- 1. Пред-данности преданности: очевидность, вера, отношения с Богом
- 2. Переход от суждения к мистерии — техника введения в тайну
- 3. Хитросплетение Имени и Формы
- 4. Свобода и предопределенность выбора Имени и Формы
- 5. Подступы к преодолению мышления
[39]
1. Пред-данности преданности: очевидность, вера, отношения с Богом
«Повторяйте Имя, независимо от того, есть у вас вера или нет; Оно само будет создавать очевидность, на которой вера может быть построена». Рассмотрение предмета становится возможным, когда затребована действительность предмета рассмотрения. Постижение задает определенный уровень действительности и постигаемое находится на нем: отыскивается или создается либо налично данный предмет, находящийся в мыслимом состоянии, либо средство опосредования предмета, находившегося до этого в необъективированных условиях существования. Очевидность не должна быть непосредственной. Она есть дальнейшая констатация субъектом установившихся отношений с объектом и является основанием веры: явное существование Господа создает веру в Его Присутствие. «Мы должны укреплять веру в атрибуты Бога, которого мы прославляем. Без веры — нет отношений с Господом».
Действительность отношений с Господом и ее очевидность для человека, имеющего некоторое отношение к Господу, создается таким атрибутом, или качеством, Господа, который носит Его Имя. Имя — не атрибут, но модификация атрибута, поскольку сознание при обращении по Имени индивидуализировано: «Имя отождествляет неотождествимое посредством одного из его аспектов». Но поскольку атрибут имеет простую определенность или не-определенность, Оно оставляет по обращении к Господу в сознании обращенного только ту же самую внеличностную простоту, свойственную данному атрибуту. Качеств всегда три: две противоположности и нечто непричастное принципу дихотомии. «Имя обозначает качество Господа, Его гуну; постоянное созерцание вызывает ту же самую гуну в ответ». Чрезмерно усложненное Имя вызывает не столько сложный, сколько запоздалый ответ.
Созерцание Господа, направляемое Намасмараной, есть периодически обратимый процесс превращения указанной возможности рассмотрения (мышление человека) в предсказанную действительность предмета рассмотрения (бытие Бога); и оно есть самосозерцание в обоих значениях самости — созерцание собственного становления в процессе конституирования предмета, будь то развитие человека в Боге, или Бога в человеке. «Бхавы, или отношения, основаны на привязанности к Образу Бога. Они ограничивают постижение божественного и затрудняют ищущему [40] превзойти границы Имени и Формы, которые являются иллюзорными.» Обращение к Господу как самодостаточный акт преодолевает обращение к представлению о Нем, тем не менее на духовном пути каждого человека единению с Господом предшествуют отношения с Ним.
Образуется та выделенность Господа во всем Его Присутствии, которая допускает осознанность реальности Личного Бога, ибо все вещи, — божественное претерпевает воплощение как предметность мышления, — «явлены лишь посредине», а пустая форма рефлексии непроявленности объектов позволяет вступить в нее каждому отдельному движению мысли. В круговращении божественных гун, — а их «следует превосходить одну за другой», — сама Намасмарана, как средоточие этих отношений, постепенно достигает самореализации: реальность созерцания уже не отличается от реальности объекта созерцания. «Когда вуаль майи постепенно утончается, человек обнаруживает Себя перед самим собой».
Одно и то же отношение к Богу ведет к единению с Господом и препятствует ему. Мы остановимся на той грани, когда ведение преломляется в препятствие, и наполним разрыв содержанием всех отношений, заключенных между волей Бога и принятием ее человеком. Однако бывает созерцание и «созерцание», — ибо функцию восприятия можно дифференцировать по многим параметрам. «Господь есть основа; мир есть основанное. Его Имя, которое привлекает человека, формируется чувством близости и его глубиной. Основание находится в нас самих». Ограничим сферу нашего рассмотрения самодостаточностью мышления, поскольку для нас ближайшим подходом к предметности будет герменевтика понятия Намасмараны, — особой техники слияния с Господом. Созерцание самого созерцания в его собственном предмете мы предваряем созерцанием этого созерцания в качестве такового предмета.
2. Переход от суждения к мистерии — техника введения в тайну
Когда говорится, что «Намасмарана придает стержень для мысли о Боге», предполагается известным: включение мышления в герменевтический круг знаменуется той задержкой, что опредмеченность его рефлексии не окончательно сформирована в интуитивном акте нахождения предмета. Именно направленное извне, а не пребывающее внутри рассмотрение должно способствовать становлению предмета. Возникает неоднозначность: первоначальная возможность рассмотрения онтологически определенного предмета феноменологически только возможна. Значит, возможность рефлективна, — она сама по себе отвечает требованиям начала мышления, тогда как действительность предмета остается непосредственной при любой возможности созерцания. «Господь Сам будет направлять человека, где и как делать Намасмарану.»
В этом направлении функционально «необходимы два процесса: устранение препятствий и построение структуры». Предмет-понятие «Намасмарана» намечен суждением, в котором выражено абстрактное отношение двух субъектов — «Памятование Имени»; предмет понятия «Намасмараны» есть конкретная интерсубъективная мистерия. В переходе от суждения к мистерии, — при погружении мышления в мыслимую реальность, — рассмотрение деятельности сознания по Памятованию Имени должно стать сперва Памятованием, потом Именем. Изначально оно растождествлено и с Памятованием, представляя собой приближение к суждению об Имени, а не Его повторение. Однако формально, в своей предназначенности оно соответствует преданности. Логическая связка суждения «Памятование есть [41] Памятование Имени» коренится в более онтологической формулировке «Памятование Имени есть Имя». Последним «есть» выражается не просто аспект существования, но целокупность «бытия-сознания-блаженства». Субстанция окончательного Суждения-Мистерии, представленного мантрой Имени Господа, непосредственно передает и опосредованно поддерживает онтологическую связь человека с Богом. Предметом рассмотрения становится упрочение характерности связи посредством раскрытия смысла связки.
Памятование — это не весь человек, по крайней мере изначально: хотя Память Божия принадлежит к его сущности, она не сразу проникает его и не вполне выражает через него Свою существенность; Имя Господа не есть Сам Господь: Оно не вводит человека в Его Присутствие при первых же опытах повторения. Но Намасмарана объективно существует, будучи объектом обоих субъектов и принадлежа к их реальности. Она объективизирует воплощение Бога для человека и восхищение человека для Бога, где первое служит мерой инволюции, второе — эволюции. Сущность человека состоит в пред-данности Богу, то есть в преданности; а процесс Намасмараны осуществляет внешнюю рефлексию Милости вплоть до Ее собственного обнаружения. Течение этого процесса приближается к завершению посредством духовного делания. Такое делание не может быть всепоглощающим при его описании, поэтому осмысление с необходимостью абстрагируется; но оно не может быть всепоглощающим и без предписания, поэтому осмысление с необходимостью конкретизируется.
В выделенной области определения того, что есть «Памятование Имени», делание и его исследование соотносительны. Исследование не столько сообщает о том, что мы делаем, сколько о том, что нам следует делать; делание не столько исполняет то, что мы исследуем в модусе долженствования, сколько восполняет то, что нам надлежит исследовать. Не требования разума к духу непомерны для него самого, но ведение разума в духе сокровенно, — долженствование является не законом, уравновешивающим соприкасающиеся стороны этих планов, но единящей самые планы любовью. Даже предварительный разговор о Памятовании Имени оказывается Намасмараной, а человек, вступивший в него, становится компетентным и самостоятельным в практике. Цель введения — придать вступлению определенное намерение: проникнуться идеей Намасмараны и вполне высказать суждение о «Памятовании Имени», то есть полностью вспомнить Имя.
3. Хитросплетение Имени и Формы
Сатья Саи говорит не просто об Имени Господа, но о сочетании Имени и Формы. Под Формой подразумевается не логическая форма, или понятие о Боге, но Образ и Подобие Господа, или Боговоплощение, — хотя для человека, пока он сам остается лишь образом, Форма не достигает полного уподобления Господу; равно как и Имя Господа еще не есть имя собственное для молящегося, так чтобы он мог сказать: «Не я живу, но живет во мне Христос!» Воспринятое нами понятие Намасмараны уточняется как «Памятование Имени и Формы», хотя в пределе богореализации человек «уже не может описать свой опыт: он становится Одним с тем, что он хотел познать.» Соответственно, в конце концов вливаются друг в друга Имя и Форма.
Имя мы повторяем, постоянно вспоминаем; Форму мы помним, непрестанно вторим ей всем своим существом. Структурное различие аспектов нераздельного и неслиянного делания состоит в том, что Имя — наш призыв, и он дискретен; тогда как Форма — ответ нам, и он непрерывен. Дискретность Формы вторична, [42] обусловлена связанностью Формы с известным Именем, — тем, которое используется для повторения на четках, а не тем, которое предвечно и прославлено, и непрерываемо колебаниями присутствия-отсутствия Формы, находящейся в воплощении или воображении. Но оба статуса Имени не изолированы, ведь «когда одно Имя и другое трутся вместе быстро и с нажимом, искра мудрости воспламеняет ум». Значит, и Форма не теряет окончательно связи с самой собой, будучи связана не с тем Именем.
Связь Имени и Формы актуальна до выбора, поскольку Имя, приемлемое для Господа в ритуале, и Имя Самого Господа смыкаются друг с другом в Форме конкретного Боговоплощения. «Господь связан с Именем как Форма». Мы не выбираем способ связывания Имени и Формы и даже не осознаем его; мы сразу выбираем их вместе. Подобный выбор не бывает свободным для тварного человека (в смысле самостоятельности не в предпочтении, а в получении той или иной информации), но он абсолютно свободен в перспективе богореализации. Человек освобождается по мере становления Богом, а «Божественное Имя присваивается существующей Реальности, часть которой он сам из себя и представляет». Имя и Форма вводят его в Присутствие Господа и знаменуют Встречу с Ним. Однако характер внимания к Имени и Форме не одинаков, ибо внимание сконцентрировано на них вплоть до расщепления.
Различением внимания к Господу в самом себе определяется отличие способов сосредоточения, предшествующего созерцанию разнопланового объекта «Имя-Форма». Концентрация на Имени осуществляется путем частого повторения, а концентрация на Форме — прямым памятованием, через непрерывное усилие к удержанию в сознании. Дискурсивная концентрация сама происходит в сфере рассмотрения концентрации объективной и рефлексии ее структуры. Наш выбор является обратной стороной богоизбранности, а не самостоятельным актом. Обожение человека не есть встречное боговоплощение; таким оно кажется, пока сознание не окончательно влилось в течение Намасмараны. Молитва, исходящая от человека, не считается совершенной молитвой; молитва же, достигающая Господа, доходит до Него по исполнении Его Воли и есть собственная рефлексия Милости, — Любовь Бога к Самому Себе.
Отдельное произнесение Имени Бога в глубине размеренного повторения не будет ни взыванием к Господу, ни готовым ответом, встроенным в слышимое призывание Господа, — а самим зовом Бога. Но таким оно будет; прикосновение же к Имени в первом испробовании Намасмараны налагает на человека статус «званого» и означает для него честь и место, которые он еще может принять или отвергнуть. Памятование Формы в глубине длительного прозревания станет явлением Бога Живого внутри человека. Но таким оно станет; прикосновение же к воплощенной Форме налагает на человека миссию «избранного», которая заключается в исповедании веры, пока тело находится в тленном состоянии, — миссию тем более ответственную, чем более плотное из тел человека удостоилось касания Господа. Ибо «Бог непременно появляется перед человеком в той Форме и с тем Именем, которыми он наделил Его».
4. Свобода и предопределенность выбора Имени и Формы
Выбору Имени и Формы предшествует определенная дхарма — отчетливое осмысление человеком сферы своего влияния и ответственности в мире; ибо дхарма вообще, до всякой определенности, «прививает вкус к Имени и Форме Бога». Этот [43] вкус содержит в своей подоплеке догадку о полной власти человека над Богом и тончайший искус требовательности к Нему, исходящий из переживания влияний мира и опыта его ответности. Вероятной множественности дхарм соответствует представление не о многобожии, — ведь пантеизм знает понятие риты, структурного давления богов на людей, а не дхармы, особой предпочтительности Бога для человека, — но о неисчислимости Имен Бога, хотя «все Имена — Его». Неуверенность поклонения закономерна.
Окончательный выбор — это акт смирения, предопределенный добровольным принятием кармы (долга прошлого, искупления) как дхармы (долга будущего, обетования), поскольку «следствие кармы может быть уничтожено только посредством кармы, а наилучшая и самая простая карма — Намасмарана». Выбор есть пунктуальное, производимое в каждый момент осознание дхармы как дхармы, — действия не ради плодов возмещения или возмездия, но ради восполнения реальности божественного веления; такой выбор является полаганием цели дхармы в цельном акте именования Божественного, как «непересыхающего источника всякого блаженства». Вкус к Имени означает такую интенцию, которая принимает на себя максимум новой информации о Боге, или энергии Его эманаций. Выбор Имени есть реализация этого вкуса, — практическое познание сути бытия как такового в отдельной дхармической опредмеченности.
Выбор Имени сочетается с выбором Формы: особый сплав Имени с Формой берется за основание собственного существования. «Остановка на Имени означает прекращение вращения в Пракрити», или перебирания Имен, и выбор основного Имени, обнаруживающий имманентное основание бытия-сознания-блаженства. Сочетание Имени с Формой как облегчает фиксацию внимания на Божественном, так и затрудняет подобную однонаправленность ума. Всякая отдельно взятая Форма не только является вместе с Именем выражением вполне определенной Реальности, но и сама по себе имеет особое Имя. Она обладает некоторым количеством Имен, из которых только Личное Имя Оформленной Реальности не относится сразу к нескольким Формам беспредельной и совершенно неопределенной действительности. Таково главное «преимущество Намасмараны: когда произносится Имя, владелец Имени тотчас же появляется в поле зрения; когда размышляют о Форме, там может быть более, чем одно Имя».
Имя останавливает вращение ума в Пракрити, отодвигает покрывало майи и «выбивает в уме пустоту» для принятия Шакти, — силы, с помощью которой осуществляется деятельность Формы, наделенной миссией. Форма Бога оказывается Формой пустого ума, занятого лишь богомыслием, обуславливая его способность придавать эту форму любому содержанию. Отсюда и многоименность Формы. Но Имя, первоначально вызвавшее к существованию данную Форму, остается в силе. «Следует всегда удерживать Имя Бога в дыхании. Тем самым будет вызываться Его Форма, как внутреннее ядро каждой вещи, мысли или оборота событий». Повторение Имени становится способом многократного очищения Формы, поддержания ее неизменной в потоке безымянных событий. Имя называет Форму как таковую, наполненную светом и проводящую чистый свет. Произнесение Имени исконно предшествует появлению Формы; иначе мы нанизываем целую гирлянду из Имен Бога, описывающую максимально-феноменальные аспекты Его Бытия, ведь «Бог есть гармония всех Форм и Имен, которые человек дает Ему».
[44]
5. Подступы к преодолению мышления
Философская система замещается стратегией просветления. Техничный момент в повторении Имени состоит в том, что нужное движение внимания можно зафиксировать в режиме самовозобновления. Повторное смещение внимания в эту область находит оставленным не след осмысления, но сам шаг его. Концентрация — это не только интенциональность в горизонте сознания, но и усилие к его стягиванию или к перекрытию другим горизонтом. Можно оставить без присмотра сознание факта, находящееся в рабочем состоянии, и оно будет сопротивляться дезинформации, — или же определенное самосознание, и оно будет сопротивляться дезинтеграции. Сознание и самосознание, задействованные в Намасмаране, требуют разных подходов для установки внимания в поле их деятельности. И абсолютно неведомо ведет себя Богосознание.
Осмысление Божественной Идеи и ощущение Божественного Присутствия едины как проекции целостного Само-осмысления в Само-ощущении. «Наши имена — тоже Господни; а сами люди суть Его формы». Видение есть овнешненное воображение, посредник между ощущением и осмыслением, и само по себе не имеет ничего общего с близостью к Богу: осуществляя связь идеи с вещью, оно способно связать и Имя с Формой. Непосредственность связи Имени и Формы в основании Намасмараны подразумевает развитую способность интуиции, но вмешательство Милости в конечном счете решает все. Ведь лишь по великой милости своей Господь дает даршан, где «звуки Имени обретают Форму», и человеку больше «не приходится утверждать «Я есть То», потому что у него не остается чувства самости».
Видение координирует типы ментального внимания: сознательное при повторении Имени и самосознательное при памятовании Формы. Сознание безвозвратно направлено на объект как выражение Субъекта и нуждается во внешней корреляции. Сознание дискретно и требует для своего поддержания в структуре внимания правильного возобновления и подтверждения его истинности. Самосознание рефлективно и непрерывно; ему достаточно исходного установления Самого Субъекта Самоосознания. «Из постоянного контакта Имени и Того, кому принадлежит это Имя, вспыхивает огонь мудрости». В противопоставлении Имя идеально, а Форма действительна. Но видение их обоих с неизбежностью устраняется, как и все, что встает между «я» и «Я», разделяя возможное бытие и могущественное Бытие. Видение исключает внутренний диалог, но и само впоследствии исключается.
Сознание Имени служит каналом, связующим суть бытия человеком с сутью бытия Богом. Самосознание Формы выражает сокровенное единение человека с Самим Существом Бога. Мистерия даршана состоит в овнешнении несказанного, овнутряющем произносимое: риши в Рамаяне, посвятившие Намасмаране всю жизнь, совершали самосожжение, едва узрев Бога во плоти, ибо они обретали сознание целостности Тела Господа и решались снять последние ограничения. Форма Божественного в пределе есть Божественная Личность, поэтому самосознание изначально присуще созерцанию Формы.
Поскольку Имя мыслится дискурсивно, а Форма — интуитивно, их связь можно выразить иначе, расширив понятие речи до границы деления ума на подвижный и неподвижный. В Анугите говорится: «Вдохновляющее дыхание, становясь владыкою, изменяет сознание, которое не понимает слов, в иное состояние и раскрывает ум». Сам Атман отвечает Речи: «Существуют два ума, подвижный и неподвижный; [45] неподвижный находится при Мне, подвижный находится в твоем владении». Повторение Имени осуществляется подвижным умом, а памятование Формы — неподвижным. Намасмарана оказывается способом пранаямы, или управления тем дыханием, которое славит Господа. Дальнейшее рассмотрение выходит за рамки философского контекста.
Добавить комментарий