К вопросу о самоотрицании войны

[240]

С уверенностью можно сказать, что с теоретической точки зрения общая суть и конкретные формы проявления войны — этой проблемы проблем — в социально-экономической литературе представлены крайне слабо. При ее рассмотрении внимание должно быть заострено на следующих моментах:

• важнее всего представить диалектику войны через призму соотношения единичного, особенного и всеобщего;
  
• при рассмотрении проблемы войны на передний план выступают вопросы политики и, в сущности, нераскрытой остается ее экономическая основа;
  
• война, как правило, воспринимается как явление только отрицательное и непонятой остается ее положительная сторона, а именно то, как война переходит в свою полную противоположность — во всеобщий и вечный мир.
  

Гобс считал, что Bellum omnium contra omnes, так же как и Homo homine lupus est, есть отражение существующих до происхождения государства отношений между людьми. Однако ниже мы убедимся, что он не понимал исторического характера войны. Величайший диалектик Гегель подчеркивал положительный момент явления: он сравнивал войну с бурей, не позволяющей прогнить озеру. Благодаря ей, сохраняется духовное здоровье народов. Гегель здесь пренебрегает принципом историзма. И, хотя история всех народов движется через войны, отражение этой истории в большинстве случаев содержит субъективные моменты и подходы. Еще более это касается попыток установления действительной сущности войны. Дело в том, что принцип [241] историзма, в конечном счете, следует принципам логики. Согласно же логике, единичные войны (между отдельными странами и общинами) через особенные (между одной и несколькими странами или одной группой государств с другой) развиваются во всеобщую (мировую) войну. В противоположность Гобсу, именно последняя является войной всех против всех. Такова восходящая линия развития войны, как явления отрицательного, но все же неминуемого. Но за восхождением следует процесс нисхождения. Теперь уже всеобщие войны переходят в особенные (правда, это совершенно иной уровень особенных войн), отрицание же особенных войн осуществляется единичными войнами. Внешне в развитии войны просматривается определенная симметрия: единичные войны перерастают в особенные, особенные во всеобщие, последние отрицаются опять же особенными войнами, чтобы «низойти» до единичных и этим завершить «славный» путь своего развития. Однако принцип симметрии внутренне носит асимметрическое содержание. Уже вышеизложенное наглядно позволяет составить представление о диалектике войны (имеется в виду собственно война, как отрицательный феномен). Что касается соотношения войны и мира как единства противоположностей, и в этом случае действуют общие закономерности развития, и эта сторона вопроса не менее интересна. Дело в том, что на заре развития человечества распри между племенами и общинами в действительности являются больше борьбой за существование, нежели войной: это лишь эмбриональная форма войны и на этот счет ученые почти не спорят. Исторически и логически борьба за существование по мере развития общества перерастает сначала в войну, чтобы благодаря действию закона отрицания отрицания, вновь превратиться в борьбу, но уже в борьбу с совершенно иным содержанием (его мы коснемся ниже). Приведенное логическое рассуждение содержит момент историзма, но еще не дает возможности раскрыться сути войны, как отрицательного, но, с точки зрения развития, необходимого явления. Разгадку этого феномена следует искать в его экономической основе. Для экономики же главным является принцип получения наибольшего материального и духовного богатства в условиях оптимального использования наличных ресурсов. Другими словами, основной экономической целью общественного производства является удовлетворение материальных потребностей людей. Достижение этой цели возможно двумя путями:

1. расширением наличного пространства для действия (экстенсивный фактор) и
   
2. уплотнением данного рабочего времени (интенсивный фактор).
   

Вышесказанное позволяет предположить потенциальное существование внешнего средства достижения такой цели. Действительно, расширение пространства для действия, когда территория того или иного государства строго ограничена, возможно лишь расширением границ этого пространства, то есть выходом за его пределы, а это уже война. Если главным внутренним средством достижения основной экономической цели общественного производства является оптимальное использование данного пространства и рабочего времени, война представляет собой внешнее средство достижения этой цели. Иначе говоря, в первом случае мы имеем дело с гражданской формой достижения экономической цели, тогда как во втором случае налицо негражданский (военный) вид ее реализации. Такое определение войны богаче распространенной формулировки, согласно которой война есть продолжение внутренней политики с помощью силы. Однако, и наше определение абстрактно и требует дальнейшей конкретизации. Продвинуться в этом направлении, наряду с выяснением основной экономической цели общественного производства и основного средства ее достижения, позволяет установление соотношения между экономической целью войны и основным средством ее достижения. И в самом деле, из этого соотношения можно сделать простой и ясный вывод: основная экономическая цель войны детерминирована главным средством достижения основной экономической цели общественного производства и, как правило, совпадает с ним.

Итак, как будто все выяснено: установлена экономическая, следовательно, главная цель войны. Исходя из этого, следует ли касаться вопроса о средствах ведения войны? Дело в том, что без установления соотношения между целью и средствами ведения войны невозможно выяснить, как происходит ее самоотрицание и как она переходит в свою полную противоположность. В свое время Клаузевиц дошел до мысли о том, что цель войны и средство ее ведения будут взаимоисключать друг друга. Однако он не смог обосновать самоотрицание войны. Несмотря на сделанную попытку, не удалось это и Энгельсу. Анализ трагедии Хиросимы и Нагасаки позволил А. Эйнштейну заключить, что война бессмысленна и, что в будущем человечество будет иметь дело только с одним ее видом — войной между мужчиной и женщиной. Относительно последней следует заметить, что кончина порожденного патриархатом и частной собственностью антагонистического конфликта (во всяком случае, это не война) между мужчиной и женщиной если не опередит, то и не [243] отстанет во времени от самоотрицания действительной войны. Однако это особый предмет для размышлений.

Теперь попробуем перейти от обще-абстрактной сути данной проблемы к краткому обзору конкретно-исторических форм ее проявления.

В первобытном обществе основной экономической целью является добывание средств существования. Главным средством достижения этой цели является пространство (территория, на которой проживает племя). Целью войны является либо захват территории, на которой проживает другое племя, либо защита своей кормовой площади. Следовательно, здесь главное средство достижения основной экономической цели общественного производства и цель войны тождественны. Что касается средства ведения войны, и это следует подчеркнуть, оно совпадает с орудием труда — орудие труда и средство ведения войны в первобытном обществе составляют безразличное тождество.

При рабовладельчестве цель войны с пространства (объекта) переносится на время (субъект), пространство же становится подчиненной целью. И, хотя в эту эпоху война приобретает политический характер (с этого момента инициатором войны всегда выступает господствующий класс, никогда не учитывающий настроений остального населения), главной все же остается именно экономическая основа. Эта метаморфоза вполне закономерна, поскольку для удовлетворения потребностей рабовладельцев (цель) использование труда рабов выступает главным средством. Ведь рабы — одушевленное бытие рабочего времени. Целью войны является захват в плен как можно большего количества живой силы для превращения их в рабов. И здесь, как мы видим, цель войны совпадает с главным средством достижения основной экономической цели общественного производства. Оружие войны же постепенно начинает отличаться от орудий труда.

Основной экономической целью феодального способа производства является производство феодальной земельной ренты. Величина ренты зависит, прежде всего, от величины обрабатываемого феода (пространство), количество же крепостных (субъект, фонд рабочего времени) имеет подчиненное значение. Цель войны совпадает со средством достижения цели производства, средство же труда и военное оружие уже, как правило, отличаются друг от друга. Некоторые средства ведения войны уже вовсе не пригодны для гражданского производства.

Восходящий капитализм — это первый способ производства, в условиях которого происходит революция как в цели производства, [244] так и в средствах ее осуществления. Действительно, основной экономической целью производства является прибыль (меновая стоимость), средством же ее достижения выступает капитал. Очевидно, что целью войны является расширение ареала действия (главным образом рынка) капитала. И в этом случае цель войны совпадает с главным средством достижения цели этой исторической эпохи. Однако за этим революционным переломом, который выражается в переходе от натурального хозяйства к стоимостно–денежным формам, исторически и логически следует переворот в средствах ведения войны — военное оружие теперь уже не только противостоит орудиям труда, но и вступает с ними в полное противоречие. Здесь уже исторически и логически начинает действовать принцип, который впервые сформулировал Клаузевиц: средствами ведения войны, по мере их развития, цель войны становится все более труднодостижимой. Нельзя не согласиться с авторами, по мнению которых атомная бомба породила новое мировоззрение, новое миропонимание. Страх перед ядерной войной порождает понимание того, что планета Земля — наш общий единый дом. Осознание этого имеет эпохальное значение в развитии человечества. Если в нынешних условиях всякого рода войны рассматриваются не только как аморальное явление, но и как преступление перед человечеством, то во всех прежних эпохах война являлась необходимостью и носила неизбежный характер. Поэтому упрощенные представления о проблеме соотношения войны и мира и утверждения, что война всегда была аморальным явлением, преступлением и злом — ненаучны. Между прочим, односторонние представления об этом феномене способствуют существованию и других суеверий, как, например: зло будет жить вечно, война неизбежна как вечный вид зла и апокалипсис не минует планету. Эти внешне безобидные представления сами по себе являются величайшим злом, так как лишают человека самой большой радости — веры в утверждение счастья и желанного будущего. Монстр войны, так туманящий рассудок масс, способствует иному осмыслению мира отдельными людьми или отдельной прослойкой общества (главным образом учеными). С этой точки зрения вопрос теоретического освещения рассматриваемой проблемы весьма актуален.

Если суммировать вышесказанное, то способом первого приближения к войне как социально-экономической категории можно дать следующее определение: война есть отражение такого рода внешних сношений, во время которых с помощью военного оружия осуществляется захват или защита главного средства достижения основной экономической цели общественного [245] производства. Следовательно, война — такой внешний и насильственный вид средства достижения вышеуказанной цели, который предполагает вытеснение орудий труда военным оружием. Такова имманентная сущность войны, которая внешне приобретает политическую окраску. Война — отрицательная форма сношений между странами, поэтому все страны оставляют за собой право рассматривать войну не как имманентно характерное, а как внешнее, чуждое их природе явление. То, что война современным обществом рассматривается как внешнее, отрицательное явление есть выражение нынешнего уровня развития производительных сил и такая оценка имеет под собой достаточную социально–экономическую основу. Действительно, уже сегодня даже самые агрессивные государства, внутренне готовые к военным действиям, преподносят гонку вооружений как средство достижения мира и установления нового порядка в масштабе планеты. Однако освещение экономической стороны данной проблемы, то есть постижение ее основы основ вскрывает действительную суть такого подхода. Поэтому здесь необходимо особо указать именно на политэкономическую суть и значение войны, как классово–антагонистического феномена.

Как же произошло, что именно главная сторона проблемы, ее экономическая основа не была до конца раскрыта? Дело в том, что современная социология, можно сказать, отказалась от классово–политического подхода при рассмотрении явлений. Ясно, что от этого пострадало дело осмысления политических и особенно экономических моментов жизни общества. К этому было приложено и то обстоятельство, что политическая экономия как наука была вытеснена экономиксом. Экономикс же — ни что иное, как своеобразное, главным образом, эмпирическое понимание механизма так называемой рыночной экономики. В нем нет даже намека на проблему о соотношении войны и мира. Так что после Кейнса политическая экономия, как правило, избегает подобных вопросов. Сам же Кейнс справедливо считал главной причиной войны ее экономическую основу: рост населения и борьба за рынок — такова экономическая причина. Имея в виду именно капитализм, борьбу за рынок Кейнс рассматривает как главный фактор войн ХIХ столетия и последующего периода 1. Так что Кейнс более–менее правильно ставит вопрос. Мы же считаем нужным сравнить категорию войны с категорией товара, а следовательно, и частной собственности на решающие сред- [246] ства производства: они по существу ровесники и, в конечном счете, как выясняется, почти одновременно отдадут концы.

Превращение продукта в товар равносильно появлению частной собственности и классов. Борьба за существование, которая при первобытно–общинном строе лишь внешне носит форму войны, с момента указанного превращения уже по существу становится войной, а следовательно, самым достоверным и отрицательным проявлением классового антагонизма.

После представления исторического характера, основной экономической цели и главнейшего средства ее достижения, иллюстрация диалектики цели войны и средств ее достижения кажется не столь сложным делом.

Прусскому генералу К. Клаузевицу 2 принадлежит абстрактное положение, согласно которому, война есть продолжение политики иными средствами. Война действительно является силовым средством внешнего продолжения внутренней политики.

Данное определение войны слишком абстрактно и содержит лишь момент принципа историзма. Для установления истинной сути войны наряду с обще–абстрактной стороной явления, как подчеркивалось выше, должны быть выяснены его конкретно–исторические формы. Однако, в этом определении еще не раскрыто действительное содержание войны. На наш взгляд, для выявления сущности войны необходимо, с одной стороны, установить диалектику цели внутренней политики и средства ее достижения, а, с другой, — цели войны и средства ее ведения. В этом смысле, налицо следующее отношение: абстрактно основная цель войны находится в связи с основным средством достижения основной экономической цели, а иногда совпадает непосредственно с ним. Иначе говоря, война есть негражданский вид внешнего средства достижения основной экономической цели производства. Именно этот негражданский вид определяет, скажем так, специфику предмета труда, средства труда и продукта труда. Эта же специфика весьма интересна и содержит в себе множество тайн. Однако прежде чем раскрыть эти тайны, необходимо выделить еще одно общее положение. Война — чисто антагонистическое явление и представляет собой общественное проявление закона естественного отбора (борьба за существование), действующе- [247] го в органическом мире. Закономерности диалектики требуют, чтобы борьба за существование, являющаяся таковой в своей непосредственности, на определенной ступени опосредствования превратилась в войну, и, в конечном счете, вновь приобрела содержание борьбы. И в самом деле, все происходит именно соответственно этому требованию. Борьба за существование превращается сначала в войну, затем в борьбу, но уже на качественно ином уровне — борьба за существование через опосредствование примет характер и форму борьбы за утверждение человека 3. Это будет уже не Bellum omnium contra omnes, а действительная борьба всех за утверждение всех; это будет вечная эпоха всеобщего мира с вечной борьбой за процветание и свободное, вольное проявление жизненных сил человека; это будет царство господствования закономерности экономии времени. За пределами же земного шара это будет «война» всех против всех космических опасностей.

Среди ученых, интересующихся проблемой войны, следует выделить немецкого священника Ф. Штратмана, который считал, что укоренившейся в природе человека оказывается не столько война, сколько борьба, которая предстает как «фундаментальный принцип движения, развития и уничтожения как в природном бытии, так и в мире человека». Опираясь на принцип историзма, Штрайман спрашивает: «Если ХIХ век смог покончить с рабством, то почему бы ХХ веку не покончить с войнами» 4. ХХ век теоретически обосновал самоотрицание мировой войны, практическую же ликвидацию войны вообще он перепоручил ХХI столетию. Так что ХХI столетие должно раз и навсегда покончить с войнами, в том числе и с особенными, и с единичными. «Мне кажется, — писал известный немецкий специалист по данной проблеме В. Ратенау, — что между отдельными странами война будет происходить и в будущем. В то же время нельзя допустить, чтобы все народы мира погибли бы в кровавой междоусобице» 5. В. Ратенау не считал себя пацифистом, и это его предсказание времен Первой мировой войны Вторая мировая война не оправдала. Но и ХХI век, по–видимому, подтвердит ошибочность предсказаний Ратенау, раз и навсегда установив мир между народами. «Война — вечная форма высшего человеческого бытия», — говорил Шпенглер после поражения Германии в Первой мировой вой- [248] не. И он был прав, если подразумевать под войной борьбу за спасение человека. Эта «вечная форма человеческого бытия» и в самом деле будет вечной борьбой за повсеместный мир, процветание и счастье. Однако оставим этот романтический мир борьбы за утверждение жизни и вернемся к предыстории обуянного страхом апокалипсиса современного общества.

В первобытном обществе, как отмечалось, главным источником добывания жизненных средств является не труд или орудия труда, а природа. Поэтому целью войн между племенами (война в первобытном обществе выступает как первоначальный вид коллективного труда, так что, в сущности, это не война, а борьба за существование) является захват чужих земель (определенная территория, на которой проживает племя, т.н. кормовая площадь) или защита-сохранение своей территории. Короче, война ведется с целью расширения пространства для жизнедеятельности. Овладение новым пространством или защита обладаемой территории осуществляется в уплотненное время. В условиях наличия примитивных орудий труда расширение производства по существу опирается на экстенсивные факторы, захват (защита) же пространства требует уплотнения времени, и в этом случае война, как первый вид коллективного труда, содержит в себе признаки интенсивного развития производства.

Следовательно, цель войны в первобытном обществе совпадает с основными средствами достижения основной цели производства данной формации. Цель войны в данном случае представлена в форме объекта (вещественная форма). Что же касается представления цели войны в виде субъекта, следует подчеркнуть, что такая цель является подчиненной, второстепенной, моментальной. Дело в том, что в первобытной войне случаи захвата в плен являются редкими и это обусловлено самим характером такой войны. Пленных добивали, как правило, в процессе особого ритуала, выражающего общее ликование, и использовали как средство, необходимое для существования (каннибализм) 6. Чтобы избежать всякого рода недоразумений, повторяем: эта борьба первобытного племени за существование лишь зача- [249] точная форма войны. Она является войной, но одновременно и не является ею. Не является войной, потому что это животная борьба за существование, и является войной, так как своей целью и средствами ее достижения она начинает отличаться от борьбы животных за существование. Действительно, специфической цели войны должно соответствовать специфическое средство ее ведения. В первобытном обществе орудия труда и военное оружие главным образом совпадают друг с другом (сначала в этой роли выступали камни и палки, позже — лук, стрела, копье). Военное оружие, как правило, наполнено гражданским содержанием. В этом смысле первобытная война все еще не война, а всего лишь внешнее средство добывания средств существования, которое направлено непосредственно не против природы, а против другого племени.

В античную эпоху целью войны является не столько овладение пространством, сколько захват пленных и превращение их в рабов. Однако в государстве-завоевателе производство должно быть организовано таким образом, чтобы возможно было использование рабского труда. При использовании такого труда решающим является не наличие пространства (хотя, пространство остается базисом для любого производства), а то рабочее время, которое тратится на определенном пространстве для изготовления определенной продукции. Количество рабов, иначе величина живого рабочего времени, а не пространство само по себе — таково главное средство достижения цели производства. Поэтому преимущество отдается использованию времени, а не пространства. Следовательно, уже намечается интенсивный путь развития в гражданском производстве (возможности интенсивного развития производства и преимущества кооперации труда светятся с вершины такого грандиозного сооружения как пирамида Хеопса). Различие между орудиями материального производства и средствами ведения войны перерастает в противоположность и приобретает признаки противоречия.

Война эпохи рабовладельчества делает наглядным и следующее противоречие. Свободный гражданин, который мог свободно трудиться, теряет личную свободу и его участью становится адская работа. Это противоречие тем ощутимее, чем сильнее физически отдельный пленник и чем теснее связан он потомственно со средой рабовладельцев 7.
[250]

Если в первобытном обществе целью борьбы между племенами является захват чужих и защита-отстаивание своих земельных участков, то при рабовладельчестве главная цель войны с объекта (кормовая площадь) переносится на субъект (пленные). Здесь пространство по отношению ко времени имеет подчиненное значение.

В средние века осуществляется определенный синтез и целью войны становится захват — присвоение территории (объект) и, одновременно, закабаление населения (субъект). И средства ведения войны таковы, что они уже по своей природе предназначены больше для разрушения крепостей, чем для истребления населения. Однако, внутренняя природа развития явлений требует, чтобы война приняла всеобщий характер (форму мировой войны) и была направлена на массовое истребление людей теперь уже не в отдельных регионах, а в масштабе всего мира. Тут же зарождается такое противоречие, которое постепенно готовит почву для самоотрицания войны. Дело в том, что в условиях восходящего капитализма, основным средством достижения цели производства является капитал и расширение ареала его действия. Такое стремление огнем, мечом и кровью формирует колониальную систему, являющуюся детищем капитализма. Здесь же необходимо коснуться следующего вопроса: начиная с эпохи первобытно–общинного строя вплоть до капитализма, предводителями непосредственно в сражениях выступали именно старейшины, вожди, рабовладельцы, феодалы. Защита своей территории, а так же захватнические войны, развязываемые как бы в интересах своего народа, считались величайшим проявлением патриотизма и делом чести. В эти отношения революционные изменения вносит капитализм, порождающий институт так называемой профессиональной или наемной армии. Капиталист же, по существу, сам жаждущий войны, как правило, не участвует в ней непосредственно. Это субъективная сторона дела. С точки же зрения объекта, чем больше развиваются производительные силы вообще, тем быстрее развивается производство-совершенствование военного оружия и технология средств ведения войны. Противоречие между целью войны (расширение ареала действия капитала) и средством ее ведения (военное оружие, технология войны и т.д.) достигает той черты, за которой именно средство исключает реализацию цели и это происходит вполне объективно в противоположность желаниям инициаторов войн. Термоядерная война не только исключает расширение ареала действия капитала, скажем, рынка, а готовит человечеству всеобщую гибель. Поэтому [251] война не только технически, но и экономически теряет всякий смысл. Так же как и в понимании природы, благодаря привлечению принципа историзма, Кант превзошел Гегеля, так и в диалектику цели войны и средства ее ведения он вникнул глубже, чем величайший диалектик всех времен. Предсказание Канта оказалось поразительно созвучным современности. «…Истребительная война, в которой могут быть уничтожены обе стороны, …привела бы к вечному миру лишь на гигантском кладбище человечества. Следовательно, подобная война, а стало быть, и применение средств, ведущих к ней, должны быть безусловно запрещены 8, —пишет Кант в своем знаменитом труде «К вечному миру», написанному еще в 1795 году.

Кант, на наш взгляд, заходит слишком далеко, предполагая, что такие средства ведения войны «неизбежно уничтожают и цель даже в мирное время» 9. Сегодня, хотя и замечается тенденция ограничения количественной стороны средств ведения войны, темпы реализации развитого Кантом положения, к сожалению, весьма неудовлетворительны.

Материально-экономический уровень подготовки войны не только абсолютно исключает реализацию цели войны, но приходит в полное противоречие и с политикой всеобщего мира — этой осознанно-осмысленной необходимости. Поэтому страны, которые в современных условиях продолжают милитаризацию, не только не учитывают императивов времени, но сами, своими же руками изготовляют оружие своего поражения. Французская империя потерпела поражение (Седанская катастрофа) в эпоху правления Наполеона III из–за недооценки политики. Как известно, Ф. Энгельс по этому поводу писал, что поныне армия второй империи испытывала поражение от самой второй империи. Что же касается нынешних реалий, то, по выражению Э. Фромма, «…насилие потеряло свой смысл в международных отношениях (благодаря наличию ядерного оружия)…» 10. Следовательно, объективно созрела необходимость для существенных изменений политических императивов, правда, субъективное восприятие этой реальности руководителями сильных государств, как правило, не является адекватным.

Мировая война утратила смысл и значение как с политической и экономической, так и с моральной и нравственной точек зрения. [252] Повторяем, речь идет о всеобщей, то есть мировой войне, которая даже технически абсолютно исключена: во–первых, развитие термоядерного оружия достигло такого уровня, что его использование с точки зрения пространства не имеет никакого значения — где бы ни взорвалась термоядерная бомба, катастрофа в мировом масштабе неминуема; во–вторых, фактор времени, выражающийся в данном случае принципом опережения удара, теряет всякий смысл; в–третьих, компьютеризация военной машины и вообще компьютерные системы передовых государств делают крайне опасным само нажатие пальца на кнопку, приводящее нацеленное на противника термоядерное оружие в действие, ведь оно, благодаря именно компьютерной системе этого самого противника, может взорваться и на месте и т. д., и т. п. Ничего не говоря о конкретных моментах, современное термоядерное оружие вообще, как средство достижения цели войны, абсолютно исключает реализацию этой цели и предвещает катастрофу во всемирном масштабе. Все это настолько тривиально, что поражает равнодушие и непонимание, которые проявляют руководители ряда сильных государств относительно данной проблемы. Политика, проводимая ими, как правило, противоречит современным реалиям. Так какой же смысл наращивать качественно–количественные параметры национальных армий? Неужели разуму трудно понять, что рядом и параллельно с вооруженными силами ООН расширение НАТО является полным абсурдом? Неужели не настала эпоха всеобщего разоружения? Если политики не лукавят и боеголовки США, России, европейских государств, Китая и др. не нацелены друг на друга, то на кого же они нацелены? Разве не по милости сверхсильных государств разгораются этноконфликты, этновойны и вообще т. н. горячие точки? Неужели так необходимо жертвовать интересами отдельных стран и даже всего мира ради сказочных прибылей военно–промышленных комплексов? Неужели правительство или тем более народ США выиграли экономически или политически от ситуации, созданной в свое время во Вьетнаме? Как оценит история действия США против Ирака или Югославии? И т. д. и т. п. Стоит особо остановиться на одном примере: США, с шумихой приступившие к реализации программы СОИ, в последствие отказались от своей же затеи, осознав, что укрепление обороны страны подобным образом обернется для нее неминуемой катастрофой.

Как вышесказанное выражается на языке политической экономии? Здесь у теории имеются достоверные аргументы. Дело в том, [253] что СОИ — не просто образец использования новейшей техники и технологии (этой техникой и технологией можно осуществить революционный переворот во всем общественном производстве, как в материальном, так и в духовном), а еще и колоссальный комплекс. Она, можно сказать, продукт такого комбинированного труда, отдельные или особенные компоненты которого, как правило, не могут функционировать вне этого продукта. Можно смело заявить, что они почти лишены самостоятельного содержания. Иначе говоря, значительная часть этих компонентов не имеет самостоятельной потребительной стоимости. Это лишь один момент для демонстрирования того, что технический монтаж СОИ почти не содержит возможности экономической выгоды от ее демонтажа: экономический смысл демонтажа крайне незначителен, но не это главное. Дело в том, что к реализации программы СОИ было подключено множество стран, и каждая из них снабжала США строго определенной продукцией, имеющей опять таки строго ограниченную потребительную стоимость. Такая же ограниченная потребительная стоимость, правда, совершенно иного содержания, и у самого комплекса СОИ — его социальная потребительная стоимость или общественная полезность однозначно отрицательна.

Таким образом, можно заключить, что в случае демонтажа СОИ отдельные компоненты, детали и узлы этой машины-монстра имеют крайне незначительную потребительную стоимость. Теперь посмотрим, как обстоит дело с меновой стоимостью СОИ. Допустим, США создали этот продукт колоссального труда, с которым, с точки зрения стоимости, никакая другая программа не идет ни в какое сравнение. Допустим и то, что у США возникло желание продать этот комплекс, чтобы извлечь общественные издержки ее монтажа. Но даже, если найдется желающий приобрести такой продукт (хотя очевидно, что сегодня ни у одного государства не может возникнуть такого желания), акт купли–продажи не может состояться из–за его дороговизны. А если осуществить демонтаж СОИ с целью реализации отдельных ее компонентов, выручка от их реализации составит сумму смехотворно малую, по сравнению с издержками ее производства. Между прочим, производство военной продукции, милитаризация вообще должна была достичь черты, за которой уже и с точки зрения меновой стоимости становится очевидной бессмысленность производства продукта не имеющего общественной полезности. Вот почему мы настаиваем на том, что, с одной стороны, война, а с другой — [254] товарное производство и частная собственность являются братьями-близнецами, и, следовательно, одновременно должны завершить бесславный путь своего развития.

СОИ — уже история, хотя и бесславная. Но и та национальная программа, которая недавно была представлена Клинтоном в виде ПРО, и создание которой обусловлено опасностью, якобы исходящей со стороны стран третьего мира, не может способствовать укреплению мира. В отношении ПРО можно сказать то же самое, что и в отношении СОИ, с той лишь разницей, что реакционность таких программ сегодня вполне очевидна.

В прошлом советник Де Голя, ныне же автор известного труда «Нефть и кровь» справедливо осуждает американский империализм. Трудно не согласиться с автором. Действительно, Рейган–Буш–Клинтон — эта «святая троица» заложила основы новой идеологии, вынося понятие империи зла за пределы США. Такой империей они готовы объявить любое другое государство, только не США. Блестящие идеи нового мирового порядка и единого всемирного дома тяжело поражены деятельностью охваченных имперскими амбициями «великих» политиков, которым воплощением именно этих идей будет вынесен исторический приговор. Здесь поставлена одна сторона проблемы, которая сегодня уже может быть раскрыта. Дело в том, что существуют такие виды социального зла, которые нельзя отнести к числу преступлений. Тем более невозможно персонифицировать преступление как таковое. Так, например, война как негражданский, внешний вид реализации основной экономической цели производства, благодаря антагонизму, не только возможна, но и необходима. Другое дело военные преступники, нарушающие в ходе войны законы военных действий, истребляющие мирное население, расстреливающие детей и женщин, стариков и инвалидов. Однако, у любого явления имеются свои имманентно-диалектические закономерности, и в рассматриваемом случае наступает момент, когда «Bellum omnium contra omnes» постепенно перерастает в борьбу за утверждение каждого жителя планеты. Иначе, война через самоотрицание вновь превращается в борьбу теперь уже на высших, общечеловеческих началах. Потеряв под собой объективную основу, война, некогда являвшаяся необходимостью, превратилась не просто в аморальное явление, но и в преступление, которое, благодаря указанному превращению, можно легко персонифицировать. Так что, персонификация данного преступления теперь уже не только возможна, но и необ- [255] ходима: преступниками являются не только те правительства (соответственно их структуры, отдельные лица и т.д.), которые ведут войну, но и те, которые агитируют за нее, пытаются ее оправдать, торгуют оружием, снабжают им одну из конфликтующих сторон, постоянно готовятся к войне и т. д. и т.п. Международное право и множество конвенций «грешат», устанавливая в этой области всего лишь предельные нормы. Более того! Кое–кто явно заявляет о мировой гегемонии или скрыто пытается добиться этого.

Современные реалии во всемирном масштабе требуют совершенно иного мировосприятия и мировоззрения, нового политического мышления и нового миропонимания. Это объективный процесс и, соответственно, многие проблемы должны быть по–новому осмыслены с целью спасения полного противоречий, но в целом единого мира. Практически настало время, когда интересы и цели самосохранения и количественного роста этнических групп, народов, наций сливаются в общечеловеческие цели. Это значит, что по сравнению с национальными, приоритетное значение придается общечеловеческим моментам. Более того! Лишь те нации и те государства могут рассчитывать на успешное развитие, которые ясно осознают императивы времени и придают определенный приоритет именно общечеловеческим целям. Спасение каждого человека от физического и духовного уничтожения, с точки зрения всеобщего, стало возможным лишь сегодня. Сама социальная революция только сейчас может быть не только относительно, но и абсолютно бескровной. Гарантом тому является, с одной стороны, неуклонное усиление идей и практического процесса усовершенствования производственных и иных отношений в развитых странах, с другой стороны — неслыханный доселе рост производительной силы труда. Что же касается малоразвитых государств, очевидно, в них решающую роль будет играть помощь извне. Тут сливаются две проблемы — социальная перестройка мира и всеобщий мир становятся идентичными понятиями.

Наряду с этим, видимо, следует пояснить следующее обстоятельство: выдвижение общечеловеческих моментов вовсе не равносильно космополитизму. Наоборот, источники национального самосознания в отдельных странах вливаются в мировой космический океан. Тем самым весь процесс развития войны, следуя внутренней логике, завершится тем, что из убогой борьбы за существование она превратиться в величественную борьбу за утверждение каждого человека на нашей планете.
[256]

Для наглядности представим вышеизложенное в виде двух схем.

Схема №1
Соотношение основной экономической цели производства, главного средства ее достижения и цели войны 11

Хотя эта схема отражает исторический характер диалектики соотношения основной экономической цели производства, главного средства ее достижения и цели войны, но еще не дает ключа к пониманию самоотрицания войны и поэтому необходимо привести вторую схему.

Схема № 2
Историко–логическое развитие цели и средств ведения войны

Эта схема, составленная способом первого приближения, указывает на необходимость самоотрицания войны, на исторический характер этой проблемы. Здесь же подчеркнем, что схемы и графики [258] не позволяют представить в совершенстве глубинную сущность какого бы то ни было социального явления. Вообще, нельзя теоретическим проблемам придать строго формальное, графически–схематическое выражение, тем более выражение этих проблем в математических формулах надо рассматривать не иначе, как весьма условное и приблизительное.