• Вместо предисловия
• Исламское противостояние и проблема терроризма
• Введение
• Две тенденции современного вооруженного противостояния
• Условия существования террористических организаций
• Причины возникновения терроризма в его современном виде
• Проблемы борьбы с терроризмом
• Геополитика и исламская проблема (попытка переосмысления с точки зрения арабского мира)
• Совсем немного статистики
• Об арабской экспансии
• Что происходит с евроцентризмом?
• Историческая перспектива
• Безусловно ли наше лидерство?
• Возможен ли стабильный мир?
• Ограниченность западных моделей
• Арабские граждане и страны
• Процедура посредничества
• Американизация или исламизация?
• «Преступные безумцы»
• Противники цивилизации (или — проблема «рядового террориста»)
• Символизм трагедии 11 сентября
• Еще об одной ошибке восприятия
• Мы — только «побочная» цель
• Новейшие реалии военной и геополитики
• Наши приоритеты

Вместо предисловия

Глубокоуважаемый Вячеслав Андреевич,

В начале октября я направил Вам аналитический материал «Исламское противостояние и проблема терроризма»1. Через несколько дней со мной связался один из ваших ведущих сотрудников В.В. Костиков, который сообщил мне о вашем интересе к этому материалу и предложил опубликовать его с сокращениями.

Однако, опубликованный под моим именем материал с названием «Исламские истоки терроризма» (АиФ № 42, стр. 3) моим не является, а представляет собой авторскую работу кого-то другого, кто весьма вольно использовал некоторые из моих идей, существенно изменив и даже извратив некоторые из них, включая наименование материала. В опубликованной под моим именем статье полностью смещены акценты и дописан ряд идей, которые мне не принадлежат и мной не разделяются.

В частности, я:

• не писал об «агрессивной стороне ислама» (нельзя путать ислам, исламский фундаментализм и радикальное крыло последнего);
  
• не использовал такое понятие как «исламский передел»;
  
• вообще не упоминал в своем материале такие страны как: Арабские Эмираты, Аравия, Египет, Ирак, Катар, Кувейт, Ливия, Саудовская Аравия и Судан;
  
• не писал о ненависти вышеупомянутых стран к Америке;
  
• не указывал, что вышеупомянутые страны «присоединились» к чуждому им «европейскому походу» против собственных иноверцев лишь из страха, что США обрушат цены на нефть и т.д.»;
  
• не пытался объединить события 11 сентября с чеченской проблемой и какими бы то ни было «трудностями столковаться с чеченцами» (Чечня вообще не упоминается в моем тексте);
  
• не отмечал, что «забить человека камнями» — есть «часть (по тексту подразумевается — арабской) правовой культуры»;
  
• не писал, что для «европейца многоженство — экзотика, для мусульманина — норма»;
  
• не использовал таких фраз как «отморозки басаевско-радуевского типа»;
  
• не писал о заказчиках терактов 11 сентября как об «элите исламского мира» (это оскорбительная формулировка и не соответствует истине);
  
• не говорил, что «их вера (по тексту подразумевается — Ислам) позволяет им совершать любые преступления в отношении иноверцев»;
  
• в моем лексиконе нет такого слова «порнуха»;
  
• вообще не говорил об идеях «взаимопроникающего мира», придуманного чиновниками ЮНЕСКО;
  
• не писал, что нам «предстоит жить на резко прочерченном стыке исламской и европейской культур».
  

Практически во всех случаях я не утверждал (как указано в выходных данных опубликованной статьи), что речь идет «о столкновении двух цивилизаций», а спрашивал об этом в сослагательном наклонении, а это, согласитесь — несколько различные подходы. Я не утверждал, что идет «экспансия» арабского мира, а опять же спрашивал о том: почему мы (европейцы) используем именно такую терминологию — «наступление», «экспансия»? Анализ общемировых проблем терроризма вообще опущен, и сведен исключительно к «исламскому». Я вообще не апеллировал к Понтию Пилату и Христу в своем материале, и даже не упоминал их.

Это перечень только дописанного, в результате чего материал из аналитического трансформирован в политический с определенной позицией.

Перечень утраченного гораздо шире. Утрачена и главная идея — необходимость переосмысления современной геополитической ситуации и потребность в качественно новых подходах к проблеме международного взаимодействия.

Учитывая наше давнее сотрудничество, а также то, что этот материал неизвестного автора с определенной позицией (для меня — во многом спорной), но опубликованный под моим именем, получил широкий общественный и политический резонанс (и я уже имею ряд запросов от моих коллег и друзей из стран Америки, Африки и Европы), прошу Вас дать опровержение на мое авторство этой публикации и привести изложенные мной причины на той же странице вашего еженедельника.

Исламское противостояние и проблема терроризма

• Вместо предисловия
• Исламское противостояние и проблема терроризма
• Введение
• Две тенденции современного вооруженного противостояния
• Условия существования террористических организаций
• Причины возникновения терроризма в его современном виде
• Проблемы борьбы с терроризмом
• Геополитика и исламская проблема (попытка переосмысления с точки зрения арабского мира)
• Совсем немного статистики
• Об арабской экспансии
• Что происходит с евроцентризмом?
• Историческая перспектива
• Безусловно ли наше лидерство?
• Возможен ли стабильный мир?
• Ограниченность западных моделей
• Арабские граждане и страны
• Процедура посредничества
• Американизация или исламизация?
• «Преступные безумцы»
• Противники цивилизации (или — проблема «рядового террориста»)
• Символизм трагедии 11 сентября
• Еще об одной ошибке восприятия
• Мы — только «побочная» цель
• Новейшие реалии военной и геополитики
• Наши приоритеты

Введение

Предлагаемый материал посвящен одной из актуальных проблем современной геополитики, в частности — проблеме взаимоотношений арабского мира и европейской цивилизации. При этом арабская проблема ставится в несколько нетрадиционном дискурсе с учетом новейших подходов российских и зарубежных экспертов, большинство из которых сходятся во мнении о необходимости пересмотра основных способов постановки и решения актуальных вопросов взаимоотношений с исламским миром.

Две тенденции современного вооруженного противостояния

Две основные тенденции характеризуют современную эпоху межгосударственных и межнациональных отношений. Первая из них заключается в том, что в сфере вооруженного противостояния явно наблюдается сдвиг в сторону все более частого возникновения локальных конфликтов с использованием «ограниченных контингентов войск» и осознание бесперспективности массовых вооруженных столкновений (стран и народов).

Второй тенденцией является то очевидное обстоятельство, что современные войны и вооруженные противостояния приобретают все более затяжной характер, требуя значительных материальных и людских ресурсов. Если обе мировые войны XX века длились не более шести лет, то последующие (современные) вооруженные конфликты — растягиваются на десятилетия (Вьетнам, Афганистан, Ближний Восток и т.д.). При этом их исход нередко характеризуется специфическим феноменом «ни мира — ни войны», а противостояние закономерно проходит по линии «европейцы — не европейцы».

Условия существования террористических организаций

Одним из проявлений особенностей современного вооруженного противостояния является международный терроризм. Длительному существованию феномена современного терроризма способствует ряд объективных факторов и обстоятельств, которые можно было бы попытаться классифицировать.

1. Заинтересованность некоторых влиятельных политических кругов и держав в существовании терроризма. Вытекающее из первого — качественное материально-техническое снабжение и стабильное финансирование террористов, а также предоставление террористам надежных убежищ и обеспечение функционирования ряда (всем хорошо известных) мест их постоянной дислокации.
   
2. Мощное идеологическое (включая религиозно-фанатическое) и политическое обеспечение деятельности террористов.
   
3. Все более явное слияние терроризма с наркобизнесом, при безусловной ориентации на европейские и североамериканские рынки сбыта, при этом цель наркотического «порабощения» Европы и Америки уже давно никем не скрывается.
   
4. Менее явное, но, безусловно, присутствующее взаимодействие террористических организаций с ведущими международными корпорациями, финансово-промышленными группами и спецслужбами ведущих стан мира.
   
5. Упомянутая выше система «самофинансирования» террористов может быть дополнена их активной «экспансией» на «криминальную среду» и последовательным вытеснением последней из традиционных сфер ее деятельности, в частности, таких высокодоходных сфер, как: торговля оружием, игорный и алкогольный бизнес.
   
6. Особый фактор, пока еще очень мало учитываемый: публичность, зрелищность и обязательность участия СМИ, которые стали непременными атрибутами любой террористической акции.
   
7. Символичность и персонифицированность основных террористических актов. К идее символичности (в том числе — применительно к Мировому Торговому Центру) мы еще вернемся.
   
8. Все более частое присутствие в качестве важнейшего императива идеи консолидации всех мусульман.
   

Причины возникновения терроризма в его современном виде

Все войны и вооруженные конфликты, как известно, возникают по нескольким традиционным основаниям: борьба за власть, влияние, территорию, источники сырья или рынки сбыта (или их перераспределение), а также — отстаивание национальных и культурных приоритетов, включая вопросы национально-культурной и религиозной государственности. По силе воздействия на консолидацию масс (наций и народов) — последние факторы имеют первостепенное значение.

Какова специфика этих процессов в современных условиях? Главная — это невозможность для некоторых стран вести военные действия традиционным способом (в частности, с сопредельными государствами и мировыми лидерами — причины достаточно очевидны и не требуют специального обоснования).

Большинство арабских стран не обладают адекватной военной организацией и не могут противостоять современным армиям западных государств. Но при этом некоторые из арабских стран уже обладают серьезным экономическим потенциалом. Этот экономический потенциал будет, безусловно, расти, также как и амбиции, все более активно — количественно и качественно — развивающегося арабского мира. Но пока: в наличии есть средства, но нет возможностей. Для войны — нет, а для акций устрашения — есть.

Проблемы борьбы с терроризмом

Основная проблема борьбы с терроризмом заключается в том, что до настоящего времени она, в качестве таковой, строго говоря — практически не ставилась. Косвенным свидетельством этого является то, что международное сообщество (ООН) на протяжении 15 лет (с 1986 г.) так и не смогло дать четкого и ясного определения: что такое терроризм и террористический акт?

Сейчас уже никто не отрицает необходимость консолидированных усилий всего международного сообщества. При этом совершенно справедливо подчеркивается, что «терроризм давно стал интернациональным и обезличенным», что он «не имеет своего лица или нации». Это очень важная констатация, но все-таки — она имеет определенную декларативность, так как мы не можем отрицать, что наряду с «просто терроризмом» есть очень специфический «арабский терроризм». И причины этой специфической «национальной окраски» пока не вскрыты.

Достижение международного согласия в вопросе «о терроризме», скорее всего, будет долгим, хотя бы потому, что для некоторых государств расписаться под подобными документами будет означать одновременно — расписаться в собственной неблаговидной деятельности.

Вторым существенным аспектом международного правового решения проблемы, вне всякого сомнения, станет сугубо политический (и сугубо ситуационный) вопрос: где грань между акциями «городских партизан» или представителей национально-освободительных движений и террористическими актами экстремистских групп?

Есть ощущение, что, несмотря на трагические события, пока еще не воспринято в полной мере то, что исламские фундаменталисты заявляют во всеуслышание: они борются против национальных и религиозных притеснений и будут использовать для этого любые доступные им возможности и средства. К первой (не выделенной) части этого тезиса будет целесообразно еще раз вернуться, так как это не совсем так (а, возможно, и совсем не так).

Еще один важный аспект: действующее международное право в области регулирования военных действий и конфликтов безнадежно устарело и уже не соответствуют реалиям современного мира, в практику которого в последние десятилетия прочно вошло новое понятие «неконвенциональной войны».

Сейчас, после «американской трагедии», мировое сообщество как никогда ранее могло бы инициировать новую постановку и новые подходы к решению этих вопросов. Но за решительными и жесткими действиями операции возмездия и, скорее всего, последующих ответных акций этот момент и этот императив могут быть упущены (на многие годы).

Геополитика и исламская проблема (попытка переосмысления с точки зрения арабского мира)

Хотелось бы надеяться, что пройдет немного времени, и после завершения операции возмездия наступит период для более спокойного и более глубокого изучения и анализа современной ситуации в мире.

Предваряя изложенное ниже, нужно сразу отметить, что здесь нет ни малейшей попытки оправдать терроризм. Но наша многолетняя практика (в том числе — участие в ряде международных комиссий по национальному примирению) много раз предлагала ситуации, когда нужно было бы стать на позицию или даже принять на какое-то время (как свою собственную) точку зрения оппонента и взглянуть (в том числе — на самого себя) его глазами.

Совсем немного статистики

В современном мире живет около 60% представителей арабско-азиатской цивилизации и около 21% европейской. Лишь около 30% населения Земли являются белыми, а 70% — нет. Примерное такое же соотношение всех христиан и представителей других конфессий (30% к 70%), среди которых безусловным идеологическим лидером является Ислам. По прогнозам демографов, социологов и геополитиков, в XXI веке это соотношение будет интенсивно меняться с сохранением тенденции к росту арабского мира и его единства на основе осознания общности интересов и проблем (при этом — религиозное единство, как своеобразный политический фактор, может быть более лабильным).

Об арабской экспансии

В последние десятилетия во всем мире все чаще звучат тезисы об «исламском наступлении» и «арабской экспансии» в Европу и Америку. Тревогу по поводу постоянного роста числа граждан — «не европейцев» можно обнаружить и в Париже, и в Лондоне, и в нейтральном Стокгольме, и в США, и в России. Может быть, стоило бы задуматься: почему эти характеристики имеют такой «фронтовой» характер: «наступление», «экспансия»? Почему межнациональные конфликты возникают и с такой закономерностью повторяются в таких, казалось бы, мало сопоставимых регионах мира — на Ближнем Востоке, в Югославии, на постсоветском Кавказе… Почему «вдруг» у терроризма появилось почти исключительно арабское (или точнее — исламское) лицо?

Может быть, стоило бы признать, что речь идет о столкновении двух цивилизаций? У одной из которых нет (пока нет!) возможности открыто противостоять лидирующей (европейской), например, в традиционных формах политического или военного давления, но уже есть финансовые возможности, ресурсы и амбиции заявить о своих претензиях. Не является ли все более фанатичный исламский фундаментализм, усиленно культивирующий пренебрежение к смерти и нетерпимость к иноверцам, лишь фасадным проявлением неких более глубоких процессов?

Есть ощущение, что мы все еще пытаемся анализировать, безусловно, ужасающие любого здравомыслящего человека, но — следствия. А причины остаются ускользающими от нашего внимания или даже более того: мы не хотим их видеть.

Может быть, стоило бы признать, что все эти конфликты являются результатом различий и даже несопоставимости представлений о том, что есть справедливость и прогресс (в европейской и арабской культуре)? Убийство позволительно только в отношении тех, кого не считаешь людьми… Для подобных (находящихся вне запретов культуры ситуаций) обычно изобретаются или стихийно входят в язык специальные определения, типа «нацист», «фашист»… Неужели в исламском фундаментализме такой же оттенок приобрело слово «иноверец», «европеец» или «американец»? Почему они нас так ненавидят?

А любим ли мы (европейцы) их? Так ли уж искренни наши подходы к ним, наши оценки их повседневности, культуры, обычаев, религиозных взглядов и …наши мирные инициативы? Является ли вообще «любовь» политической категорией?

Может быть, нам стоило бы чаще вспоминать о десятилетиях «косвенной колонизации», притеснений, преследований и блокад полунищих стран и народов, в том числе, за неприемлемое для нас — европейцев (или считающих себя таковыми) — инакомыслие, которое не могло не спровоцировать ненависть и насилие? Действие рождает противодействие.

Что происходит с евроцентризмом?

Обратимся к нашему времени. Евроцентризм и его приемник — америкоцентризм во взглядах на то, что есть прогресс и цивилизация, в стиле мышления, политике и, соответственно, современных моделях мирных инициатив остаются преобладающими и …традиционно европейскими. И, в общем-то, неудивительно, что эти «мирные инициативы» остаются неприемлемыми для народов Азии, Ближнего Востока и Кавказа.

Для всего мира, который мы, отчасти нарциссически, привыкли именовать цивилизованным, приемлемы, а для них — нет? Почему? Потому что это немного, а, скорее, даже качественно иная цивилизация. Они вообще — другие: другая культура, иная традиция, непонятная для нас символика и ментальность (которая в первую очередь определяет преобладающие способы постановки и решения всех вопросов и задач — от бытовой повседневности до глобально политических).

Но на вопрос, вынесенный в заголовок, здесь нет ответа (есть только вопрос).

Историческая перспектива

В исторической перспективе (примерно, через 100 лет), хотя здесь все и достаточно зыбко, и весьма дискуссионно — европейцы будут составлять лишь около 10-15% популяции планеты. Представляется крайне мало вероятным, что к этому периоду столь же определяющими (в глобальном масштабе) останутся все те же полузакрытые «клубы лидеров» (семерок или восьмерок — второй смысл последнего термина хорошо известен велосипедистам и упоминается здесь не случайно). Не оказались ли мы в некоторой степени заложниками и не запутались ли слегка в экономических и политических системах двойных стандартов для сверхдержав и развивающихся стран? Не окажется ли однажды, что 90% населения планеты живет в уже упомянутых, все более густонаселенных, развивающихся странах или — того хуже — в «странах-изгоях»?

Стоит ли об этом подумать? Какие здесь возможны решения? Одно из них недавно высказал мой знакомый — добродушнейший и бесхитростный человек: «А, может быть, лучше бы «сделать их поменьше?» И это не такая уж редкая или «свежая» идея…

Российские, европейские и американские академические институты и дипломатические ведомства, а также ведущие международные организации, включая ООН, разрабатывают и пытаются реализовать все более эффективные (на их взгляд) модели разрешения конфликтов в обществах и государствах, надгосударственных и наднациональных сообществах, культура и традиции которых не только существенно отличаются, а нередко — вообще не сопоставимы с культурой и традицией разработчиков. Это отчасти та же «хрущевская кукуруза» в Нечерноземье или акклиматизация апельсинов в Норильске.

Эффект этих разработок в значительной степени предсказуем и наиболее вероятной или сравнимой моделью является результат законодательного запрета многоженства в Ингушетии. Запрет существует сам по себе, а повседневность — сама по себе. Такое принуждение к следованию определенным моделям, безусловно, с некоторым полупрезрительным отношением будет выполняться политической элитой (всегда — более зависимой), но не народом. При этом национальная мораль и ментальность всегда будут отчасти или совершенно несопоставимыми с официальной точкой зрения. Самый яркий пример: это печальный, по европейски выражающий соболезнования американскому народу Ясир Арафат и — ликующий народ Палестины 11 сентября 2001 года…

Конечно, любой закон и право должно гарантироваться, в том числе — легитимным насилием со стороны государств или международных сообществ. Это их (государств) — одна из основных функций. Но отношение (еще раз повторим) к легитимности этих функций — требует изучения и новых подходов.

Закон — это отчасти согласованная или общепринятая оценка чего-либо. И ключевым здесь является очень непростой вопрос: может ли вообще какой-либо народ принять негативную внешнюю оценку своей культуры и традиции (пусть даже косвенную, существующую только на бытовом уровне)? И даже если это удалось с тезисом об «империи зла», возможен ли тот же эффект от провозглашения «стран-изгоев», в каждой из которых есть еще и народ? Можно ли предсказать, как такой «народ-изгой», нередко — окруженный экономической и информационной блокадой, будет реагировать на угрожающе-увещевательные предложения отказаться от своей культуры и традиции, своих амбиций, от любви к своим лидерам, приверженности своим идеалам, а также — тейпам, родовым кланам или племенам, от своих (нередко, мало понятных нам — европейцам) представлений о чести и достоинстве, мести и возмездии? Этот вопрос следовало бы повторить еще раз, но уже на фоне, безусловно, присущего некоторым из нынешних «изгоев» осознания собственной силы, большинства и растущей значимости в современном, в том числе — евро-американском, мире.

Даже такое, казалось бы, по европейски цивилизованное государство, как Израиль, в некотором смысле — со всех сторон окруженный врагами и функционирующий в условиях перманентной войны, не очень-то прислушивается к советам евро-американской дипломатии. Почему?

Безусловно ли наше лидерство?

Осознавая свое безусловное лидерство в современной цивилизации, мы (европейцы), тем не менее, должны были бы признать, что пришли к началу XXI века со своим очень противоречивым и пока малоосмысленным, историческим багажом и… с нарциссической уверенностью в неизбывном желании «всего прогрессивного человечества» присоединения к нашей европейской культуре и ценностям. Так ли это на самом деле?

Если да, то почему тогда быстро растущее арабское население мировых столиц (Парижа и Лондона, Нью-Йорка и Стокгольма, и т.д.), резко сменив национальные одежды на европейский костюм и в срочном порядке приобщившись к техническим благам нашей цивилизации, не проявляет такой же поспешности в изменении структуры повседневности — обычаев, традиций и ритуалов, не очень-то поощряет смешанные браки, трепетно поддерживая родовые и семейные связи, сохраняя самобытность культуры и языка, и связи со своими историческими родинами?

Возможен ли стабильный мир?

Что необходимо для установления стабильного мира на стыках исламской и не-исламских культур? Это очень большой и очень больной вопрос. Мир, который будет восприниматься как ущемление прав или наказание за причиненный ущерб, или как результат вынужденного соглашения и повиновения под влиянием мощи стран-примирительниц или внешней угрозы — никогда не будет долгим. Самый яркий пример — Кэмп-Дэвидское соглашение (так и не получившее в общественном мнении иного понятийного статуса — только «соглашение»).

Для большинства на Ближнем Востоке предлагавшиеся и предлагаемые программы разрешения конфликтов — не более чем отвлеченные схемы, придуманные кем-то в США или Европе, исходя из их (евро-американских) интересов и представлений (о том, что есть благо для, например, арабов).

В силу этого все более явно встает проблема незаинтересованной «третьей» мощной силы, которая не идентифицировалась бы ни с Западом, ни с Востоком. Что это может быть? Пока неизвестно, но требует исследования. Но это, как показывает предварительная оценка, скорее всего, будет уже не ООН в его нынешнем облике, которая даже в демократической России воспринимается большинством как сугубо американский институт.

Во всех подобных случаях также нужны аналитические исследования глубинных психологических корней того или иного (иногда, в полном смысле — длящегося с до-библейских времен) конфликта, истоки которого не поддаются логическому объяснению или пониманию, и требуют специального изучения с использованием знаний об иррациональных аспектах индивидуального и группового поведения, а также мистическом содержании и смысле обычаев и ритуалов.

Ограниченность западных моделей

Неприменимость западных моделей разрешения конфликтов в не-западных странах становится все более очевидной. Специалисты в этой области все чаще вспоминают о необходимости учета национальных архетипов, установок, стереотипов эмоциональных реакций, специфики истории страны, особенностей национальной традиции и местных ритуалов разрешения конфликтов в арабо-исламских обществах.

Нам нужно было бы более серьезно изучать не только официальное арабское право (тяготеющее к просвещенному европейскому), но и традиционные схемы и ритуалы примирения в этих странах, включая такие, на первый взгляд, малозначимые вещи, как «традиционные символические словари» конкретных народов и вовлеченных в конфликты племен и тейпов, где все еще преобладают «частные варианты правосудия». Эти «варианты» и соответствующие им ритуалы находятся вне государственного контроля, но при этом они нередко даже негласно поощряются государством в отдаленных (труднодоступных горных или пустынных) местностях, где контроль государства практически отсутствует, и существует почти первобытнообщинный патриархат и ориентация на традиционные религиозные ценности.

Арабские граждане и страны

Вероятно, следовало бы принять как объективную реальность, что в большинстве арабских стран пока практически нет граждан в европейском понимании этого слова, не говоря уже о неком «гражданском обществе». То есть — люди там не связаны между собой и с государством той или иной — легитимной и единой для всех — системой прав, обязанностей и обязательств. В тех или иных общинах такие правила устанавливаются племенными или религиозными лидерами, по собственному усмотрению и прецеденту с учетом культурной и религиозной традиции, но никак не закона или — уж тем более — далекого как Луна — международного права.

Тенденция к «гомогенизации» и гуманизации международного права и законов в отдельных странах существует, но — как действующая и одинаково справедливая реальность — эта гомогенизация возможна только в рамках подобных культур. В этом смысле — и НАТО и даже ООН — это «евро-центристские» организации. Инокультурные здесь оказываются в явно дискриминационном положении. Таким образом, мы еще раз возвращаемся к уже многократно обозначенной рядом квалифицированных экспертов идее кросскультурных моделей применения законов и разрешения конфликтов.

Некоторые из арабских стран вообще выпадают из контекста типичных (европейских) представлений, так как эти исламские государства не являются ни «традиционными», ни «современными». В ряде случаев правительства этих стран оказываются лишь весьма условно признаваемыми в качестве легитимных структур в тех или иных процедурах или соглашениях по конфликтным ситуациям, так как и устройство, и механизмы функционирования государств в арабских странах, мягко говоря, несколько иные.

В этой связи многими экспертами все чаще отмечается целесообразность более широкого включения негосударственных участников (включая религиозные группы, племенных и клановых лидеров), которые в некоторых из арабо-исламских стран являются не менее легитимными и влиятельными структурами, чем правительства.

Процедура посредничества

В арабском мире качественно иная процедура посредничества и статус посредников, как правило, не имеющий аналога в современной европейской культуре. В некотором смысле, как ни кощунственно это звучит, 11 сентября США, долгие годы претендовавшие на роль главного посредника в арабском мире и арабо-израильском конфликте, «пожали плоды» небеспристрастного, ненадежного, и небескорыстного посредничества. Традиционно европейская модель «кнута и пряника» и приоритет долговременных интересов над провозглашаемыми ситуационно (и перманентно изменяющимися) принципами и «дружбами» — оказались порочными.

Скорее всего, только сами США воспринимают себя одновременно и в роли главной стабилизирующей силы, и посредника. Нет ли здесь ошибок восприятия? Эта страна с ее экономическим потенциалом могла бы играть более значительную и исторически более перспективную роль — активного помощника и партнера.

Россия (точнее — СССР) на протяжении длительного периода (холодной войны) была наиболее близка к этой роли (партнера). А сейчас? Не переоценивается ли удобность ситуации для «срочных братаний» с Западом?

Мы, безусловно, можем признать и согласиться с ведущими американскими политиками и экспертами, что США никогда не стремились к расширению своего влияния военным путем. Это было и не нужно, так как это делалось совершенно другими, с точки зрения США — цивилизованными, но не всегда абсолютно безупречными методами. Например, принцип свободы перемещения и миграции, который в первую очередь ориентирован на интеллектуальную, научную, культурную и профессиональную элиты, вне всякого сомнения — носит явный протекционистский характер, так как действует преимущественно «в одном направлении» и пополняет золотой фонд интеллектуалов и генетический фонд лишь одной или нескольких избранных стран.

Американизация или исламизация?

Мы пока еще не успели осмыслить проблему американизации европейской культуры. Тем не менее, тревога по этому поводу высказывается с самых высоких трибун и в Москве, и в Париже, и в Риме. За этим, бесспорно, скрывается более серьезная проблема: страх утраты групповой (в том числе — национальной) идентичности. Такая же тревога (хотя — пока и с меньшими основаниями) существует и в арабском мире.

Но мы пока не осознали, что, кроме тревоги американизации, у европейцев, сейчас, возможно — даже в большей мере, начинает проявляться тревога поглощения арабским населением. И то, что эта тревога пока не сформулирована, еще больше усиливает ее фон и неочевидную роль в процессе любых оценочных суждений, установок и решений в отношении арабского мира.

Здесь также требуются новые идеи и подходы. Так как «американизация или исламизация» — это не единственные выходы и есть другие альтернативы.

«Преступные безумцы»

Они, несомненно, преступны, но они — не безумцы. И в этом, так часто звучавшем в последние две недели определении, проявляется не столько попытка психиатрической диагностики или унижения, сколько выражение нашей неспособности или даже отказ от желания понять.

Попытаемся посмотреть на них не затуманенным ненавистью и презрением взглядом. Исламские террористы готовы умереть, чтобы убить тех, кого они считают своими врагами и врагами ИХ Бога. Глядя на проблему с полу-атеистических или умеренно религиозных позиций, мы можем высокомерно подозревать или даже почти быть уверенными, что их лидеры преследуют ничтожные или корыстные цели. Но мы должны подумать и о сотнях или даже тысячах других. И в соответствии с российской военной традицией — уважения к противнику, мы не можем не признать, что их мужество безгранично, их самопожертвование — очевидно, так же, как и их коварство.

Но мы видим также, что они готовы к любым преступлениям, в том числе — в отношении невинных людей. Как это может сочетаться: мужество, самопожертвование и хладнокровное убийство невинных? Ответ не так очевиден, но он есть: для них (в их религиозно-фанатическом сознании) не бывает «невинных людей». С современной точки зрения — это ужасный анахронизм и средневековое варварство. Нам кажется, что XXI век — это уже не то время, когда уместны религиозные войны, «крестовые походы» и «священная инквизиция». Но это НАМ так кажется.

Мы называем их «маньяками», но это также неверно, так как их поведение совершенно осмысленно и даже логично, если учитывать их веру в те каноны и принципы Ислама, которые ими признаются в качестве единственно верных. Они основываются на таком толковании Ислама, которое современные мусульмане не признают, но они — НЕ-современные. И в силу непонимания этого, мы недооцениваем их и всю серьезность угрозы, которую они представляют.

Противники цивилизации (или — проблема «рядового террориста»)

В последние две недели исламский терроризм неоднократно характеризовался как противник «демократии», «враг свободы» или даже, почти по-советски — враг «капитализма» и «мирового империализма». Это не совсем так.

В некоторых других случаях определения террористической акции в Нью-Йорке давались в еще более глобальном масштабе это «атака на цивилизацию в целом». Такое толкование, как представляется, уводит нас еще дальше от истины.

Рядовой исламский террорист, скорее всего, даже не помышляет об этих, дорогих нашему сознанию, завоеваниях последних столетий, уже хотя бы потому, что сами эти слова ничего для него не значат. И хотя он чаще всего не знает понятия «цивилизация», он не ставит своей целью уничтожения ее, как целого. Он нападает именно на нашу цивилизацию, а если быть еще более точным — на нашу современность, которую он ненавидит и боится, и которую… презирает.

Ибо (если сместить точку зрения на противоположную) там, где мы видим государство с современной экономикой, свободой, равенством, терпимостью, процветанием — он видит безбожие, разврат, плутократию, пьянство, взяточничество, беззаконие, непреодолимый контраст роскоши и нищеты, отвратительное его сознанию «порно», бесконечные привилегии и прочие пороки современной цивилизации. Мы знаем, что это есть, но для нас — не это главное. А он так не считает. Он искренне ненавидит наше общество потребления, и не только или — вообще — не потому, что ему не доступны его блага. Многие из террористов (и не только бен Ладен) достаточно обеспечены, чтобы иметь все это. Продажность цивилизованного мира — вот главный его порок, который они ненавидят больше всего.

Символизм трагедии 11 сентября

Исходя из предшествующего тезиса, выбор в качестве объекта № 1 Всемирного Торгового Центра был вовсе не случаен. И, безусловно, что эта атака и предупреждение адресовалось не только Америке, так как исходно было ясно, что при такой атаке ни одна из ведущих стран мира не сможет избежать жертв среди ее граждан. И при этом не любых граждан, а наиболее активно вовлеченных во всемирную торговлю или (в их понимании) — «всеобщую продажность». Это, как представляется, главный символический смысл вероломного нападения.

Еще об одной ошибке восприятия

Некоторые аналитики предлагают увидеть «корень проблемы» в неравномерности распределения мировых благ, и надеются, что если бы мы были с ними «помягче», «подобрее» или «посдельчивее», они, возможно, также были бы более склонны к переговорам и сотрудничеству. Как представляется, это серьезное и опасное заблуждение. «Социальная работа» для бедных, маргиналов, окраин и трущоб — это инструмент, относительно эффективно действующий в рамках нашей цивилизации. Но акции террористов — не имеют ничего общего с хулиганством, типичной поножовщиной или периодической стрельбой в обозленных кварталах обездоленной городской бедноты.

Исламские радикалы, скорее всего, совершенно не озабочены тем, что им не досталось чего-то или досталось слишком мало от «большого куска» нашей красивой, благоухающей и аппетитной современности. Потому что на самом деле, как уже упоминалось выше — ими движет отвращение к современности.

Мы — только «побочная» цель

Для исламского фундаментализма — мы, безусловно, не главный враг. Фундаментализм и ислам — вот две противоборствующие стороны, и таким образом мы должны понимать, что речь идет, прежде всего, о «внутри-исламской» проблеме и именно исламском противостоянии. Мы — лишь «побочная цель» (мы — «уже неисправимы»), которая виновна хотя бы уже в том, что соблазняет часть мусульман ненавистной фундаменталистам современностью. И именно современность является главным объектом нападения. Конечная цель борьбы — не мы, не чуждые им евреи или прочие народы Ближнего Востока, а все мусульмане.

Их врагами являются все государства, включая последовательно арабские, которые (с их точки зрения) уже испорчены своим сотрудничеством с современностью. Это пока не декларируется. И может быть до этого и не дойдет, если… (нет ответа, так как таких «если» десятки).

Новейшие реалии военной и геополитики

«Звездные войны» и другие системы обороны и нападения становятся детскими игрушками, ибо события 11 сентября со всей очевидностью продемонстрировали, насколько уязвима наша современность. А наша гордость (высокие технологии), как оказалось — это в равной степени: и гарантия нашей защищенности, и легкая доступность для противника самых мощных орудий разрушения в нашем глубоком тылу. Это принципиально новый вид ведения войн, к которому мы пока не готовы. Но надежда на то, что этот, однажды изобретенный и успешно апробированный вид ведения боевых действий, будет предан забвению — это иллюзия.

Ошибки и просчеты здесь недопустимы. Противостояние (не хотелось бы, чтобы борьба) будет долгим, потому что ни современность, ни Ислам, ни радикальный исламизм исчезнуть «вдруг» не могут.

Наши приоритеты

В отличие от большинства стран мира, Россия имеет реальный и (следует добавить — огромный исторический) опыт: национальной и веротерпимости, уважения к обычаям и традициям, не поглощения, а сосуществования и взаимообогащения культур, а также — не декларативный, а реальный пример многовековой «семьи народов». Этот опыт мы могли бы не только активно использовать, но и предложить всему миру.

---

Наиболее важные дополнения, сделанные автором непосредственно во время «Круглого стола»:

1) «…Практически все религии культивируют принцип жертвенности. В том числе, современные религии. Но мы давно не приносим человеческие жертвы и — в рамках европейской цивилизации — не прибегаем даже к жертвенным агнцам, хотя и продолжаем в символической форме идущую от языческих времен традицию: кровь Христа нам заменяет вино, а тело — хлеб. В современной исламской традиции пока немного иная ситуации. Но фундаментализм привнес сюда качественно новое явление — персональной жертвенности. Этого нет ни в одной из современных мировых религий. Хотя нам, бывшим советским, хорошо знакомо это явление, которое существовало в форме коммунистической жертвенности — собой, ради общего дела (не будем называть всуе имена героев). И мы более других должны быть готовы признать возможность и реальность существования такой жертвенности и… невозможность искоренения этого в исторически краткие сроки при соответствующей идеологической обработке. Поэтому стоит еще раз подчеркнуть особое значение идеологического и информационного противодействия фундаментализму (я бы вообще не использовал применительно к последнему определение «исламский»)».

2) «…В обозримом будущем, в силу известных и многократно упоминавшихся здесь проблем глобализации, исламские страны не смогут достичь уровня так называемых «западных технологий». Им просто не позволят этого… Но здесь мы должны вспомнить о психологических факторах: понимание того, что существуют «конченые страны», навсегда утратившие способность воспроизводить интеллектуальные ресурсы и не то, что создавать, а даже приобщаться к современным технологиям — это понимание присутствует не только в Европе и США. Оно известно и в Исламском мире. И, фактически, введение этого термина означает для миллионов и даже миллиардов: «Вы, ваши дети и внуки — бесперспективны, более того — обречены: рождаться, жить и умирать «на обочине» современного мира». А это безусловная основа для неукротимой ненависти и мести (особенно — при соответствующем идеологическом и религиозно-фанатическом оформлении). Терроризм — лишь одна из форм проявления этих чувств и одновременно одно из их следствий».
В прениях по докладу проф. М.М. Решетникова выступили: Полномочный представитель Президента РФ в Поволжском Федеральном Округе С.В. Кириенко, Президент Института Проблем Региональной Безопасности проф. Р.Ф. Исмагилов, Председатель Комитета по Международным Делам Совета Федерации М.В. Маргелов, Генеральный директор Информационного агентства «РосБалт» Н.С. Черкесова, Президент Международного Общественного Фонда Политических Исследований С.Е. Кургинян, Генеральный директор Исламского Культурного Центра России, депутат Государственной Думы А.-В.В. Ниязов, Секретарь Отдела Внешних Церковных Сношений Московского Патриархата протоирей Всеволод Чаплин, Советник Президента Туркменистана проф. В.М. Массон, Директор Института Востоковедения РАН проф. Е.А. Резван, Директор отдела Восточной Европы Германского Совета Внешней Политики проф. Александр Рар, зав. кафедрой Политической психологии СПбГУ проф. А.И. Юрьев, писатели Т.Н. Толстая и Я.А. Гордин, и другие участники.