Номологический cинтез теоретических знаний об истории и культуре (проект интеллектуальной стратегии)

«Деконструкция дискурса» — современное состояние социальных и гуманитарных наук. В новый век мы вступаем в состоянии глубокого кризиса и дискредитации научного и философского социального познания. Обилие исследовательских центров, специализированных журналов и монографий не должно вводить в заблуждение. Надежды, возлагавшиеся на социальную науку и науку о культуре такими мыслителями, как Конт, Дюркгейм, Дьюи, Вебер, Сорокин, Кребер, не оправдались. Точных, выверенных, надежных теоретических знаний о социальной действительности, которыми можно было бы смело и эффективно пользоваться при решении разномасштабных задач, до сих пор крайне мало, особенно в сравнении с уже огромными и продолжающими расти армиями обществоведов и гуманитариев. Почти все накопленное знание об обществе, культуре, человеке — зыбко, двусмысленно, сомнительно.

На этой неверной почве вызревают свои ядовитые плоды. Новая волна агностицизма и скептицизма с гордым самоназванием «постмодернизм» уже более десятилетия захватывает умы. Соответствующая «деконструкция» постмодернизмом все новых и новых областей «дискурса» сходна по своему воздействию на социальную науку и философию с действием бубонной чумы на захваченные ею города и села (этим сравнением автор обязан личной беседе с антропологом Робертом Карнейро). Даже в уберегшихся от постмодернизма направлениях философии, большинства социальных и гуманитарных наук, отечественные публикации зачастую наполнены пустой болтовней (например, в философии, общей социологии и политологии), безответственными алогичными спекуляциями (например, в культурологии и искусствознании), либо же — результатами крайне узких эмпирических исследований, предназначенных лишь для внутреннего пользования защищающих свои профессиональные «огороды» специалистов (например, в традиционной исторической науке, антропологии, языкознании, эмпирической социологии, экспериментальной психологии, экономике).

Установившееся положение дел, как правило, воспринимается современниками как само собой разумеющееся, естественное и вечное. Однако реальная история, в том числе интеллектуальная история, имеет свои внутренние ритмы, в том числе включающие кардинальные смены направлений движения и крупные «тектонические разломы».

Рядом с болотистой страной современного философского, социального и гуманитарного знания стоят крепкие города естественных и математических наук, глубоко и надежно укорененных в материальных технологиях как важной составляющей человеческой практики. Разница в эффективности применения естественных и социальных знаний настолько велика, а сама социальная, культурная, личностная сторона человеческой практики настолько значима, что попытки поставить социальные и гуманитарные науки на твердую почву в дальнейшем будут неизбежно продолжаться и неуклонно усиливаться 1. Неслучайно убежденный эволюционист Карнейро уверенно предрекает бесславный конец постмодернистской чумы и возврат к ответственному позитивному знанию.

Пока еще действие эволюционного фактора имеет форму по большей части паранаучной прагматизации. Разного сорта «управленческие консультанты», «имиджмейкеры», «пиарщики», «политические технологи» и прочие занимают сейчас вполне традиционную нишу специалистов по оккультизму и магии, вызыванию духов и гадательным практикам. Однако в мировой истории за пеной интереса к оккультизму нередко следовала волна добротного — концептуально ясного, последовательного и обоснованного познания. Любой призыв к строгой научности в социальном и гуманитарном познании возвращает нас к старому известному спору.

Новый раунд Methodenstreit. К концу XX века гуманитарные науки, по всей видимости, отстояли свою «гуманитарность» как недоступность для опасной экспансии «холодного и бездушного сциентизма». В долгом Methodenstreit (споре о методе), начавшемся более ста лет назад, в ходе которого сформировались представления о «науках о духе» и «науках о культуре» (Дильтей), «номотетических и идиографических науках» (Виндельбанд), «генерализующем и индивидуализирующем методах образования понятий» (Риккерт), на сегодняшний момент явно победила линия Дильтея.

Победа эта бесславна, поскольку вызвана не мощью и убедительными познавательными успехами победителей, а лишь слабостью и регулярными провалами побежденных. Ни «условные рефлексы», ни «детские сексуальные комплексы», ни «классовая борьба», ни «управление с обратной связью», ни «иерархии систем» с элементами и связями, ни «бинарные оппозиции» не помогли поставить науки об истории и культуре на твердую научную почву.

Противоположная сциентистская линия Вундта-Фехнера-Дюркгейма укрепилась только в социологии, социальной и культурной антропологии и экспериментальной психологии. В течение столетия большая часть направлений и исследований в этих дисциплинах носили упрощенный позитивистский, чисто эмпирический и узко направленный характер.

Широкие теоретические и, тем более, исторические обобщения, такие как историческая социология П. Сорокина, Н. Элиаса, неоэволюционизм в антропологии Л. Уайта, культурно-историческая теория психики Л.С. Выготского и историческая психология Б.Ф. Поршнева были в меньшинстве и занимали скорее маргинальную, а не центральную позицию в своих дисциплинах. Однако труды их не пропали даром, и в последние десятилетия XX века, когда поборники «чистой гуманитарии» многократно доказывали себе и друг другу принципиальную недоступность их областей строгому научному объяснению и, тем более, эффективному предсказанию, было получено много ценных конструктивных результатов в разных социальных дисциплинах (особенно, в исторической макросоциологии, геополитике, истории науки и интеллектуальной истории) 2, в философии и методологии науки, в философской онтологии 3. Все это — оружие для восстановления утраченных позиций линии Дюркгейма в новых раундах интеллектуальной битвы. Methodenstreit пока еще не завершился.

Последующее изложение посвящено тому, чтобы наметить эскизный контур методологических и онтологических оснований для желательной крупной метаморфозы социального и гуманитарного познания.

Что такое настоящий успех широкой научной программы. Ровно 100 лет назад, в 1900 г. на Международном математическом конгрессе Гильберт впервые заявил свою, ставшую впоследствии знаменитой, Эрлангенскую программу преобразования математики. Небывалая жесткость требований к доказательствам непротиворечивости, разрешимости и полноты всех без исключения математических теорий сразу вызвала недоверие и насмешки, в том числе, со стороны таких крупных мыслителей, как Пуанкаре. В первые десятилетия XX века в осуществлении Эрлангенской программы самим Гильбертом, фон Нейманом, Аккерманом и другими учеными были достигнуты некоторые существенные успехи. Однако последующие открытия, наиболее громким из которых стало доказательство Геделем своей теоремы о неполноте, представленное Венскому кружку в 1930 г., убедили математиков в принципиальной неосуществимости программы Гильберта 4.

Итак, смелая и широкая научная программа провалилась. Значит ли это, что ее не следовало заявлять? Ни один серьезный математик с этим не согласится. Именно благодаря исключительно высокой планке строгости математических критериев, поставленной Гильбертом, стало возможным появление крупнейших логических и математических результатов столетия, в том числе, направленных прямо против исходных принципов Эрлангенской программы. Трудности, особенно те, на пути преодоления которых возникают все новые трудности, — это наиболее плодотворная почва интеллектуального развития, как убедительно показал Рэндалл Коллинз в своем недавнем фундаментальном труде «Социология философий: глобальная теория интеллектуального изменения» 5.

Итак, намечая будущую стратегию обновления социальных и гуманитарных наук, в частности, наук об истории и культуре, нам не следует опасаться ставить слишком высокие цели и устанавливать слишком жесткие познавательные принципы. Даже если такие задачи окажутся невыполнимыми, само движение по пути их решения должно приводить к таким новым открытиям и горизонтам, которые просто не могут быть увидены с нашей сегодняшней позиции.

Номологический подход в социальном познании. В качестве методологической основы возьмем два наиболее конструктивных результата, которые нам оставила в наследство линия логического позитивизма: номологическую схему объяснения исторических явлений Карла Гемпеля и концепцию научных исследовательских программ Имре Лакатоса. Пользуясь тем, что соответствующие тексты стали доступными отечественному читателю 6, укажу только на те моменты, которые будут важны для последующего изложения.

По Гемпелю, явления истории так же доступны научному объяснению и предсказанию, как и явления других областей эмпирической науки (астрономии, механики, химии, биологии и т.д.). В реальной науке объяснять и предсказывать следует не индивидуальные («уникальные и неповторимые») события, а лишь классы явлений 7. Нет ни смысла, ни возможности научно объяснить, в какой день и час, кто именно, как и сколько нанес ножевые раны Цезарю, что именно и как изображено на фресках Микеланджело. Речь должна идти в первом случае об условиях государственных кризисов и попыток переворотов, в том числе в форме заговора и покушения на верховного правителя, а во втором случае — об условиях развития художественного творчества, выбора направления, стиля и тематики в связи с социальным заказом, идейными и художественными течениями в формативный для автора и текущий периоды и т.д.

Номологическое исследование (анализ) означает изучение эмпирических явлений с целью их объяснения и/или предсказания на основе законов — тех самых универсальных или охватывающих законов (covering laws), по поводу которых столько было поломано копий в период расцвета аналитической философии истории в англоязычном мире 1950-х — 1970-х годах 8.

Корректное научное объяснение некого явления-следствия по Гемпелю должно быть представлено как дедуцирование суждения о классе таких явлений-следствий из формулировок релевантных универсальных законов (или универсальных гипотез) и суждений о начальных условиях 9.

Модель Лакатоса органично сочетается с номологической схемой Гемпеля. Каждое звено в цепочке сменяющих друг друга теорий (стержне исследовательской программы) содержит адекватное в определенных рамках номологическое объяснение, причем формулировки гипотез или законов по Гемпелю тождественны теоретическим суждениям (в том числе аксиомам «ядра» программы или следствиям из них) по Лакатосу. Логика исследовательской программы позволяет эффективно работать с аномалиями — противоречиями между эмпирическими гипотезами и релевантными фактами, так что любые затруднения, с которыми сталкивается программа, не разрушают ее, но, напротив, служат стимулами для ее дальнейшего развития.

Предлагаемая стратегия номологического синтеза как путь интеллектуальной интеграции социального и гуманитарного познания состоит в систематическом и кумулятивном сопоставлении и объединении, согласно логическим схемам и стандартам, заданным К. Гемпелем и И. Лакатосом, наиболее достоверных теоретических результатов, относящихся к одному и тому же фрагменту социокультурной действительности.

Идеальная цель интеллектуального проекта — междисциплинарная сеть законов. Схемы Гемпеля и Лакатоса, пожалуй, с наибольшей эффективностью используются в достаточно широком спектре социальных наук, по сравнению с реальным применением других разработок логики и методологии науки. Однако каждый раз речь идет о частных линиях исследований, тем более, о частных науках и дисциплинах. В предлагаемой стратегии, названной номологическим синтезом, конструктивные подходы Гемпеля и Лакатоса расширяются на всю область социально-гуманитарного познания. Что это означает?

В пестрой мешанине (чтобы не сказать — зыбкой трясине) парадигм, концепций, моделей, подходов, комментариев и комментариев на комментарии теперь высвечивается ясная и твердая цель — получение достоверных теоретических положений (научных законов), имеющих двоякое обоснование. Во-первых, через цепь опосредований каждое такое положение должно быть эмпирически подкреплено (принцип корреспондентной истины), во-вторых, каждое такое положение не должно противоречить ранее установленным теоретическим положениям — законам, относящимся к тому же фрагменту реальности, а желательно быть согласованным с ними (принцип когерентной истины). В данной перспективе появляется четкий критерий для оценки всей накопленной совокупности философских и научных представлений о социальной и культурной действительности: что из этого способствует и каким именно образом получению сети достоверных теоретических законов, причинно объясняющих явления этой действительности.

Заметим, что речь не шла ни о дисциплинарном, ни о концептуальном, ни даже о предметном единстве. Хорошо известно, что каждый фрагмент действительности (в особенности, социально-исторической и культурной) имеет разные грани — предметы, изучаемые разными дисциплинами с помощью различных концептуальных и категориальных орудий. Популярное предубеждение в духе Томаса Куна о принципиальной несводимости друг к другу парадигм и теорий, о непереводимости соответствующих кодов и т.п. имеет тот дурной эффект, что плодотворнейшая работа по сближению между собой достоверных результатов, полученных в разных традициях и дисциплинах, уже долгое время почти не ведется. Исследователи отгородились друг от друга перегородками кафедр, лабораторий, профессиональных ассоциаций и журналов. Дифференциация интеллектуального труда достигла таких крайних степеней, что с неизбежностью должен начаться широкий процесс синтеза.Тут и возникает закономерный вопрос: а есть ли, собственно, что синтезировать?

Верно ли, что никаких законов в социальном познании не открыто? Теоретическое объяснение не может строиться на пустом месте. Есть ли накопленные наукой знания о законах, определяющих динамику исторических и культурных явлений? Приверженцы «победоносной» линии Дильтея, в том числе нынешние постмодернисты с удовольствием твердят об отсутствии таких законов, о провале или смехотворности любых попыток их выявления. Ситуация действительно сложна, но и не так безнадежна, как ее нам рисуют. Перечислю только некоторые из многих десятков предлагаемых формулировок законов в социальном познании XX века, используя уже проведенную Р. Коллинзом большую работу по концептуальному сопоставлению и систематизации теоретических положений.

Некоторые законы микроуровня (об индивидах). Постулаты Мида-Коллинза об основах мотивации индивидуального поведения и сущности межличностных конфликтов:

I. Каждый индивид конструирует свою собственную субъективную реальность.

II. Индивидуальное познание конструируется из социальных коммуникаций.

III. Индивиды существенно влияют (have power over) на субъективную реальность друг друга (из I и II).

IV. Каждый индивид пытается максимизировать свой субъективный статус до того уровня, который позволяется ресурсами, доступными для него и для тех, с кем он контактирует.

V. Каждый индивид высоко оценивает то, в чем он лучше всего преуспевает, и старается делать это и общаться по поводу этого как можно больше.

VI. Каждый индивид ищет те социальные контакты, которые дают ему наибольший субъективный статус, избегает тех, в которых он получает наименьший статус (из III, IV и V).

VII. Там, где ресурсы индивидов различаются, в социальные контакты включается неравная сила оказания влияния на определение субъективной реальности.

VIII. Ситуации, в которых используется такая неравная сила и где нет возможности немедленного ухода (отступления), имплицитно включают конфликт» 10.

Некоторые законы мезоуровня (о группах и сообществах). Постулаты Мида-Коллинза о биосоциальной и эмоциональной основе человеческого общения:

IX. У всех животных есть автоматические эмоциональные (гормональные, нервные, выражаемые в позах и жестах) ответы на определенные жесты и звуки со стороны других животных.

X. Базовые социальные связи среди животных состоят во взаимной подаче сигналов тревоги, сигналов признания и принятия, сигналов сексуального возбуждения, сигналов антагонизма, сигналов побуждения к игре и ассиметрических сигналов угрозы и «почтительности» (признания чужого главенства).

XI. Человеческие существа являются животными, а человеческие социальные связи фундаментальным образом основаны на автоматически вызываемых эмоциональных ответах (из IX и X).

XII. Человеческие существа имеют способность к символизации (с обращением к невидимому прошлому, будущему или абстрактным понятиям, представляющим сочетания многих различных опытов) с помощью обозначающих все это образов и/или звуков. (N.B. Способность к символизации не эквивалентна способности издавать определенные звуки).

XIII. Принцип мультимодальности Цикуреля. Все человеческие коммуникации происходят в нескольких модальностях (визуальной, звуковой, эмоциональной) одновременно.

XIV. Принцип указательности Гарфинкеля. Социальные взаимодействия могут вестись гладко в той степени, в которой взаимно принимаемым скрытым смыслам не требуется быть выраженными в явной словесной форме (из XIII)» 11.

Закон социальной плотности по Дюркгейму-Коллинзу: «Чем дольше люди соприсутствуют физически и чем больше они фокусируют внимание на стереотипные жесты и звуки, тем более реальными и само собой разумеющимися являются смыслы тех символов, о которых эти люди думают во время этого опыта» 12.

Обобщение Коллинзом зависимости характера ритуалов от социальной организации власти и ресурсов: «Идеалы приверженности (loyality) и моральности отражают социальную единицу, к помощи которой должен прибегать индивид для обеспечения своей физической безопасности и поддержки» 13.

Закон ритуального наказания по Дюркгейму: «Чем сильнее ритуальные связи в группе, тем в большей мере нарушения ритуальных процедур встречаются взрывами гнева и ритуализованным наказанием» 14.

Закон факторов роста самоубийств по Дюркгейму. Чем большее развитие в сообществе получил индивидуализм, и чем слабее связи групповой солидарности, тем больше в этом сообществе будет самоубийств 15.

Закон зависимости интенсивности ритуалов от ожидаемой опасности по Малиновскому: Чем больше физическая опасность, тем больше вероятность совершения предварительных ритуалов солидарности 16.

Некоторые динамические законы макроуровня. (о взаимодействии и кратковременных изменениях обществ и исторических систем)

Принцип роста цивилизаций по Тойнби. При повторении цикла вызов — успешный ответ — новый вызов, при способности творческого меньшинства давать новые ответы на все новые вызовы, при наличии «ухода-возврата» и мимесисе (здесь: массовом подражании новым ответам) непременно будет происходить рост цивилизации 17.

Принцип упадка цивилизаций по Тойнби. При превращении творческого меньшинства в господствующее меньшинство, утрате им способности давать новые ответы на новые вызовы, соответствующем прекращении цикла вызов-ответ-мимесис, росте оппозиционного внутреннего и внешнего пролетариата непременно произойдет упадок цивилизации 18.

Причинные факторы социальных революций по Т. Скочпол: При сочетании внешнего геополитического напряжения, фискального кризиса, внутриэлитного конфликта, ослабления силовых структур государства и наличии центров мобилизации низовых движений непременно должна произойти социальная революция, одним из вероятных результатов которой будет государственный распад 19.

Пять законов геополитической динамики Коллинза:

1. «Преимущество в размерах и ресурсах благоприятствует территориальной экспансии; при приблизительно равном соотношении прочих факторов более крупные, более населенные и более богатые ресурсами государства расширяются военным путем за счет более мелких и бедных государств» 20.

2. «Геопозиционное или окраинное преимущество благоприятствует территориальной экспансии: государства, имеющие врагов на меньшем количестве фронтов, расширяются за счет государств, имеющих врагов на большем количестве границ» 21.

3. «Государства, расположенные в центре географического региона, имеют тенденцию с течением времени дробиться на более мелкие единицы» 22.

4. «Кумулятивные процессы приводят к периодическому долговременному упрощению с массивными гонками вооружения и решающими войнами между немногими противниками» 23.

5. «Чрезмерное расширение приводит к ресурсному напряжению и государственной дезинтеграции» 24.

Некоторые эволюционные законы макроуровня. (о долговременных изменениях обществ и исторических систем)

Закон культурной эволюции Лесли Уайта: «При прочих равных условиях, культура развивается по мере того, как увеличивается количество энергии, потребляемое в год на душу населения, либо по мере роста эффективности орудий труда, при помощи которых используется энергия» 25.

Закон эволюционного потенциала Элмана Сервиса: «Чем более специализирована и приспособлена форма в данной эволюционной стадии, тем меньше ее потенциал для прохождения в следующую стадию» 26.

Принцип Гудсблома о сопряженности контроля и зависимости. Чем больший контроль обретают люди над некоторым ресурсом, тем в большей степени они не могут в последующем обойтись без него и тем самым становятся более зависимыми от этого ресурса 27.

Закон Карнейро о зависимости политической эволюции от стесненности. В доиндустриальную эпоху при географической или социальной стесненности (circumscription), препятствующей миграции из богатой ресурсами зоны, со временем, вследствие демографического роста и расселения, непременно появляются дефицит земли, войны за землю, укрупнение политических единиц, усложнение их организационной структуры, принудительная интенсификация производительных и транспортных технологий, что приводит к политической эволюции: объединению деревень в вождества (чифдомы), формированию прото- и квазигосударств, затем настоящих государств и завоевательных империй 28.

Закон зависимости количества организационных черт от численности населения по Карнейро:

где N — количество организационных черт общества (вычисляемое по строгой достаточно объективной методике), p — численность населения этого общества, а 2/3 — экспонента, указывающая на скорость с которой возрастает число организационных черт общества при росте его населения [Carneiro, 2000, P. 241].

Закон порядка появления культурных черт по Карнейро: «Степень регулярности относительного порядка появления любых двух черт [в любом отдельном обществе] прямо пропорциональна эволюционному расстоянию между ними; чем больше эволюционная дистанция, тем больше данная регулярность» [Ibid. P.251].

Примеры законов макродинамики Дж. Тернера. Закон популяционной динамики. Величина населения положительно зависит от уровня дифференциации между группами сотрудничества, социальными слоями и символическими системами, уровня политической консолидации, уровня контролируемой территории, вначале положительно, затем отрицательно зависит от уровня производства 29.

Закон величины территории. Величина территории, занимаемой обществом, положительно зависит от величины населения, уровня производства, уровня политической консолидации, уровня централизации власти и уровня успешности во внешних конфликтах 30.

Закон культурной дифференциации. Уровень культурной дифференциации (между ценностными стандартами, регулятивными системами и социальными категориями) положительно зависит от уровня структурной дифференциации, величины населения, величины занимаемой территории, внчале положительно, затем отрицательно зависит от неравенства в распределении значимых ресурсов среди населения 31.

Примеры законов Снукса о динамических стратегиях. Закон конкурентной интенсивности: «Человеческая деятельность, включающая выбор и следование каким-либо динамическим стратегиям, меняется соответственно интенсивности конкуренции за недостаточные ресурсы на каждом данном уровне технологии». Иными словами, чем острее дефицит ресурсов, тем активнее поиск новых стратегий, тем большее число более новых и более экспансивных стратегий, вероятно, будет использовано 32.

Закон уменьшения стратегической отдачи: «Вложения в доминирующую динамическую стратегию в конце концов приведут к уменьшению отдачи (возвратности вложенных ресурсов — Н.Р.), что приведет к замедлению, а в итоге — к прекращению социетальной динамики» 33.

Закон социетального коллапса: «Любое общество, испытывающее значительный стратегический кризис из-за истощения доминирующей динамической стратегии, и неспособное развить новую динамическую стратегию, будет разрушено» 34.

Эскиз номологического синтеза: сшиваем разрывы в сети законов. На первый взгляд, представленные законы, сформулированные разными авторами и в разных традициях, говорят нам совсем о разных вещах и никак друг с другом не связаны. Особенно заметны разрывы между микро- и мезо — и макроуровнем. Индивиды заботятся о своем статусе и занимаются тем, что у них хорошо получается, в группах и сообществах устанавливается и поддерживается солидарность с помощью ритуалов и сакральных символов, общества воюют и конкурируют между собой, в социальной эволюции происходят циклы спадов и подъемов, положительные и отрицательные зависимости одних макропараметров от других, обретения и истощения новых динамических стратегий.

Из чисто сетевых теоретических соображений можно предложить следующие принципы, соединяющие данные уровни.

Принцип связи между отдачей и групповым выбором. Чем больше доступных ресурсов для некоторой индивидуальной и групповой деятельности, тем больше признаваемая группой отдача от нее, тем выше групповой и субъективный статус тех, кто эту деятельность организует и осуществляет, тем в большей мере члены данной группы стремятся быть причастными к этой деятельности (ср. с постулатами IV, V Коллинза), тем плотнее они общаются между собой и больше соприсутствуют физически (постулат VI), тем в большей мере их сообщество и общая деятельность закрепляются в само собой разумеющихся символах солидарности (которыми нередко становятся харизматические лидеры по Веберу, см. также закон социальной плотности Дюркгейма-Коллинза), тем более сплоченным и сильным становится это сообщество в социальном окружении, тем с большей вероятностью оно будет расширяться (ср. понятиями творческого меньшинства и мимесиса у Тойнби), а это направление деятельности — вытеснять, поглощать или подчинять себе альтернативные направления. Начало и конец данной причинной цепи связываются предельно просто: чем больше ресурсов для некоторого направления деятельности, тем оно будет успешнее в конкуренции с альтернативными направлениями; однако это кажущееся тривиальным суждение теперь основано на цепи психологических и социологических законов.

Принцип превращения направления деятельности в динамическую стратегию. В тех условиях, когда расширение некоторого направления групповой деятельности на протяжении двух и более поколений людей ведет не к уменьшению, а к еще большему росту отдачи, вследствие продолжения действия вышеуказанных связей образуется динамическая стратегия — такая система групповой деятельности на протяжении двух и более поколений, которая имеет единую объективную направленность (вне зависимости от степени ее осознания самими участниками), социальную и географическую экспансию и способность использовать отдачу (территорию, людей, природные богатства, технологии, рынки, финансы, идеи и т.д.), полученную на предыдущих шагах как плацдарм и ресурсы для осуществления следующих шагов в том же направлении 35.

Следствия развертывания динамической стратегии зависят от внешних ресурсных условий и от способности сообщества давать эффективные ответы на возникающие в ходе этого развертывания вызовы — дефициты, препятствия и опасности. При совпадении ресурсного изобилия со способностью к эффективным ответам формируются вспомогательные динамические стратегии, которые вместе с доминирующей образуют мегатенденцию «лифт» — цикл взаимоусиливающих тенденций, в ходе которых происходит сравнительно быстрое, структурное и качественное изменение всей социальной системы, например, от догосударственного уровня осуществляется переход на государственный, или от аграрной империи — к национальному индустриальному государству 36.

Именно к этой динамической фазе относятся законы Тернера, относящиеся к росту населения, росту уровней производства, политической консолидации и централизации, рыночной и денежной дифференциации, плотности поселений, структурной и культурной дифференциации (см. выше).

Принцип неизбежности конфликтов при развертывании стратегий. Экспансия любой динамической стратегии рано или поздно сталкивается с дефицитом некоторых ресурсов, причем не только для продолжения экспансии, но и для поддержания построенных в ее ходе структур на прежнем уровне (ср. с принципом сопряженности контроля-зависимости по Гудсблому). В зависимости от сложившихся структур собственности относительно дефицитных ресурсов непременно возникают внутренние (классовые, внутриэлитные) и/или внешние (военные, геоэкономические) конфликты, а поскольку конфликтная борьба всегда требует больших ресурсных издержек, то конфликты имеют тенденцию усиливать друг друга. Возникающий вследствие этого кризис вновь выступает как вызов по Тойнби, в том числе вызов для выбора альтернативных направлений деятельности каждой группой. При нахождении нового успешного направления и динамической стратегии (см. выше) цикл либо повторяется, либо устанавливается некое равновесие до возникновения новых существенных дефицитов. При отсутствии адекватного ответа взаимоусиление конфликтов и ресурсных дефицитов превращается в мегатенденцию «колодец», ведущую к распаду общества и его главных социальных структур (ср. с принципом упадка цивилизаций по Тойнби, принципом факторов социальных революций по Скочпол, принципом чрезмерного расширения по Коллинзу и принципом социетального коллапса по Снуксу).

Принцип неизбежности нового — подъем. Разрушение социальных структур, последующая гибель или бегство населения всегда оставляют ресурсы, которые через некоторое время могут быть вновь использованы. В тех группах, которые окажутся в непосредственной близи с этими ресурсами, имеют соответствующие технологии или способность создать технологии для использования этих ресурсов, непременно возникнет соответствующее направление деятельности, дающее особенно высокую отдачу вследствие изобилия найденного ресурса и отсутствия конкуренции. Далее вновь начинает действовать принцип связи между ресурсным изобилием и групповым выбором (см. выше).

Возможности развертывания концепции и программы номологического синтеза. Выше был представлен лишь один из возможных путей концептуальной интеграции накопленных разнородных законов и принципов. Разработка альтернативных путей, подбор иного состава исходных теоретических положений — первые очевидные направления развертывания намеченной интеллектуальной стратегии. Далеко не все законы и принципы даже из небольшой представленной выборки удалось связать друг с другом, к примеру, «зависшими» остались закон связи числа самоубийств с индивидуализмом по Дюркгейму, законы роста популяции по Тернеру и др. Открываются увлекательные перспективы интеграции, казалось бы, очень далеких друг от друга законов, концепций, исследовательских тем 37.

Даже внутри представленной концепции, связывающей уровни микро-, мезо- и макро-, есть весьма широкие горизонты развития. Чисто экономические, политические, военные коннотации терминов «ресурсы», «экспансия», «дефицит», «конфликт» и т.д. не должны вводить в заблуждение. Каждая крупная динамическая стратегия сталкивается с дефицитами самого разного характера, в том числе касающегося качеств людей, их обучения и воспитания, наличия норм и правил взаимодействия, поддержания символов солидарности, способов и средств легитимации существующего порядка, поддержания статуса лидеров организационных структур и т.п. Соответственно, открываются «ресурсы» и «территории» для множества направлений и форм образовательной, религиозной, магической, философской, научной, литературной, художественной деятельности. Там могут появляться свои частные динамические стратегии, свои подъемы и спады, свои циклы положительных и отрицательных связей, свои статусные системы, своя индивидуальная и коллективная субъективная реальность, соответствующие устойчивые структуры менталитета и т.д. Важно, что вся эта сложность уже концептуально не «расползается», она заключена в широкие, но весьма жесткие рамки общих законов и закономерностей (см. выше), пусть даже их состав еще будет уточняться в дальнейшем до бесконечности.

Отнюдь не беспричинными оказываются и излюбленные гуманитариями реалии: идеи, образы, смыслы, символы, традиции, стили мышления, ментальности и т.п. Для позитивной работы с такого рода тонкими онтологическими субстанциями разработаны специальные понятийные средства, опробованные для интерпретации недавно открытых законов развития интеллектуальных сетей и творчества.

Сферы бытия — миры действия разных законов. Определим сферу бытия как аналитически выделяемый «мир» онтологически однотипных явлений, управляемых законами, формулировки которых включают некий общий пул понятий для объектов, свойств и отношений, специфический для данной области. Три мира по Попперу — материальный, психический и культурный 38 — трактуем как аналитические выделяемые сферы бытия: геобиотехносферу, психосферу и культуросферу, где действуют, соответственно, законы материального мира (физические, химические, биологические, технические), законы индивидуальной и коллективной психики, законы «логики» тех или иных областей идеальных образцов: наук, философии, религии, искусства и литературы, технологической культуры, управленческой культуры и т.д. К этим трем сферам добавляем еще социосферу, поскольку явления и законы, связанные со взаимодействиями индивидов, групп и сообществ, властью, собственностью, кооперацией, конфликтами, статусами, хоть и связаны теснейшим образом с явлениями и законами психосферы и культуросферы, но никоим образом не сводимы к ним.

Четыре онтологические сферы бытия геобиотехносфера-социосфера-психосфера-культуросфера вполне соответствуют четверке пересекающихся областей, выделенных М.С. Каганом: природа-общество-человек-культура 39. Полностью признавая здесь научный приоритет М.С. Кагана, сделаю лишь два замечания. Моя четверка «сфер бытия» была получена совершенно независимо и до знакомства с соответствующими идеями М.С. Кагана 40. Конвергенция научных результатов, полученных независимо, причем, в рамках совершенно различных интеллектуальных традиций, редко бывает случайной. По-видимому, в пестром хаосе современных философских, социальных, культурологических идей начинают кристаллизоваться некие твердые структуры, имеющие устойчивые бытийные, объективные основания. Разведение предметности в широком смысле по четырем сферам, осуществленное независимо друг от друга в разных мыслительных традициях, явно входит в этот процесс кристаллизации.

Указав на вероятное значение сходства наших идей, укажу теперь, в чем состоит отличие. М.С. Каган трактует свои «области бытия» двойственным образом: и как реальные, существующие в окружающей действительности части объективного мира (пусть даже перекрывающиеся, как указано на схеме 41, и аналитически, когда он верно указывает на многих страницах своего труда, что техника («вторая природа») и общество насквозь культурны, человек и природен, и социален, и культурен, и т.д. Двойственная трактовка создает нечеткость и путаницу: полностью ли перекрываются данные области? Если да, то о них уже нельзя говорить как о частях мира. Если нет, то возникают серьезные сложности с указанием, например, что в социальном полностью внекультурно, а что в культурном полностью лишено человечности?

Подход к сферам бытия более далек от «здравого смысла», но философски представляется более последовательным, а в научном плане — более эвристичным. Сферы бытия понимаются не как части, но как лишь аналитически, в абстракции выделяемые «онтологические слои» (Н. Гартман), в которых имеют место лишь соответствующие грани многоплановых явлений, подчиняющиеся своим «моносферным» законам: физико-химико-биологическим, социальным, психологическим и культурным. Соответственно, появляется возможность без постоянных оговорок пользоваться результатами соответствующих групп наук, а также исследовать пересечения сфер, для чего ниже будут развернуты категории гибридных объектов и гетеросферных законов.

Пересмотр привычных категорий. В этой связи представляются устаревшими столь любимые отечественными обществоведами марксистские категории «опредмечивания» и «распредмечивания». В них совершенно прозрачно видится онтологическая предпосылка дуального деления бытия, которого придерживался Маркс, подверстывая «экономическое» под единый комплекс «материального», «бытия», «базиса» а политику и право, относя вкупе с «духовным» и «сознанием» к «надстройке». Категориальная пара опредмечивание-распредмечивание как раз и несут эту вековую печать онтологического дуализма. При этом, тот же Маркс, наряду с Дюркгеймом и Вебером, объективно сделал громадный вклад в выделение отдельного «мира» социальных взаимодействий и отношений (социосферы), а благодаря Гуссерлю, Попперу, структурализму Леви-Стросса, Л. Уайту и богатейшей традиции культурантропологии культурное было наконец отделено от психического, т.е. «сознание» аналитически разделено на «писхосферу» и «культуросферу».

Разумеется, между сферами есть каналы и переходы, но тогда вместо «опредмечивания» будет точнее говорить, например, «материализация психического» или «социализация культурного», а вместо «распредмечивания» — «культуризация природного», «культуризация социального», «интериоризация культурного» и т.д.

Глубокого онтологического переосмысления в этом контексте также требует ставшая столь привычной в отечественной мыслительной традиции категория деятельности. Фетишизация идеи и категории деятельности, идущая от Фихте-Гегеля-Маркса, привела к тому, что на основе деятельности объясняют почти все, а вместо раскрытия сущности ее самой занимаются схоластическими спекуляциями вокруг «опредмечивания-распредмечивания».

Чтобы по-настоящему изучать деятельность, ее необходимо демистифицировать. В контексте четырех сфер бытия человеческая деятельность выступает как составное гибридное явление с материальными, психическими, социальными и культурными компонентами (входами, выходами, продуктами, целями, действиями и т.д.), включенное в охватывающие человеческие режимы 42 наряду с широким кругом недеятельностного поведения людей (повседневные стереотипы, ритуалы, реактивное поведение и т.п.).

Верно, что деятельность может иметь разную «сферную» направленность, но здесь речь просто идет об онтологическом статусе главных ее продуктов. Действительно, материально-практическая деятельность направлена на получение или трансформацию природных или технических объектов (в том числе, человеческого тела в медицинской или спортивной деятельности); социально-практическая деятельность направлена на изменение или создание социальных отношений и структур, на поддержание их функционирования; культурная деятельность, направленная на подражание образцам, их изменение или создание новых образцов 43, вряд ли имеет смысл делить «материально-культурную» и «духовно-культурную», поскольку в труде философа, писателя, кинорежиссера, живописца, архитектора всегда присутствуют и материальные, и чисто идеальные компоненты, пусть в разном составе, с разной долей и характером участия. Можно говорить также об антропной или психотехнической деятельности, направленной на изменение чужой или собственной психики и ее компонентов. К антропной деятельности следует отнести обучение, воспитание, информацию и пропаганду, к психотехнической — разнообразные медитативные упражнения, тренинги собственных психических функций и проч. Разумеется, есть также широкая область комплексных типов деятельности, совмещающих многие из вышеуказанных. Среди этих комплексных типов следует выделить такую важнейшую деятельность как организацию и проведение ритуалов, причем не только магических и религиозных, но также вполне современных: семейных (дни рождения, свадьбы), служебных (заседания и банкеты), дружеских (застолья), художественных, театральных и музыкальных (выставки, спектакли, концерты, конкурсы), академических (конференции и семинары) и т.д.

Очень сомневаюсь в возможности вразумительной трактовки организации театрального или кинофестиваля в терминах «опредмечивания-распредмечивания», либо «духовно-практической деятельности», зато вполне прозрачными в этих и всех других случаях являются слои материальной инфраструктуры и материальных носителей (помещения, оформление, технические средства), социальных структур и взаимодействий (жюри, конкурсная система, позиции и статусы участников), культурных образцов (идеи, образы, модели, нормы, ценности и проч.) и психических реалий (интересы, установки, эмоции, фокус внимания участников и т.д.).

Причинность и духовность: две вещи несовместные? Благонамеренных отечественных обществоведов и гуманитариев должна шокировать явная «материалистичность» большинства приведенных выше законов: вместо глубокомысленных рассуждений о человеке как «творце культуры» и «субъекте истории» люди тут напрямую сравниваются с животными, все крутится вокруг ресурсов, отдачи, населения, конфликтов. Не получается ли так, что все человеческое и социальное сведено к природному, а собственно «дух», так сказать, гуманитарная субстанция остается за пределами номологического подхода?

С одной стороны, чисто «духовные» законы и правила, управляющие образцами в некоторых частных фрагментах культуросферы и в кратковременной синхронии, хорошо известны представителям каждой профессиональной области. В языке это синтаксические, грамматические, лексические, фонетические правила; в рациональном познании — законы логики, правила корректного образования понятий; в живописи, киноискусстве, архитектуре — свои специфические эстетические законы и правила.

С другой стороны, долговременные тенденции развития культурных образцов, действительно, труднее поддаются номологическому анализу. Здесь, по-видимому, проявляется необходимость учета зависимостей между сферами бытия, а современная наука только подступает к этому, поскольку еще почти не разработаны философские онтологические основы для таких исследований.

Что дает выделение онтологических слоев? Для каждого из них есть теоретические результаты — моносферные законы, полученные в той или иной группе наук. К примеру, кажущийся примитивным постулат Мида-Коллинза V «каждый индивид высоко оценивает то, в чем он лучше всего преуспевает, и старается делать это и общаться по поводу этого как можно больше» вполне можно применить и к знаменитому кинорежиссеру, и к церковному иерарху, и к политической звезде, и к рок-певцу, и к профессору философии: аномалии почти не встречаются. Даже кажущийся хаос смешивания онтологических слоев в конкретных типах социокультурных ритуальных действ можно пытаться распутывать с помощью представлений о гибридных явлениях и гетеросферных законах (см. ниже).

Кроме того, все явления такого рода оказываются включенными в некий режим стабильности как результат торможения динамической стратегии и/или в само развертывание динамической стратегии (комплекс стратегий, мегатенденцию «лифт»), что сразу дает новый концептуальный масштаб видения феномена.

О ритуалах было сказано отнюдь не случайно. Новые перспективы теоретического осмысления культуры и культурной истории связаны с выходом за пределы «духовной» или идеальной сферы именно к разным формам ритуальных действ, обычно включающих социальную конкуренцию, борьбу за статус в иерархии, где и следует искать важнейшие причины культурных поворотов. Именно этот аспект нуждается в более детальном анализе.

Гибридные объекты и гетеросферные законы: интерпретация законов интеллектуального развития по Коллиинзу. Рассмотрим в качестве точки опоры онтологические категории гибридных объектов, одновременно принадлежащих разными сторонами различным сферам бытия (ср. трактовку М.С. Каганом индивидуальности как «трехсторонней системы» 44, а также гетеросферных законов, связывающих причинным образом явления из разных сфер именно через гибридные объекты.

Поясню эти категории на примере двух любопытных результатов Коллинза, касающихся вполне «духовных» вопросов развития интеллектуального творчества и философских идей.

Принцип двушаговой детерминации интеллектуальных изменений по Коллинзу. «Вначале, политические и экономические изменения ведут к подъему или упадку материальных институтов, поддерживающих интеллектуалов; религии, монастыри, школы, издательские рынки поднимаются и разрушаются вследствие действия этих внешних сил. Затем интеллектуалы перегруппируются, занимая доступное для них пространство согласно закону малых чисел (см. о нем ниже — Н.Р.). Расширяющиеся позиции делятся на соперничающие философские направления, поскольку обладают большим числом ячеек в интеллектуальном пространстве. На стороне проигравших слабеющие школы сплавляются в оборонительные альянсы, включающие даже бывших врагов» 45.

Коллинз также говорит о парадоксально благотворном действии внешних потрясений на интеллектуальной творчество. Действительно, каждая интеллектуальная сеть поддерживается некоторой организационной основой, предоставляющей интеллектуалам средства к существованию. Внешние социальные (геополитические, политические, социально-экономические) потрясения приводят к разрушению одних основ и появлению других, что вызывает соответствующую миграцию интеллектуалов. При этом на новой организационной основе формируются новые сети, сталкиваются ранее изолированные интеллектуальные позиции, что приводит к подъему интеллектуального творчества и рождению новых идей 46.

Гибридными объектами здесь являются сами интеллектуалы, поскольку, они суть носители и творцы идей, культурного капитала (культуросфера), они участвуют как «зрители» или «актеры» в борьбе за центр пространства внимания (психосфера), они являются материальными живыми биологическими существами, требующими ежедневного пропитания и крова, живущими оседло или перемещающимися по некоторому географическому региону (геобиотехносфера), наконец, они включены в социальную среду с отношениями и позициями собственности, власти, статуса, покровительства, найма, услуг и т.д (социосфера).

Гетеросферный принцип двушаговой детерминации интеллектуального творчества про Коллинзу вначале указывает, что внешние социальные потрясения ведут к изменению, разрушению и созданию организационных основ (например, таких как: личное покровительство, королевское научное общество, государственный или частный университет, издательский рынок), что, по-видимому, может быть объяснено моносферными социальными законами. Далее, расширение организационной основы ведет к притоку новых интеллектуалов из других сетей, а сокращение или разрушение основы ведет к бегству интеллектуалов и поиску ими других организационных основ. Этот эффект также может считаться элементарным социальным принципом (хотя нередкие случаи реального голодания интеллектуалов в мировой истории не позволяет забыть и о биологической подоплеке таких миграций).

Теперь начинается самое интересное. Интеллектуалы, мигрировавшие по социальным причинам и попавшие в новую сеть контактов (социосфера), сталкиваются с новыми идеями, сами привносят в сеть новые идеи (культуросфера), а также включаются в новый расклад борьбы за пространство внимания (психосфера). По Коллинзу, главным движителем творчества является именно эта борьба за интеллектуальное внимание. Однако, поскольку успешное ведение ее предполагает сильную аргументацию, здесь мобилизуется доступный (старый и новый) культурный капитал, дающий продукты творчества — приращение этого капитала в форме создания новых идей. В горниле борьбы за внимание сильнейшие в текущей ситуации идеи транслируются новым поколениям, что придает им статус культурных образцов 47. Таким образом, внешнее потрясение и миграция (социосфера) ведут к новому составу и ходу борьбы за внимание (психосфера), а это, в свою очередь, ведет к творчеству и обновлению идейного богатства сети (культуросфера).

Данный результат Коллинза является скорее принципом, а не законом, поскольку даже указывает лишь на самую общую направленность интеллектуальных изменений: организационно сильные позиции будут делиться, организационно слабые позиции будут объединяться 48. Зато на этой основе уже можно исследовать законы, связывающие начальные условия — качества сетей и мигрантов, их позиций и культурного капитала, с последующими вероятными направлениями развития идей. Многие наблюдения и обобщения эмпирического характера уже сделаны самим Коллинзом в его фундаментальном 1100-страничном труде, но здесь открывается широчайший горизонт и для новых сравнительно-исторических и теоретических исследований.

Закон малых чисел Коллинза. В каждой творчески активной интеллектуальной сети (между интеллектуалами, соединенными прямыми и опосредованными связями личного знакомства) пространство интеллектуального внимания делится между небольшим количеством (от 3-х до 6-ти) позиций — идейных движений, течений, школ; при превышении этого предела сильное конкурентное давление приводит к тому, что наиболее слабые позиции при смене поколений либо исчезают, либо соединяются с другими позициями, а это возвращает их количество в те же рамки 49.

В этом гетеросферном законе также связываются явления социальных групп (социосфера), позиций в пространстве внимания (психосфера) и долговременных идейных традиций (культуросфера). Пока что закон Коллинза носит характер эмпирического обобщения (пусть и сделанного на основе обзора гигантского материала философских сетей древней Греции, средневековой и нововременной Европы, арабо-еврейского мира, Индии, Китая и Японии). Теоретическое прояснение «закона малых чисел» требует выявления прежде всего психологических механизмов выбора, ведущих к кристаллизации примерно 3-6 позиций в каждом поколении каждой сети, а также гетеросферных законов, связывающих явления пространства внимания (психосфера) с социальными взаимодействиями и позициями (социосфера) и с транслируемыми идейными традициями (культуросфера). Здесь больше вопросов, чем ответов, но ясно одно — главная сложность определяется гибридным характером рассматриваемых объектов и гетеросферным характером управляющих законов.

Внимательное рассмотрение показывает гибридный характер многих ключевых явлений и объектов, изучаемых в социальных и гуманитарных науках. Достаточно сказать, что онтологическими гибридами являются люди, книги, произведения искусства, государства, армии, религиозные и иные движения, города, технологии и т.д. Соответственно, для познания их требуется выделение гетеросферных законов, с которыми нужно еще учиться работать.

При вступлении в новую область познания редко удается сразу достичь стройности и последовательности изложения рождающихся идей. Достаточно сумбурными получилась и представленная выше совокупность методологических принципов, уже известных научных законов, их комплексирования, онтологических категорий, критики. Конструктивно ориентированные и деловитые молодые историки и культурологи могут обратиться с законным вопросом: есть ли надежное и проверенное познавательное орудие, метод, с помощью которого можно было бы получать новые теоретические результаты и развивать далее стратегию номологического синтеза?

Метод теоретической истории. Для объяснения явлений истории и культуры предлагается специальный метод, разработанный на основе методологий Гемпеля и Лакатоса (см. выше), а также на основе обобщения логической структуры наиболее плодотворных исследований в области теоретической истории (охватывающей теоретический план социальной антропологии, исторической социологии, геополитики) последних десятилетий — работ Р. Карнейро, Р. Коллинза, А. Стинчкомба и Т. Скочпол 50.

Детальному изложению познавательных средств и процедур данного метода посвящены специальные работы 51, поэтому здесь только обозначим главные этапы метода с минимальными пояснениями.

Этап 1 «Проблематизация». Постановка проблемы и реструктурация теоретического поля. Здесь полезно составлять сводки имеющихся в литературе законов и гипотез, претендующих на объяснение феномена и решение поставленной проблемы.

Этап 2 «Предметизация». Фиксация экспланандумов: объясняемых переменных и класса явлений-следствий. Здесь как раз строятся те шкалы-переменные, динамика и полюса которых подлежат теоретическому объяснению.

Этап 3 «Исходная теоретизация». Формирование и операционализация переменных-экспланансов. Здесь речь идет о шкалах-факторах, изменения значений которых гипотетически считаются причинами динамики переменных-экспланандумов. Первым источников гипотетических факторов как раз и является сводка теоретических результатов прошлого, составленная на этапе 1.

Этап 4 «Логико-эвристический анализ». Перегруппировка и логический анализ случаев, концептуальная адаптация и выявление релевантных переменных-экспланансов. Здесь строятся таблицы «случаи/переменные», особое внимание уделяется сходствам и различиям случаев с максимальными и минимальными значениями переменной-экспланандума, применяется ряд логических методов и средств, начиная от классических индуктивных методов Бэкона-Милля и до таких изощренных аппаратов, как булева алгебра в версии Ч. Рэгина и тренд-графы — структуры сложных причинных связей по Дункану-Стинчкомбу. Суть подхода на этом этапе — применение разнообразных, в том числе весьма изощренных логичеких техник для «вытягивания» максимума информации из исторических сравнений специально подобранных случаев.

Этап 5 «Содержательный анализ». Выбор и детальное исследование отдельных случаев. Выявление механизма взаимосвязи переменных, построение содержательной концепции и соответствующее уточнение универсальной гипотезы. Здесь предварительные теоретические результаты, полученные на этапе 4, применяются к детальному анализу ярких и хорошо изученных исторических случаев, что позволяет лучше соотнести теоретические конструкты с эмпирическими реалиями и проникнуть в суть причинных механизмов. Вообще говоря, логический остов метода не зависит от парадигм и концепций, но чтобы связать метод теоретической истории с вышеизложенными научными и онтологическими идеями, укажем, что именно на этом этапе может проводиться концептуализация и обобщение имеющихся конкретно-исторических объяснений (в трудах традиционных эмпирических историков), сопоставление их с выявленными на этапе 4 причинными факторами, а также со всеми представленными выше общими научными и философскими представлениями о группах, статусах, ресурсах, деятельностях, динамических стратегиях, мегатенденциях, эволюционных законах и т.д.

Этап 6 «Преодоление первичных аномалий». Сбор, систематизация и обобщение аномалий. Поиск «мест» вероятных ошибок на основе принципа экономии мышления. Внесение необходимых корректив и возврат к соответствующим этапам для новых проверок.

Этап 7 «Численный анализ». Шкалирование переменных, сбор и структурирование численных данных. Выявление силы причинных связей. Численное уточнение универсальной гипотезы.

Этап 8 «Преодоление вторичных аномалий». Работы этапа 6 в применении к численно выраженным теоретическим положениям.

Этап 9 «Завершающая теоретизация и прагматизация». Экспликация и формализация численной теории. Разработка методов и средств решения основных классов познавательных и практических задач с помощью качественной и численной теории. Синтез теорий и постановка проблем нового.

Трудности стратегии и интеллектуальные прорывы. Номологический синтез, сочетая строгие логические стандарты Гемпеля и Лакатоса с широким разнообразием и концептуальным многоголосием накопленного теоретического знания о явлениях истории и культуры, неизбежно будет порождать множество методологических и онтологических трудностей, которые составят новую богатую область «головоломок». Систематически рождающиеся трудности в развитии системы идей — это всегда шанс для взлета интеллектуального творчества и решающих поворотов интеллектуальной истории. Сумеем ли мы — представители российской философской и научной традиции — использовать этот шанс?