Православная духовная традиция и культура постмодернизма

[93]

Мы исходим из представления о постмодернизме как определенном умонастроении и духовном состоянии, типичном для культуры последних десятилетий.

Общим местом стало утверждение о том, что постмодернистский дискурс деконструирует все ценностные оппозиции, налагает запрет на однозначное и четкое разграничение смысла и бессмыслицы, добра и зла, красоты и безобразия. О нормативности сегодня принято говорить исключительно в отрицательном контексте как о проявлении тоталитарно-репрессивной культурной установки, которая должна быть преодолена во имя человека в его эмпирически конкретной данности. Отметим в этой связи, что библейские 10 заповедей, которые представляют собой «классическое» выражение нормативной этической системы, даются Господом падшему человечеству. Если бы грехопадение не помрачило человеческую совесть, которая в христианской традиции рассматривается как голос Божий в душе человека,то он обходился бы лишь этим внутренним нравственным ориентиром. Конечной же целью является преодоление последствий грехопадения, преображение человеческой природы, когда следование по пути добра становится естественным. Так что православие тоже в каком-то смысле «не любит» нормативность, но считает ее необходимой ступенью на пути к свободе.

В современной культуре большое распространение получают различные формы публичной самопрезентации, которые имеют отдаленное сходство с исповедью.В большинстве случаев перед нами некий суррогат исповедальности. В изначальном своем виде, как церковное таинство, исповедь неотторжима от покаяния. «Исповедание» грехов, т.е. произнесение вслух своих духовных болезней и падений перед духовником, предполагает, что человек не только сознает свою греховность, сожалеет о своих проступках и раскаивается в них, но и имеет волю к исправлению, а потому и обращается к Богу за помощью. В современных же публичных «исповедях» чаще всего покаяние совершенно не присутствует. Налицо либо поза нарциссического самолюбования отсутствием моральных «предрассудков», либо желание найти с помощью слушателей дополнительные аргументы для самооправдания. Подлинно исповедальное слово не терпит гордыни, но в современных «исповедях» она остается непреодоленной.

Нам представляется, что глубинной причиной этого является истощение в современном мире воли к подъему, к нравственному восхождению. О постмодернизме часто пишут как о синтезе элитарной и массовой, высокой и низкой культур. В сфере искусства подобный синтез может давать эстетически значимые результаты, но в духовно-нравственной области «синтез [94] высокого и низкого» означает не что иное, как девальвацию нравственных ценностей.

Истинное решение антиномии умаления и возвышения, служения и господства, «последних» и «первых» указывает Евангелие. Духовные и нравственные высоты открываются смиренным, «нищим духом», тем, кто чувствует себя «меньше всех»: «Ты утаил сие от мудрых и разумных и открыл младенцам» (Лк.10, 2I).Поэтому так велико значение послушания и иерархии в православной религиозной практике. По-видимому, и в недрах постмодернистской культуры, оформившейся, когда процессы нивелировки, сглаживания любых различий приняли беспрецедентный масштаб, начинает вызревать противоположная тенденция. Т. Горичева назвала её «тоской по послушанию»: современные «философы опять затосковали по иерархии, по дифференциации и Другому» 1.

В контексте постмодернистской культуры часто обсуждается тема молчания. Многие исследователи считают, что одной из причин распространения своеобразной «эстетики молчания» в современной западной культуре является возросший интерес к религиозно-философским и художественным традициям Востока. Но идея несовершенства языка и, тем более, речи не является прерогативой ни традиционной культуры Востока, ни современной философии Запада. Достаточно вспомнить византийский и древнерусский исихазм, проповедовавший сосредоточение сознания на себе самом, отрешенность, где молчание выступает как одна из главных добродетелей, способствующих очищению души, как условие истинного покаяния. Молчание может быть разным. Можно молчать, потому что нечего сказать, а можно умолкнуть, чтобы услышать голос Другого. Постмодернизм дает множество примеров бессодержательного, пустого молчания, но в нем есть и предпосылки перехода к молчанию второго рода. Прежде всего это осознание условности и ограниченности всех рожденных «самозаконным» человеческим разумом понятий и представлений, которое до некоторой степени сродни христианской апофатике.

Одним из понятий, подвергаемых критике в постмодернистской культуре, является понятие реальности. Объективность реальности проблематизируется, ее заменяют «симулякры» и «имиджи». Однако постмодернистской культуре знакомы и чувство сожаления по поводу этой утраты, и попытки каким-то образом ее компенсировать. Одна из таких попыток осуществляется силами театра. Даже академические театры часто идут на упразднение границы между сценой и зрительным залом, актерами и публикой, стремясь создать у зрителей ощущение реального участия в разворачивающемся действии. Чтобы оценить значение театра в жизни современного человека, необходимо принять во внимание его культовые истоки. Возможно, человек [95] пытается найти в театре замену того, что утратил, отказавшись от участия в церковной жизни, и прежде всего — возможность соприкосновения с Высшей Реальностью, неподвластной ограниченным условиям места и времени. Важнейшей чертой православного богослужения является его религиозный реализм. Человек, участвующий в жизни Церкви, становится свидетелем и участником священных событий, а причащение Святых Христовых Тайн позволяет теснейшим образом соединиться с Богом «в жизнь вечную». Философия, психология, искусство XX века свидетельствуют о том, что самыми серьезными экзистенциальными проблемами современного человека являются одиночество и утрата аутентичности. Но ведь именно участие в Евхаристической Жертве позволяет человеку смыть пелену грехов, замутняющую в нем образ Божий, то есть его подлинное «я», и достичь реального соединения с другими.

Ощущение себя как «постсовременности» с необходимостью ставит вопрос о выборе из множества духовных и культурных альтернатив, предлагаемых историей. Как мы пытались показать, многие из тех духовных проблем, которые обнажает постмодернистская культура, могут найти решение в границах православной традиции.