Никто не сравнится со мною даже среди богов.
Только я есмь достойный нирваны (архат) в этом мире.
В нем я есть непревзойденный учитель.
Когда мы обращаемся к выяснению истоков той или иной религиозной традиции, то в большинстве случаев оказывается важным вопрос о личности того человека, который пробудил эту традицию к жизни. Вопрос же о личности естественным образом подводит и к вопросу о том, какими качествами, какой духовной силой обладал основатель данной религиозной системы.
Понятие харизмы изучается в социологии и политологии, особенно значимы здесь труды М. Вебера. По-видимому, в буддологии изучение личности Будды в его аспекте влияния на своих последователей еще не стало серьезной исследовательской темой.
Слово «харизма» — греческого происхождения, и этимология его указывает на обретение некоей милости, благодати, божественного дара. Обобщая все множество коннотаций, связанных с этим понятием, мы могли бы сказать, что харизма имеет три значения. Первое указывает на существование некоей универсальной силы, второе — на личную энергию конкретного лица, события или вещи, третье — на впечатление, воздействие оказываемое на нас этой харизматической личностью и т. д. Именно в своем последнем значении понятие харизма обычно используется в повседневности. Впрочем, все эти три значения можно объединить, и тогда оказывается, что харизма — это универсальная космическая или божественная сила, проявляемая в том или ином аспекте в конкретном индивиде (событии, предмете) и оказывающая воздействие на кого-либо или на что-либо. Ключевым здесь выглядит именно первое значение, второе вытекает из него, а третье — из второго. Применительно к нашей теме окажется, что эти три значения в целом соответствуют таким основным маркерам буддийской культуры, как триратна, или троевидная драгоценность: Дхарма — Будда — сангха.
Можно предположить, что вселенную пронизывают невидимые и неведомые (на обыденном уровне) силовые, энергетические потоки. Возможно также, что эти силы имеют информационный характер, и овладение ими или прикосновение к ним приоткрывает завесу над загадками бытия и мира. Рационально доказать существование подобных феноменов (или, лучше ноуменов) вряд ли возможно, при обращении к ним мы неизбежно оказываемся в рамках иррационального субъективизма и мифологии. Но предположить их существование допустимо.
Харизма классифицируется по нескольким основаниям. Так, бывает харизма концентрированная и рассеянная, хронологическая и топологическая, личная и безличная, кратковременная и долговременная, врожденная и приобретенная, спонтанно обретаемая и обретаемая в ходе долгих духовных поисков и т. п. Например, в случае пространственной локализации, харизмой наделяются определенные топосы (места), а также то, что располагается на них. Харизматичность мест, а тем самым и их сакрализация, во многом позволяет объяснить феномен паломничества. В случае же хронологической локализации, харизмой наделяются некоторые фазы развития того или иного института, события, лица и пр. Это значит, что концентрация харизмы и ее ослабление вплоть до полного исчезновения следуют друг за другом как ступени единого процесса.
В своем изложении мы не будем проводить водораздел между «историческим» и «мифологическим» Буддой в силу полной бесперспективности подобного занятия. Для Индии во многом характерно пренебрежение к четкому, дискурсивному описанию исторических событий и персон, с привязкой к определенным датам. Чем более значителен (харизматичен) тот или иной деятель духовной культуры, тем больше шансов на то, что он окажется окутанным облаками всевозможных мифов и легенд, полностью скрывающими скудное историческое зерно. Уже на грани истории и мифологии оказывается само пробуждение Будды. Поэтому мы выбрали иной вариант изложения, постаравшись представить Будду как «образ Будды», не вычленяя в нем конкретные исторические штрихи и только отбрасывая наиболее сказочные элементы. Последние, впрочем, оказываются полезными для нас в том плане, что они служат доказательством значимости носителя харизмы: легенды не создаются на ровном месте, они воспевают того, кто чем-то поразил воображение авторов этих легенд. Несомненно, это «поражение» воспоследовало в результате столкновения с Буддой как с харизматической фигурой. И еще: обилие мифологических элементов в житии Будды до его реального получения харизмы свидетельствует о транспозиции, наложении того впечатления, которое было оказано на буддистов их знакомством с личностью Будды.
Естественно, что лицо, обретающее харизму, должно быть каким-то образом к этому подготовлено, в противном случае мы все изначально были бы харизматиками. Если говорить о Будде, у него имелось два уровня подготовленности. Во-первых, определенные задатки с детства, от природы. Детство и юность Будды исторической реконструкции вряд ли подлежат, мифы же рисуют его уже в это время харизматической персоной. Можно предположить, что Будда, точнее, Сиддхартха Гаутама, в этот период вряд ли чем-то существенным выделялся среди своих сверстников и тем более среди старшего поколения. Скорее он был просто первым среди равных, — скажем, в осанке и в манере говорить, в смышлености, постижении наук, которые необходимо было изучить кшатрию, в смелости и т. п., — чем безраздельно господствовавшим духовным владыкой, каким он рисуется позже. Тем не менее, имея определенные задатки, Будда был от природы предрасположен к получению харизмы. Во-вторых, Будда готовился к этому решающему событию в своей жизни специально, пройдя в течение нескольких лет различные виды духовных тренировок, начиная со своего визита к Араде Каламе. Если на первом уровне Будда — это еще человек по имени Сиддхартха Гаутама, член коллектива, мирянин, находящийся в самой гуще общественных отношений, то на втором этапе это уже асоциальный человек, маргинальный с точки зрения общественного большинства.
Применительно к феномену харизмы можно заметить, что духовный путь Будды распадается на три этапа. 1) Внехаризматическая жизнь в царском дворце, первые симптомы новой жизни, уход в отшельники; 2) Поиски харизмы (пробуждения) в течение нескольких лет духовных странствий, наиболее драматичный период жизни Шакьямуни, интенсивная духовная практика под деревом бодхи, нисхождение харизмы и полная уверенность в ее получении; 3) Вся оставшаяся жизнь проходит под знаком наделенности харизмой, передачи ее ученикам и общине в целом, а через них — и всему человечеству; «харизматизация» социума.
Примечательно, что для обретения полноценной харизмы Будде необходимо было отойти от мирских привязанностей, т. е., иначе говоря, от ситуаций, для которых характерно воспроизводство положительных, стабилизирующих факторов и стереотипов, отбраковка негативных, децентрирующих факторов. Социальный порядок устроен максимально комфортным для общественного большинства способом. Излишняя страстность, концентрация силовых потоков негативно сказывается на жизнедеятельности социума, поэтому последний старается отгородиться от них. Все новации, если они чреваты резкими переменами, пресекаются или приглушаются. Приветствуются традиционные способы деятельности, продлевающие уже сложившиеся стереотипы. Такой традиционной религиозной парадигмой, сложившейся задолго до жизни Будды, выступала веда, ведическая обрядность, в центре которой стол феномен жертвоприношения. К этой парадигме принадлежал и сам царевич Гаутама до своего ухода в отшельничество. В силу всего этого Будда был вынужден бежать из мира — впрочем, только для того, чтобы позже вернуться в него. Находясь на окраине мирского, Будда деятельно «собирал» харизму. Пик этих поисков пришелся на ночь просветления.
Каждый харизматик по-своему является революционером, поскольку он «взрывает» уже сложившиеся до него социальные и религиозные структуры. Он выпадает из привычного круга стереотипных представлений, и вместо них предлагает нечто свое, более ценное. С его точки зрения, «старые» институты становятся нелегитимными или слаболегитимными, поскольку открытая им истина более эффективна, лучше приспособлена для исполнения духовных задач, в частности, проблемы спасения. Новая линия, линия Будды, была направлена против ведической обрядности и ведической идеологии, не в столь жесткой форме, как это делали «шестеро еретических учителей», но все-таки тоже довольно решительно. Будда отказывает ведам в полной легитимности, поскольку основанная на них система не ведет в нирвану. А значит, отказывает им в праве на обладание полноценной харизмой. Харизма может быть только у него, Будды — это ясно прослеживается в очень многих его высказываниях, в которых Будда, как правило, в ироничной форме, показывает духовную бесперспективность иных путей, кроме буддийского. Характерно, что Будда вообще не говорит в одобрительном стиле ни о каких других учителях, кроме себя и нескольких своих учеников.
Постижение Шакьямуни высшей четырехаспектной истины явилось не умозрительной констатацией кем-то уже проверенного факта, но событием, испытанным им в личном опыте и определившем все его существо. По сути, Будда перестал быть человеком, в том смысле, что над ним перестали доминировать человеческие привязанности, слабости, узы. В своем пробуждении он вообще вышел за уровни шести уделов живых существ. При этом у самого носителя харизмы не было ни малейших сомнений в том, что он постиг самые основы реальности. Будда был абсолютно уверен в своей избранности. Однако не было и речи о том, что харизма приобретена с подачи некоего высшего существа, некоей личности: это не божественный дар; Будда всегда заявлял, что он сам, без чьей-либо помощи, сумел достичь высшей цели. Далее, Будда говорил об оригинальности этого знания, о том, что никому, кроме него, не удавалось обрести его (за исключением других будд до него). Довольно хвастливые слова младенца Сиддхартхи, сказанные сразу же после своего рождения, о том, что нигде нет никого, кто был бы выше его, можно понимать как перенос в прошлое высказываний Будды о своей исключительной роли. Будда не выступал в роли некоего рупора, инструмента чужой воли: все что он провозглашал, было именно им самим обретено и пережито.
Для того, чтобы механизм феномена, известного как харизма, был запущен в ход, «заработал», должны наличествовать как минимум два фактора: во-первых, стабильное и глубокое убеждение носителя харизматической силы в своей исключительности, избранности, истинности полученного знания, во-вторых, способность других людей воспринимать это убеждение также или почти также, как его воспринимает сам харизматик — этот эффект известен как «инфицирование». Иначе говоря, должны существовать две стороны единого процесса, назовем их донативная и рецептивная. Только в этом случае можно говорить о влиянии харизмы на становление нового общественного коллектива.
Харизма может и не «состояться», если сам носитель харизмы в своих попытках легитимизировать ее встретит упорное сопротивление своим взглядам. Или встретит полное равнодушие и непонимание. Для успеха харизмы необходимо, кроме всего прочего, и некоторая дистанция между харизматиком и «паствой». Примечательно, что авторитет Будды в его родных краях, стране шакьев, куда он пришел уже известным проповедником и учителем, не был воспринят с ходу, поскольку еще свежи были в памяти общение с ним в его статусе царевича, наследника могущественного государя. Отец и другие знатные шакьи укоряли «царевича» за то, что тот ведет постыдный для кшатрия образ жизни, собирая милостыню: иначе говоря, они видели в нем прежде всего человека, а раз так, то и предполагали в нем определенный набор предсказуемых поведенческих реакций. Однако отличие харизматической личности от рутинной личности в том, что ее поведение, ее образ мыслей не диктуется соображениями стереотипной морали. Она ведет себя так, как считает это нужным, и никто ей не указ, даже родной отец, который, напомним, принадлежал к слаболегитимной ведической системе, от которой Будда отказался в пользу более эффективных путей.
Харизматик, таким образом, должен для своих последователей находиться на некоем «возвышенной отдалении». Только в этом случае есть вероятность того, что его будут воспринимать не как безумца или чудака, но так, как он сам себя чувствует, т. е. как носителя особой священной силы. Соответственно, аудитория должна быть подготовлена для подобного восприятия. В этой рецептивной подготовленности, также как и в донативной, заметны два уровня. Во-первых, это общий культурный фон эпохи. Общеизвестно, что для каждой эпохи есть свои герои, а значит, и свой набор мифов, связанных с ними. Причем эти мифы зачастую опережают появление реальной, исторической личности-героя. Возможно, здесь было бы уместно сравнить подобный культурный слой с символическим аспектом триады Жака Лакана: люди выражают в образе героев свои ожидания, надежды, желания. Люди верят в этих полусказочных, легендарных героев, как верят в сновидения и мечты. Вот эта готовность поверить превращается в прочную уверенность в тот момент, когда происходит решающая встреча с неким необычным человеком, в котором видят воплощение этих смутно представляемых, но эмоциональной очень ярких образов. Во-вторых, ко всему этому добавляются и чисто индивидуальные, биографические аспекты, подобные тем, которые толкнули самого царевича Гаутаму на путь исканий. Здесь можно говорить о воображаемом, если снова обратиться к языку и стилю Лакана. Иначе говоря, встающие на путь пытаются решить проблемы личного свойства, и видят в фигуре харизматика человека, который поможет им в этом. Если в первом случае харизматическая фигура представлена как героическая личность, то во втором она выглядит прежде всего в контексте проповеди, учительства, т. е. как пророческая личность. Оба эти компонента тесно между собой переплетаются. Естественно, что критический настрой у того, кто наблюдает харизматика, должен либо вообще отсутствовать, либо быть изрядно сниженным, иначе он просто не поймет, какие именно ощущения переживает носитель подобной силы.
Харизматик, с философской точки зрения, это человек, который воплощает в конкретной своей фигуре общезначимые ценности. Харизма открыта всем, однако далеко не все способны обрести ее. Для человека, который подходил к Будде в качестве потенциального ученика, уже существовал неопределенный образ этого общезначимого целого, который он и видел перед собой в лице Будды. Тем самым его готовность найти подлинное оборачивалась констатацией факта, что подлинное уже найдено. Человек «заражался» харизмой основателя. Харизма, рассеянная в пространстве и времени, фокусировалась в личности конкретного существа и теперь могла перейти на свидетелей харизмы, конечно, уже не в такой концентрированной форме.
Если попытаться систематизировать те аспекты впечатления, производимого харизматиком на своих последователей, то можно выделить четыре из них. Прежде всего ощущается нечто необычное во внешности харизматика. Из него как бы что-то «исходит», то, что завораживает людей, делает их покорными реципиентами воле и словам харизматика. Это харизма облика. Как известно, у Будды «специалисты» определили на теле 32 больших (а позже и 80 малых) признаков великого человека — в данном случае в этом можно видеть дань распространенным индийским представлениям о телесной необыкновенности сверхлюдей. Примером может служить поведение пятерых аскетов, бывших учеников Будды, которые, завидев приближавшегося к ним «отступника» Гаутаму, про себя решили не замечать его, однако почему-то переменили свое решение и услужливо забегали вокруг него. Можно вспомнить и купцов Тапушу и Бхаллику, самых первых слушателей Будды, которым было достаточно услышать из уст Будды, что он «самый-самый», чтобы уверовать в это и стать его последователями — это тем более поразительно, что никакого учения лично им Будда не возвещал!
С харизмой облика основателя буддизма коррелирует и его магическая харизма. Если верить его житиям, Будда был великим чудотворцем своего времени, использовавший приемы магии довольно часто и с разными целями. Во-первых, он применял магию для собственной защиты (в случае с кознями Девадатты) и для защиты других (спас царя змеев от бури, обернув его вокруг своего тела). Во-вторых, таким образом он обращал людей в свою веру (например, когда пришел в свой родной город). В-третьих, магия служила ему своеобразным аргументом в дискуссиях с оппонентами, т. е. несла убеждающие функции. Конечно, магия не являлась основным элементом деятельности Будды, она служила ему только вспомогательным средством, дополняющим его слово.
Основным же аспектом харизматичности Будды была его вербальная харизма, выражавшаяся в эффекте всеведения. В текстах Будда говорит, что знал все, однако он поведал своим ученикам только часть своего знания, только то, что относится непосредственно к спасению. Всеведущий человек по определению не способен ошибаться — отсюда и категоричность Будды, его безапеляционность в высказываниях. Все, что говорит Будда, истина, но верно также и обратное: истина — то, о чем говорит Будда. Все, что выходит за пределы говоримого Буддой, сомнительно и чревато ложью. Отсюда понятно, почему составители позднейших буддийских сочинений старались приписать их именно Будде, хотя чисто исторически это было невозможно: наделенное харизмой слово Будды простирало свое влияние на них. Учение Будды, или Дхарма — это конкретное речевое выражение полученного харизматического опыта. В этом ракурсе Будда выступал прежде всего как великий учитель, равного которому никого не было.
Наконец, имеет смысл говорить об этической харизме Будды. Он выглядел в глазах своих приверженцев святым человеком (архатом), наделенным всеми мыслимыми добродетелями. Он идеален и совершенен, он реализовал все положительные качества и отбросил все отрицательные. Все, что он делает, любой его поступок истинен и не подлежит обсуждению. Будда показывает всем заинтересованным в нем пример для подражания — не внешнего (подобно тому как монах Нанда красовался в одеянии, напоминавшем одежду Будды, стремясь походить на него), но внутреннего, связанного с работой над собой.
Как уже говорилось выше, Будда осознавал собственную харизму, при этом он особенно подчеркивал героический (здесь он Джина, победитель) и вербальный аспекты. Однако не стоило бы переоценивать влияние его силы на всех без исключения людей, с которыми он встречался. Так, жители Раджагрихи были недовольны тем, что к Будде уходят молодые и знатные жители города — однако Будда пренебрежительно отнесся к этому ропоту, заявив, что он скоро уймется. Также и в самой общине при его жизни, в Шравасти, как-то вспыхнул раздор, в ходе которого Будда был фактически изгнан частью раскольников, правда ненадолго. Случай же с двоюродным братом Будды Девадаттой уникален, уникален прежде всего тем, что этот человек, несомненно, ощущая сильную харизму своего брата, пытался преодолеть ее, противопоставив этой харизме свою, которую он пытался обрести путем аскезы. Таким образом, харизма может вызвать не только восторженное подчинение воле харизматика, но и яростное, завистливое сопротивление. Девадатта пытался «отпихнуть» конкретного человека Шакьямуни от полученной им харизмы и присвоить ее себе. В буддизме, как и в других религиях, подобный поступок является тягчайшим грехом, которому нет прощения.
Всегда, когда герой обретает харизматическую силу, перед ним возникает вопрос о том, каким путем внедрить ее в уже существующий порядок вещей. То, что подобный вопрос был довольно мучителен для Будды, показывают его сомнения. Сразу после пробуждения Будда испытывал серьезные колебания, передавать ли слабому, рутинному человечеству, обретенные им истины, такие тонкие, такие глубокие, или же сохранить при себе, оставшись «буддой-носорогом» (пратьекабудда). Иначе говоря, Будда страшился, что столь тяжело, на грани смерти полученное харизматическое знание рассеется. Поскольку его колебания все же закончились в положительную для мира сторону, можно констатировать, что Будда понял, каким путем лучше всего ему транслировать свои переживания другим людям, своим последователям.
Созданная Буддой сангха, совокупность локальных духовных общин, ведущих автономный образ жизни, по идее должна была сохранять и приумножать харизму. Судя по всему, наиболее интересные события происходят на самых ранних этапах формирования общины, именно тогда было наибольшее количество чудес и массовых обращений. В тот период Будде в большей степени приходилось подчеркивать свое «я», для того, чтобы привлечь больше сторонников. Со временем Будда постепенно отходил внутренне от ореола харизматической фигуры, перенося его на созданное им учение. Сказанное им незадолго до своего ухода в нирвану «будьте сами себе светильниками» означало не что иное, как призыв к самостоятельным усилиям при ориентации на Дхарму, вместо ушедшего навсегда Будды. Во многом благодаря наличию независимости общин эти усилия могли находить благоприятную почву. Как известно, в сангхе отсутствовал центральный руководящий орган, объединявший все общины, не было Церкви в нашем понимании. Применительно к харизме это означало, что сангха не брала на себя обязательство вести монаха к нирване только потому, что она сангха. Не в ней находилось главное звено спасения. Харизма сангхи была вторичной, институционализированной, она зависела теперь от Дхармы — в той же мере, в какой раньше она зависела от личности Будды.
Впрочем, естественный ход жизни всегда тяготеет к тому, чтобы какой-либо импульс, пробудивший что-то новое, через какое-то время сам по себе затухал, и требуются значительные внешние усилия, чтобы поддержать хотя бы слабые его толчки. Не стала исключением и созданная Буддой сангха. Хотя по самой своей структуре она могла, и поначалу производила, довольно много харизматических фигур (архатов), все-таки происходила рутинизация установлений, совпадавшая с выветриванием живой памяти о контактах с самим Буддой или с его ближайшими учениками. Периодически возникавшие раскольнические настроения, правда, несколько оживляли обыденную жизнь буддийских монахов, но ненадолго. Потребовалась основательная встряска в лице махаяны, чтобы снова стала чувствоваться харизматичность, хотя при этом уже не Дхармы, но опять Будды. Однако при этом харизма помещается не на конкретное историческое лицо, но вглубь индивида. Харизма Будды становится харизмой «природы Будды», или «состояния Будды». В своем внешнем выражении она совпадает с деятельностью общины, в которую теперь включены и миряне. Теперь все живые существа потенциально, а иногда и актуально, мыслились как харизматические личности. Однако это уже другая история.
Добавить комментарий