включенный в социальную систему человек, фактически, был человеком, свободным от свободного выбора и свободной воли. Потерявший свободу, он исполнял только роль «винтика» огромного социального и политического механизма. Взамен свободы он получал от государства гарантию необходимых для существования условий. Таким образом сформировался безынициативный, потерявший свободу «советский средний класс», советский народ без богатых и бедных. В основе этого лежала идея социальной справедливости. К этому добавилось то, что, начиная с 60-х годов ХХ столетия, в т. н. «стагнационном», коммунистическом периоде, за счет падения морального уровня населения, средний жизненный, материальный уровень человека достиг такой высоты, когда у него появился вкус к легкой жизни. Он привык жить за чужой счет, привык к мысли, что за все отвечает государство, обеспечивающее благосостояние. У людей выработалось патерналистское отношение к обществу и социально-политической системе. При [117] такой материально «хорошей жизни» выросло несколько поколений, у которых сформировалось слишком специфическое — квазиполитическое и квазисоциальное, т. е. уродливое и фальшивое — сознание. У них основательно искоренилось понятие личной, социальной и политической свободы, и не только понятие. Люди отвыкли жить и творить в свободных условиях, у них появилась «двойная мораль» и большинство из них превратилось в «несунов». Все это дает возможность понять, почему большинству насуления постсоветских стран нелегко перейти к принципам свободы и жить в новых экономических, социальных и политических условиях.
Если судить на примере Грузии как одной из постсоветских стран, то она оказалась в сложнейшей ситуации, имея в виду совокупность внутренних (экономическая стагнация), и внешних (конфликты, потеря территорий) проблем. Здесь формировалось общество, которое не могло производить и создать столько материальных благ, которых было бы достаточно для удовлетворения собственных потребностей даже на минималном уровне. Это общество, чьи влиятельные и держащие власть лица или кланы довели к концу ХХ столетия страну до грани разрушения тем, что разграбили стратегически значительные объекты, чтобы легче овладеть ими, или продать на выгодных для них, а не для страны, условиях. Это общество, в котором катастрофически растет социальная и имущественная поляризация между горсткой очень богатых и оказавшимися в нищете огромным большинством. Соответственно, очень мало представителей среднего слоя, который является гарантией стабильности и развития любого государства.
В этом периоде катастрофически возросла коррупция и, нисмотря на попытки пришедшей после «революции роз» власти — довести до минимума ее масштабы — она является одной из главных преград на пути к новому обществу. Вызывает беспокойство то, что коррупция приняла как бы всеобщий характер, став почти составной частью нашей жизни, подтверждением чего является равнодушное и нейтральное отношение большой части общества к этой чуме.
[118]
Вызывает тревогу масштабы преступности, наркомании, проституции и «треффикинга», особенно среди молодежи. Но особенно тревожно должно быть, как для общества, так и для власти, ежегодный рост самоубийств. Большинство населения не может активно включиться в деловой ритм, невелика занятость. Многие, особенно в деревне, оказался не готовым из-за патерналистического настроя. Но в формировании такой ситуации нельзя винить только власть, или прошедший режим — советский тоталитаризм. Ситуация заостряется теми объектными условиями, в какие попадает страна, переходя из одной социальной формации в другую. Известно одно древнейшее китайское заклинание, когда недоброжелатели «желали» друг другу жить в такое «интересное» время, когда в стране будут происходить большие социально-политические перемены.
Сегодня Грузия, как одна из постсоветских стран, переживает именно эпоху глубоких социальных, политических, экономических и культурных трансформаций. Любая страна, любое общество, даже находящееся в выгодных внутренних или внешних условиях, во время такой глубокой трансформации обязательно падает в состояние аномии, когда теряют силу старый, объединяющий общество моральный код, ценности, нормы поведения, а для утверждения и укрепления новых нужны десятилетия. Такая «долина скорби» является исторической необходимостью для любого транстформирующегося общества, иногда нужно целое поколение, чтобы войти в «страну обетованную». Это для тех обществ, которые оказались в выгодных условиях. Такие проблемы оказались даже у такого общества, каким была Германская демократическая республика; она, ведь, фактически, возвратилась в свое гнездо и, казалось, не должна была иметь проблемы. А что мы должны сказать о таком постсоветском обществе, каким является Грузия, которая попала в ареал пересечения интересов могучих стран! Наивно думать, что для разрешения этой сложной ситуации само собой придет компетентная благородная, укомплектованная честными кадрами сильная власть, которая успешно пройдет через сциллу привлечения иностранных инвестиций и харибдой защиты интересов [119] собственного народа и решит все проблемы. Правда, львиная доля в решении проблем принадлежит политическому режиму и власти, но этого недостаточно.
Показателем трагичности постсоветского быта является также утрата доверия между людьми и дефицит ответственности. Опасная ментальная болезнь, оставшаяся от тоталитарного режима — это надежда на других, что в каждой удаче или неудаче субьектом является государство а что касается нас, рядовых граждан, мы не можем ничего изменить и судьба страны зависит не от нас. Большенство индивидов постсоветского общества настроен думать: что может мне дать общество и страна; На пальцах можно перечислить тех, кто думает наоборот: Что я могу дать моей стране? Мы, постсоветские люди должны осознать, что пути назад у нас нет, что к свободе идет только одна дорога — основанная на рациональной экономике — демократическая. Иначе приобретенная нами свобода будет иллюзорной и фиктивной.
По этому мы не знаем куда девать приобретенную нами эту свободу. Старый habitus создает большие преграды. Много надо думать для осознания: Можем ли мы, индивиды, имеющие нашу культуру и ментальность, стать свободными, ответственными, растпоряжающимися своей судьбой личностями, как de jure, так и de facto? Не оправдало заимствование западного опыта и пройденного пути без критического осмысления. Нужно найти такой путь, который будет способствовать сохранению нашей культурной и национальной самобытности, нашей личной свободы в условиях натиска стихийных сил глобализации.
Политическая элита постсоветской страны должна стараться найти те механизмы, с помощью которых смогут они объединить членов общества и направить их на достижение стратегических целей, создать новые структуры, в которых индивиды будут чувствовать себя надежно и безопасно. Все это даст возможность каждому индивиду стать субъектом своей судьбы. Но только старания элиты, без участия каждого индивида, не спосет общество, потому, что нация не будет сильной, если слаба каждая его составная личность, «из плохово материала хороший дом не построишь». [120] Также хорошо известно, что «не придумали еще такую форму или комбинацию, которая смогла бы создать энергичных людей из слабого и малодушного гражданского объединения». Настало время, когда постсоветские люди должны освободиться от «синдрома Дон-кихота», должны осознать, что нет больше старых условий, к которым они были хорошо адаптированы, соответственно, нельзя придать большое значение старому опыту. Именно старый Habitus кормит эффект инертности в сознании постсоветских людей, из-за чего многие грузины, русские или украйнцы и другие неудачно стараються адаптироваться к новым политическим реалиам, условиям рыночной экономики, индивидуальной свободе и, соответственно, ответственности. Надежду преодаления такой инертности придает существующее у постсоветских людей сильное желание самозанятости, желание искать арантию достойного существования и свободы, готовность способствовать созданию такой структуры, которая будет ориентирована на социальную сферу. Не должны пропасть без следа как положительные, так и отрицательные итоги семидесятилетнего эксперимента. На таком фоне мы должны переосмыслить социальные реалии современного западного общества, выработать социальные механизмы, способствующие формированию новой социальости, коллективности и солидарности между людьми.
Постсоветские люди добились свободы de jure. Сейчас настало время заботиться о благосостоянии каждого из нас, чтобы каждый гражданин был состоятельным, имел свой дом, имущество и гарантированную работу. Поразмыслим и будем действовать для создания базовой экономики, сильной демократической власти и формирования гражданского общества, для выискивания тех форм солидарности и коллективности, в которых человек становится свободным не только de jure, но и de facto.
[121]
Литература
- Бауман З. Глобализация. Последствия для человека и общества. М.: Весь мир, 2004.
- Бауман З. Индивидуализированное общество / Пер. с англ. под ред. Иноземцева В.Л. М.: Логос., 2002.
- Бурдье П. Социология политики. М., 1993.
- Геллнер Э. Условия свободы. Гражданское общество и его исторические соперники. М.: Ad Marginem, 1995.
- Современная социальная теория: Бурдье, Гидденс, Хабермасс. Новосибирск: Изд-во НГУ, 1995.
- [1] Бауман З. Индивидуализированное общество / Пер. с англ. под ред. Иноземцева В.Л. М.: Логос., 2002. C.43, 152.
Добавить комментарий