Художественная литература занимает большое место в наследии Соловьёва. Эстетическую концепцию он развивал преимущественно на материале художественной литературы; перу Соловьёва принадлежат философско-критические статьи о творчестве русских поэтов — Пушкина, Лермонтова, Тютчева, Фета, Полонского и о прозе Достоевского, да и сам Соловьёв был стихотворец, его по праву называли философом-поэтом. Правда, в среде русских философов интерес к художественной литературе был явлением обычным, статьи о литературе часто писали такие философы, для которых литературная критика не составляла основного значения. Литература привлекала философов своим отношением к жизни, своими возможностями пропаганды; общественное и национальное значение русской литературы было осознано рано. Литература имела в творчестве каждого отдельного философа свое особенное значение, хотя в дальнейшем, после смерти мыслителя, это значение становилось шаблонно привычным. За исключением, пожалуй, Белинского, литературная критика и эстетика в наследии русских философов рассматривается как нечто второстепенное и прикладное, наряду, например, с публицистикой. Такое понимание характерно и относительно творчества Соловьёва.
Проблема заключается в том, чтобы определить действительное место художественной литературы в философском творчестве Соловьёва и объяснить постоянный интерес мыслителя к этой сфере культурной жизни. На наш взгляд, данная проблематика относительно творческой деятельности Соловьёва может быть рассмотрена в трех аспектах, а именно:
- философия искусства;
- эстетика искусства;
- мистика искусства.
Причем, говоря об искусстве, мы имеем в виду то обстоятельство, что в эстетических и литературно-критических произведениях Соловьёва речь идет не о собственно художественной литературе (он употребляет как содержательно близкие [359] понятия «художественное искусство», «художественность», «искусство»), а по преимуществу о «поэзии» или «лирической поэзии». Конечно, понятия «художественное искусство» и «поэзия» для Соловьёва не тождественны, но закономерности «художественного искусства» полностью охватывают «поэзию» с дополнительным указанием на конкретную специфику этого вида искусства или рода литературы.
Соловьёв различал философию как исключительно теоретическое знание (школьная философия) и философию как единое теоретическое, нравственное и эстетическое знание, отвечающее и высшим потребностям мышления, и высшим стремлениям человеческой воли, и высшим идеалам человеческого чувства (философия жизни). Для философии жизни требуется, кроме ума, «особенное направление воли, т.е. особенное нравственное настроение, и еще художественное чувство и смысл, сила воображения или фантазии» 1. Философское творчество требует вдохновения и вызывает экстаз.
Философия, которая предполагает единство мышления, воли и чувства, родственна науке, нравственности и художеству, но из указанных сфер художество, или искусство, находится к философии в наиболее близком, родственном отношении. Соловьёв довольно обстоятельно разъяснял данное родство.
Дело в том, что философия жизни имеет своим предметом истинно-сущее, сфера пребывания которого трансцендентна. Поэтому философия может основываться только на умственном созерцании или умственной интуиции. Но на такой же интуиции основано и истинное художество. Объектом и результатом умственной интуиции являются идеи, идеальный космос, объект же художественной интуиции — прекрасное, красота, которая в своем абсолютном значении также находится в идеальном мире самом по себе, мире сверхприродном и сверхчеловеческом. Соловьёв, таким образом, говорит о мистике философии и мистике художества. Такие общие черты видны при ближайшем рассмотрении мистики и художества: 1) и то и другое имеют своей основой чувство; 2) и то и другое имеют своим орудием воображение; 3) и то и другое предполагают в своем субъекте экстатическое вдохновение. Но этим родство мистики и художества не исчерпывается, главное основание родства заключено в том, что и мистика и художество имеют основным объектом истинно-сущее, или Абсолют, который выражается в них не только благодаря усилиям субъективного духа, но прежде всего откровением Абсолютного духа.
Родство мистики и художества определяется не только их отношением к трансцендетному, идеальному миру, но и той формой, в которой осуществляется интуиция трансцендетного. И мистика, и художество имеют своим объектом идеальный мир, а их содержанием являются идеи. Особенность понимания идеи в философии Соловьёва состоит в том, что это есть не отвлеченное понятие, а содержательное, живое единство общего и отдельного, необходимого и случайного, это есть цельные идеи. Эти цельные идеи составляют истинное содержание как художественных образов и типов, так [360] и философских понятий. «Все сколько-нибудь знакомые с природой художественного творчества хорошо знают, что художественные идеи и образы не суть сложные продукты нашего наблюдения и рефлексии, а являются умственному взору в своей внутренней целости и работа художника сводится только к их развитию и воплощению в материальных подробностях» 2.
Отличие искусства от мистики состоит в том, что в произведениях искусства абсолютное содержание выражается в случайных явлениях. Эта единичность художественного образа есть причина и того, что художество не тождественно философии. Если содержанием художественного творчества являются отдельные идеи, а полное тождество идеального и реального в мире художества может быть только конечным итогом мировой истории, то содержание философии составляет идеальный космос, то есть совокупность идей в их органической целостности. Отличие философии и художественности состоит в том, что содержание философских идей является следствием не только восприятия, но и деятельности ума; они имеют более универсальное содержание, чем художественные образы, но уступают им в яркости и интенсивности интуиции. Философия, вследствие специфики своих идей, занимается только центральными идеями, уступая периферию художеству.
Со стороны оснований и метода построения философии всеединства можно говорить о философии искусства, а относительно раскрытия содержания отношения идеального космоса и реальной действительности в формах художественности можно говорить об эстетике искусства.
Предметом эстетики является красота. Особенность эстетической концепции Соловьёва состоит в том, что он признавал объективное существование красоты. Он говорит о красоте природы, которая есть выражение содержания идеального, есть воплощение идеи. Красота в природе воплощена в мире прежде человеческого духа. Красота в природе своим онтологическим основанием имеет абсолютную идею, которая в своей триединой формуле, наряду с красотой заключает истину и добро. «В красоте как в одной из определенных фаз триединой идеи, необходимо различать общую идеальную сущность и специально-эстетическую форму. Только эта последняя отличает красоту от добра и истины, тогда как идеальная сущность у них одна и та же — достойное бытие, или положительное всеединство» 3. Чтобы мы могли ощутить вышеназванную идею, она должна быть воплощена в материальной действительности, но законченность ее воплощения бывает различной. В природе мы видим начальные формы красоты, в человеческом обществе она реализуется как искусство и нравственный порядок.
Органическая связь эстетического и нравственного — важнейшее положение эстетики Соловьёва. Существование нравственного порядка в мире предполагает связь его с порядком материальным. Нравственный порядок для своей прочности должен опираться на материальную природу как на среду и средство своего существования, а, следовательно, для своего [361] совершенства и полноты «он должен включать в себя материальную основу бытия как самостоятельную часть этического действия, которое здесь превращается в эстетическое, ибо вещество бытия может быть введено в нравственный порядок только через свое просветление, одухотворение, т.е. только в форме красоты. Итак, красота нужна для исполнения добра в материальном мире, ибо только ею просветляется и укрощается недобрая тьма этого мира» 4.
Эстетика Соловьёва предполагает преобразующую силу красоты. Для своей настоящей реализации добро и истина должны стать творческою силою в субъекте. Идеальное бытие требует абсолютной солидарности всего существующего. Полное чувственное осуществление положительного всеединства, а именно, совершенная красота, реально осуществленная в материи, требует глубочайшего взаимодействия между духовным и вещественным бытием. Абстрактный дух и бездушное вещество оба в отрыве друг от друга не могут быть прекрасными. Условием реализации абсолютной красоты является материализация духовной жизни, одухотворение материального содержания и бессмертие материальных явлений, действительно ставших прекрасными.
Эта задача не может быть исполнена природою и требует человеческого творчества, искусства. Задача искусства является превращение физической жизни в духовную. «Совершенное воплощение этой духовной полноты в нашей действительности, осуществление в ней абсолютной красоты или создание вселенского духовного организма есть высшая задача искусства» 5. Как уже было сказано, такое полное воплощение совпадает с концом мировой истории. До тех же пор современное искусство «в величайших своих произведениях, схватывая проблески вечной красоты в нашей теперешней действительности и продолжая их далее, предваряет, дает предощутить нездешнюю, грядущую для нас действительность и служит, таким образом, переходом и связующим звеном между красотою природы и красотою будущей жизни». Отсюда художественное произведение есть «ощутительное изображение какого бы то ни было предмета и явления с точки зрения его окончательного состояния или в свете будущего мира» 6.
Такое понимание Соловьёвым эстетического значение искусства позволило ему поставить в своей эстетике чисто эстетические проблемы, а именно: художественного метода (в терминологии Соловьёва — «формы предварения совершенной красоты в искусстве», идеала и действительности, специфики форм искусства, соотношения между красотою в художественном произведении («живописность») и красотою изображаемого действительного или исторического явления и т.п.
Хотя искусство играет важную роль в преобразовании природы и человека, однако Соловьёв разделял мнение Чернышевского о недостаточности искусства по отношению к действительности. Он был решительным противником, с одной стороны, «чистого искусства», а с другой, различных, [362] искусственных попыток создания «новой красоты», как чаще всего оказывалось, красоты, порожденной субъективизмом и противопоставляемой нравственному идеалу добра.
Философия искусства и эстетическая концепция Соловьёва были бы чисто спекулятивными построениями, если бы они не были тесно связанными с мистикой искусства. Разъясняя различие терминов «мистика» и «мистицизм», Соловьёв писал, что они различаются между собой так же, как термины «эмпирия» и «эмпиризм». Если приложить это разъяснение к нашему случаю, то мистика искусства будет в данном случае «эмпирией».
Из всех существующих форм искусства Соловьёв писал исключительно о литературе, а более точно — о поэзии. Из русских прозаиков он рассматривал только Достоевского, полемизировал с Толстым. Но в работах Соловьёва о Достоевском — главное содержание не эстетическое, а суждения о Толстом, Гоголе, Тургеневе не сопровождались обстоятельным анализом. Основной предмет для изучения художественной мистики — русская поэзия ХIХ века, творчество Пушкина, Лермонтова, Тютчева, А. Толстого, Фета, Полонского.
Преимущественный интерес Соловьёва к поэзии объясняется собственно свойствами этого литературного жанра.
Настоящая поэзия, согласно Соловьёву, имеет свой смысл и пользу в красоте. Особенность поэтического восприятия красоты предполагает в поэте неограниченную восприимчивость душевного чувства, чутко послушного высшему вдохновению. Вдохновение поэтического чувства заставляет замолчать даже ум. Вдохновение позволяет поэту вдохнуть в произведение живую душу.
Особо ценил Соловьёв ту восприимчивость к красоте, которая вообще принадлежит искусству, но в поэзии имеет свою специфику, так как здесь душа поэта является совершенной мистикой (магией). В статье о Пушкине Соловьёв писал, что настоящая пушкинская поэзия не была делом ума, а зависела от восприимчивости его души к воздействиям из «надсознательной области». В поэзии важна именно «чистота» восприятия «надсознательной области», и поэтому Соловьёв указывал на реальную необходимость предварительной душевной работы в поэте для ослабления яркости восприятия непосредственной окружающей жизни. «Животные голоса в человеке», «чувственная пестрота и яркость» — все это качества природы, ослабление их в душе поэта открывает поэту дорогу к жизни человека, а отсюда и к «видению первоначальных, лучших дел», «божественных высей» («Ветилуи»). Успение телесной жизни в поэте порождает в нем поэзию как состояния души, а именно это состояние души позволяет поэту прорывы в «надсознательную область», в идеальный, божественный мир, позволяет увидеть и выразить жизнь идеи. «Настоящая же свобода творчества имеет своим предварительным условием пассивность, чистую потенциальность ума и воли, свобода тут принадлежит, прежде всего, тем поэтическим образам, мыслям и звукам, которые сами, свободно приходят в душу, готовую их встретить и принять… [363] В мире поэзии душа человеческая не является как начало деятельного самоопределения, здесь она определяется к действию тем, что лучше ее и что открывается в самой действительности, только через самый опыт поэтических явлений или чего-то данного свыше…» 7
Из такого понимания характера поэтического восприятия действительности вытекает интерес Соловьёва к лирике. Лирика есть подлинное откровение души человеческой. В поэтическом лирическом откровении определяется внутренняя красота души человеческой, состоящая в ее созвучии с объективным смыслом вселенной, в ее способности индивидуально воспринимать и воплощать этот всеобщий существенный смысл мира и жизни. В лирике душа художника сливается с данным предметом или явлением в одно нераздельное целое. Именно поэтому как раз в лирике поэт черпает свое вдохновение из заветной глубины душевного мира, который так же реален, как и мир вселенной. Поэт видит здесь два равноправных бытия и при свете «вездесущего ока» поэзии поднимается до «высот творения» и этим же истинным светом освещает все предметы, улавливает вековечную красоту всех явления.
Сила лирического поэтического восприятия действительности состоит не только в возвышении поэтического чувства к абсолютному, но именно в возможности таким путем увидеть абсолютное в единичном явлении. «А для того, чтобы таким образом уловить и навеки идеально закрепить единичное явление, необходимо сосредоточить на нем все силы души и тем самым почувствовать сосредоточенные в нем силы бытия; нужно признать его безусловную ценность, увидать в нем не что-нибудь, а фокус всего, единственный образчик абсолютного. В этом собственно и состоит созвучие поэтической души с истиной предметною, ибо поистине не только каждое нераздельно пребывает во всем, но и все нераздельно присутствует в каждом» 8.
Данное философское понимание «мистики поэзии» Соловьёв раскрывает на примере поэтического творчества, но этим не ограничился интерес его к поэзии. Творчество русских поэтов дало мыслителю целый букет мистических прозрений.
Прежде всего, произведения рассмотренных Соловьёвым русских поэтов более всего подтверждали философию всеединства, развитую логическим путем. Иррациональные моменты в поэтическом творчестве давали философскому построению Соловьёва то, чего не могла дать никакая логика, а именно восприятие истинно-сущего как живого начала бытия и ощущение реальной жизни вселенной. Это было непосредственное, прямое, совершенное откровение, таковым не было даже откровение религиозное.
Истинное поэтическое творчество, продолженное до человека и касающееся как глубин души человеческой, так и будущей жизни человека в обществе неизбежно имеет не только эстетический, но и нравственный смысл. Зло и добро в их нравственном качестве существуют в действительности и [364] поэтому составляют предмет поэзии в этом именно нравственном качестве. Если природа или ангелы существуют в нравственной неподвижности, то «жизнь человеческая определяется внутренним нравственным движением в ту или иную сторону… а потому и от настоящего объективного поэта требует, кроме созерцания — нравственной оценки, внутреннего движения — симпатии или антипатии» 9. Но, входя в область нравственную, истинная поэзия не может относиться к злу иначе, как отрицательно. Анализ поэзии Пушкина позволил Соловьёву наглядно увидеть, что эстетическое неразрывно связано с этическим, истинно-художественное является и истинно-нравственным. Пушкинская поэзия показывает, что «прекрасное… по самому своему существу есть и нравственно доброе».
Рассматривая поэзию А. Фета, Соловьёв в лирике поэта увидел фиксацию глубочайших душевных состояний. Корни лирического творчества поэта захватывают не только красоту природы и красоту любви, но и «ночные стороны» души. Именно в связи с раскрытием корней лирики Фета Соловьёв указывал на воспроизведение в ней «двойной», «тройной» и т.д. личности.
Творчество Тютчева послужило источником космологической концепции Соловьёва. Созвучие вдохновения Тютчева с жизнью природы раскрывало в поэзии душу мира. Тютчев, который «не только чувствовал, но мыслил как поэт», показал «весь видимый мир как продолжающееся развитие или рост единого живого существа». В своей поэзии Тютчев «сознавал ту таинственную основу всей жизни, — природной и человеческой, — основу, на которой зиждется и смысл космического процесса, и судьба человеческой души, и вся история человечества». Он увидел сущность мировой души и основу всего мироздания в Хаосе, определенной беспредельности. Космогонические прозрения Тютчева позволило Соловьёву представить космический процесс в следующем виде: «Космический процесс вводит эту хаотическую стихию в пределы всеобщего строя, подчиняет ее разумным законам, постепенно воплощая в ней идеальное содержание бытия, давая этой дикой жизни смысл и красоту. Но и введенный в пределы всемирного строя, хаос дает о себе знать мятежными движениями и порывами. Это присутствие хаотического, иррационального начала в глубине бытия сообщает различным явлениям природы ту свободу и силу, без которой не было бы и самой жизни и красоты» 10. Положительное начало космоса сдерживает темную бездну и преодолевает ее. Космос порождает человека и борьба божественного и демонического начала переходит в душу человека, но с рождением совершенной духовной жизни через Христа космический процесс завершается. Соловьёв увидел в любовной лирике Тютчева прозрение о том, что достойная и вечная жизнь должна быть добыта подвигом.
Последнее суждение перекликается с основной темой статьи Соловьёва о поэзии Лермонтова. Стихотворения Лермонтова показывали огромное напряжение душевных сил в поэте, что проявилось в его чрезмерном [365] самолюбии и в склонении к злому началу в нравственной борьбе. Именно в связи с поэзией Лермонтова Соловьёв формулировал положение об истинном назначении гения, сверхчеловека (затем повторит это суждение в «Жизненной драме Платона») и сделал вывод о недостаточности человека, не перерожденного духом Христа, для такого назначения. Сверхчеловеческий путь для человека требует и сверхчеловеческого действия — победы над смертью. Это перерождение может быть получено в истинной любви, которая, к сожалению, говорит Соловьёв, была недоступна эгоистичной душе Лермонтова, как и еще ранее недоступной сладострастной душе философа Платона.
Рассмотренные выше моменты мистического опыта поэзии составляют только часть того духовного и идейного богатства, которые Соловьёв почерпал из русской поэзии. Однако и этого материала достаточно для того, чтобы сделать вывод о том, что философия Соловьёва как цельное знание, будучи неразрывно связанной с общим строем цельной жизни, так же неразрывно была связана и с теургической составляющей этой жизни. Искусство, литература, и прежде всего поэзия подтверждали философские понятия Соловьёва и питали его философию содержательными идеями, доступными прежде всего художественному восприятию. Кроме того, анализ эстетики и литературной критики Соловьёва раскрывает понимание мыслителем будущего состояния мира, рождаемого не только в сфере деятельной воли, но в сфере творческого чувства. Можно заключить, что философское видение будущего Соловьёвым представляет собой не только теократический, но и теургический проект. Царство Божие на земле это не только царство добра, но и царство красоты.
В «Философских началах цельного знания» Соловьёв говорил, что предмет философии распадается на три философские науки — логику, метафизику, ифику (этику). Глубокое знакомство с русской литературой позволило Соловьёву уточнить свое понимание предмета философии и фактически дополнить содержание предмета философии существенным разделом, четвертой философской наукой — эстетикой.
Добавить комментарий