Культурологический подход к праву возможен и необходим по той причине, что правовые явления несут в себе, кроме сугубо юридических значений, еще много смыслов внеюридического характера. В них сосредоточены богатейшие культурно-историческая семантика и символика.
Культурологический метод позволяет рассматривать любой правовой феномен не сам по себе, а внутри интеллектуального пространства культурных смыслов, в результате чего тот утрачивает жесткость прежних, исключительно юридических границ. В той жe мере он способен делать это и по отношению к праву в целом.
[11]
Культурология, ставя перед правовым мышлением вопросы, которые оно само перед собой, как правило, не ставит. Она же стремится к созданию культурологических моделей правовых реалий. При этом на передний план выходит то обстоятельство, что культура по своей сути метафизична, т. е. связана с миром высших, абсолютных смыслов и сущностей. Вместе с тем культура и символична, поскольку стремится доводить до человека эти абсолютные смыслы посредством зримых форм.
С позиций культурологического подхода всякий искусственный предмет или феномен — это символ. Равным образом он позволяет видеть в нормах и ценностях права символы сверхличных энергий, участвующих в творении социального мира и правопорядка. Этот подход предполагает, что через нормы и ценности права человек приобщается к высшей, абсолютной гармонии бытия, для которой социальный правопорядок — только частная, локальная форма. То есть задача метафизической культурологии состоит в выявлении не столько относительных, сколько абсолютных смыслов бытия.
Человек живет в мире природных явлений, естественных и рукотворных вещей, а также разнообразных социальных символов. Его социальное и культурное бытие — это жизнь в символической вселенной, где за каждым словом, звуком и жестом — концентрированные сгустки смыслов, спрессованные временем и опытом многих поколений.
Символы разнообразны по своему характеру и предназначению. Это, например, коммуникативные символы, обслуживающие межчеловеческое общение. К ним относятся жесты, взгляды, выражения лиц, этикетные, обрядовые, ритуальные условности. Все они предполагают различные формы и оттенки отношений людей друг к другу. Научные символы в виде знаков, цифр, букв, формул обслуживают познавательную деятельность людей. Художественные символы в живописи, архитектуре, музыке подчинены решению преимущественно эстетических задач. Политические символы с их пестрой геральдикой выполняют задачи представительского характера.
Наиболее сложными из всех являются символы метафизические, с их неоднозначной философской, религиозной и этической природой. Еще в глубокой древности человеку открылось, что на всем, что его окружает, лежит явная или скрытая печать высших, запредельных сил. Каждая вещь при этом напоминает нечто вроде поплавка, погруженного одновременно в две реальности — физическую и метафизическую. Ее видимая часть выступает в качестве символа, свидетельствующего о существовании части невидимой и о многоуровневости содержащихся в ней смыслов. Человек способен вычитывать в смысловых, нормативных и ценностных конфигурациях естественных и искусственных форм метафизическое содержание. Ему удается находить в проявлениях истины, добра, красоты и справедливости знаки высших, Божественных гармоний, а в зле, безобразии, пороках и преступлениях — знаки метафизической тьмы, хаоса и бездны. Через символы [12] человеческая душа прикасается к метафизическому миру или, как считал Платон, вспоминает о нем, о тех временах, когда она была слита с ним в одно целое. Через символы она отзывается на высшие смыслы, приобщается к ним.
Право, как и все сущее, метафизично, поскольку связано с миром высших смыслов, абсолютных ценностей и запредельных сущностей. Оно же символично, так как содержит в себе все необходимое, чтобы доводить эти метафизические значения до человека посредством социальных форм и предметностей. В нем с полным на то основанием можно видеть некую тайнопись, свидетельствующую не только о неизреченных метафизических смыслах, но и бессознательных глубинах коллективного опыта, а также о существовании высших энергий, участвующих в творении социального мира. В наибольшей степени это относится к естественному праву.
Противоречивость, будучи не только предикатом вещей и феноменов физического мира, обнаруживает себя и как являющаяся дуальность метафизических начал творения и разрушения. Бесчисленное множество физических и социальных, нравственных и правовых антитез, воплощающих бинарную оппозиционность сверхфизических абсолютов Творца и Разрушителя, постоянно напоминают человеку о его всегдашнем пребывании в пункте развилки траекторий восхождения и нисхождения, а также о том, что он обязан реализовывать свое естественное право свободного выбора между противоположностями.
В символах важна не столько репрезентация двоемирия, сколько те наличные, явные или скрытые, смысловые связи, посредством которых в каждом конкретном случае по-особому соединяются эти миры. Именно внутренние смыслы или идеи представляют собой то особенное, что отличает символы друг от друга. Из них складывается еще одна реальность, кроме физической и метафизической, — культурная. Она-то и придает содержательную наполненность символу как двуединству изобразительного и изображаемого начал.
Абсолютные смыслы бытия не даны человеку непосредственно. Высшие императивы гармонии и порядка реализуются в социальной практике через нормативно-ценностные ориентиры. В свою очередь нормы и ценности права, являясь внутренне противоречивыми, объединяют в себе два мира — метафизический мир абсолютного долженствования и социальный мир сущего. Каждая правовая норма несет в себе абсолютное императивное начало и одновременно является реальной поведенческой моделью, частично реализующей высший императив. В человеческом мире она осмысливается как идея, оправдывается как ценность и принимается как императив. Во всех своих трех ипостасях она восходит к метафизической реальности, к Абсолютной Первонорме (Богу) и потому является представляющим его символом.
[13]
Когда из правосознания исчезают представления об абсолютном содержании норм, то начинает дробиться и рассыпаться вся его вселенная ценностей и смыслов. Подобная аксиологическая и семантическая катастрофа может постигать как индивидуальное, так и общественное правосознание.
Метафизическая культурология, имея дело с относительным и преходящим, с тем, что пребывает в конкретных пространственно-временных пределах, видит в нормативно-ценностных структурах знаки вечного и абсолютного. Исследуя социально-правовую реальность со всеми ее уровнями и элементами, она помнит о метафизической сверхреальности, внутри которой пребывают ее нормы и ценности в качестве ее частных модусов. За данными эмпирических наблюдений и рассудочной аналитики она прозревает метафизику сверхличного с экзистенциалами души, судьбы, бессмертия, пребывающими вне логики рациональных доказательств и опровержений. При построении объяснительных моделей сущего и должного она не забывает о том, что за причинами правовых явлений и процессов всегда стоят еще «причины причин», абстрагироваться от которых человеческий дух не может.
Одним из важнейших условий развития цивилизации как самовоспроизводящейся системы является функционирование механизмов долговременной памяти. Важная роль в этом принадлежит юридическим артефактам, представляющим собой один из компонентов такой памяти. Через них осуществляется трансисторическая передача социально-правового опыта. В качестве устойчивых мнемонических структур они активно участвуют в деле социализации новых поколений. Благодаря юридическим артефактам традиционные, апробированные нормативно-ценностные представления о должном вводятся в актуальную духовно-практическую жизнь общества.
Юридические артефакты, сосредоточенно фиксирующие то существенное, что лежит в основании социально-правовой реальности, обнаруживают свою прочную привязанность в первую очередь к проблемам межсубъектных правоотношений. Столкновения интересов, борьба воль и характеров, взрывы страстей, конфликты позиций, противоборство кроющихся за всем этим различных тенденций социального развития составляют действительную ткань того полотна, на котором история права вышивает свой причудливый узор.
Социально-правовые противоречия, фиксируемые юридическими артефактами, бесконечно разнообразны по своему характеру и содержанию. Одни из них достаточно четко локализованы в социальном времени и пространстве, исторически скоротечны, другие же обладают универсальным характером, проявляющимся в способности регулярно возрождаться и постоянно находиться в поле самого пристального внимания каждого нового поколения.
Если учитывать, что юридический факт — это целостность, выявленная эмпирико-теоретическим путем и несущая в себе информацию о конкретных [14] субъектно-субъектных отношениях внутри правовой реальности, то юридический артефакт — это генетически вторичная культурная реалия, информирующая о сущностных свойствах правоотношений посредством своих познавательно-оценочных функций.
Познавательная функция юридического артефакта состоит в его способности выступать в качестве опосредствующего звена внутренней саморефлексии права. С одной стороны, юридический артефакт — это познавательная модель тех или иных социально-правовых противоречий, а с другой — порождение продуктивной способности человеческого духа, результат активности его творческой мысли, воображения, интуиции. Известная мера совпадения содержаний артефакта и стоящих за ним реалий позволяет обращаться к нему как источнику информации об интересующих науку правовых коллизиях ушедших в прошлое эпох.
Наряду с юридическим артефактом как структурным звеном системы социально-правового опыта важную роль играет юридическая культурема, являющаяся комплексом артефактов. Она представляет собой многомерную ценностно-нормативную целостность, локализованную внутри определенного смыслового поля. Будучи универсалией, сочетающей в себе конкретно-всеобщие черты с уникальными особенностями, юридическая культурема представляет в своем содержании наиболее существенные реалии правовой цивилизации. Как результат творческих усилий социальных субъектов, она являет собой культурное новообразование, отличное от форм и структур «натурального» универсума.
Своеобразие структурно-содержательных параметров культуремы предопределяется не только предметом моделирования, но и характером того духовного материала, которым располагает культурное сознание. Мифологическое, религиозное, художественное, научно-теоретическое, философское сознание по-разному воспроизводят правовые реалии. У каждого из них свои средства изображения и моделирования, в чем-то сходные, а в чем-то заметно различающиеся.
Одной из наиболее ранних по своему историческому происхождению культурем является миф. Задавая нормативные образцы социального поведения, формулируя представления о должном, описывая с помощью чрезвычайно выразительных средств недолжное и запретное, миф выполнял свою регулятивную функцию, подводил архаическое сознание к пониманию сути нормы и меры для человека и социума.
С окончанием родовой эпохи и возникновением правовых цивилизаций мифы сохранили свою духовно-практическую действенность, трансформировавшись в мифологемы — устойчивые, постоянно воспроизводящиеся на коллективно-бессознательном уровне общественной психики нормативные структуры, фиксирующие коренные противоречия человеческого существования.
[15]
Особой культурно-исторической модификацией мифологемы является теологема. Ее своеобразие состоит в том, что в ней каузально-смысловые объяснения морально-правовых проблем и противоречий вводятся в контекст трансцендентной реальности и восходят к абсолюту Бога. От Бога как законодательного первопринципа миропорядка исходят все нормативные предписания, в том числе нормы нравственности и естественного права.
Важное место в системе культурем занимает имагиома (от англ. image — образ, изображение). В отличие от художественного образа как единичной эстетической формы, имагиома — комплексная, полиморфная художественная структура. Концентрируя в своем содержании богатый социальный опыт, она выявляет из стихии общественной жизни существенные морально-правовые коллизии, фиксирует их нормативно-ценностные структуры и тем самым открывает дополнительную возможность для их философско-правового осмысления.
Культурно-историческая традиция издавна воспринимает искусство как средство, позволяющее компенсировать ограниченность исключительно рационального познания. Гуманитарное познание предполагает активное использование художественной информации для выстраивания различных теоретических и философских моделей морально-правовой реальности.
В пределах имагиомы морально-правовой опыт как бы сгущается, концентрируется, обретает вид своеобразного ценностно-смыслового «микрокосма» с характерной структурой и внутренней динамикой, обусловленной логикой развития помещенного в центр его содержания морально-правового противоречия. Там, где конкретному творцу такого «микрокосма» удается достаточно основательно воссоздать эту логику при помощи соответствующих художественно-эстетических средств, вся система образных средств неизменно обнаруживает свою нормативно-ценностную ориентированность уже не только на сущее, но и на должное, а значит, и собственную включенность в процесс утверждения соответствующих нравственно-правовых императивов и идеалов.
В культуремах сосредоточен обширный материал о генезисе и историческом развитии морально-правовой реальности. Уже на начальных этапах развития цивилизации мифологическое, религиозное и художественное сознание внимательнейшим образом с помощью доступных им средств всматривались во все то, что имело непосредственное отношение к родовому праву, к процессам стихийного и сознательного правотворчества. Многие памятники религиозно-философской культуры, в том числе греческие мифы, Ветхий Завет, поэма «Даодэцзин», запечатлели переход от стихийности доправового хаоса к упорядоченности морально-правового космоса, от состояния полудикого «протоморализма» к организованному правопорядку. Они были свидетелями опытов раннего нормотворчества, в результате которых возникли качественно новые регуляторы социальной жизни, нацеливавшие индивидов на исполнение общественно значимых задач по созданию и совершенствованию цивилизованного мира.
Добавить комментарий