Общество в свете системного подхода


Творческая активность М.С. Кагана поражает широтой ее проблемного поля. Не менее поразительно, однако, и то, что ему удается при этом во всех затронутых им областях философии и гуманитарных наук предложить концепции, отличающиеся глубиной и оригинальностью. Подобная продуктивность научного и философского творчества возможна, по-видимому, лишь при существовании в уме исследователя достаточно общих и эффективных методологических установок. Мне представляется, что у Кагана эти установки базируются на его четко определенной и последовательно развиваемой философской позиции, которую можно выразить формулой: рационализм + материализм. В этом отношении он продолжает классическую традицию в философии и является одним из крупнейших ее современных представителей.

Под напором нынешнего увлечения деконструктивистской эссеистикой нелегко сохранить приверженность к классической основательности и строгой логике философского рассуждения. Мало кто ныне решается тратить силы на разработку фундаментальных философских концепций — это трудно. Гораздо легче пускаться в вольный «дискурс» по поводу чего-то, тщательно избегая притом определения своих исходных философских позиций и оправдывая отсутствие твердого credo тем, что, де, классическая постановка вопросов о бытии и познании устарела, и время системосоздания в философии прошло. Невнятица, игра в слова, оригинальничание — лукавая приманка, легкий хлеб и убежище для тех, чьим «домом бытия» служит язык, а не мысль. Мода заразительна (по признанию одного из ведущих профессоров философского факультета СПбГУ, его студенты «любят, чтобы было непонятно»). Но она недолговечна, и, сдается, в новом тысячелетии станет архаикой, интересной разве что для историков. Продолжая классическую традицию философствования, Каган делает важное дело: он вливает в старые мехи новое вино, и это «постмодернистское» сочетание старого с новым готовит почву для возрождения и расцвета философской мысли будущего.

В отличие от птичьего языка законодателей философской моды ХХ в. 1, стиль Кагана — это, как выражался Фихте, «попытка принудить читателя к пониманию». На фоне маловразумительных лингвистических упражнений и поверхностных «скольжений по смыслам», заполонивших страницы философской и околофилософской литературы, его работы выделяются ясностью мысли и содержательностью. Каган с блеском доказывает плодотворность своей рационалистической методологии. Это не значит, что предлагаемые им решения проблем безупречны. Но автор, по крайней мере, стремится сделать для читателя ясным, на чем они основаны, и какова их логика 2. А потому их можно рационально обсуждать и (если найдутся на то основания) оспаривать.

Описания конкретных реалий и обобщения, опирающиеся на текущий фактический материал, обычно устаревают быстрее, чем методы, которыми они получены. Более того, эти методы в новой исторической ситуации и на новом материале могут требовать пересмотра сделанных ранее выводов. Поэтому если бы в творчестве Кагана можно было как-то разделить методологическую и содержательно-теоретическую части, то я бы счел наиболее ценной первую из них. И с этой точки зрения, как мне кажется, в трудах Кагана заслуживают внимания, прежде всего, его методы рациональной работы с материалом, его логика и эвристика, умение обрабатывать информацию, искусство ее упорядочивать, классифицировать, анализировать и т.д.

Рационализм Кагана находит отчетливое выражение в системном подходе, в развитии и применении которого к философской проблематике ему принадлежит немалая роль. Он одним из первых в отечественной философии обратил внимание на новые аспекты системного подхода к пониманию общества, открываемые синергетической трактовкой систем. Оказалось, что возможны различные варианты синергетической интерпретации системных объектов социальной реальности. М.С. Кагану удалось на основе принципов синергетики дать объяснение исторической динамики развития культуры и общества в целом. Несколько иная теоретическая модель, описывающая общество как диссипативную саморазвивающуюся систему, предложена В.П. Бранским 3. В данной статье я хочу остановиться на некоторых вопросах, оставшихся мало освещенными в этих работах.

Речь пойдет, главным образом, о структуре общества (так сказать, о его анатомии, а не о физиологии и динамике). При этом используются принципы развитого Каганом системного подхода, а также найденные им и другими исследователями способы конкретизации понятий синергетики применительно к специфике социальной реальности. Высказанные мною суждения, по-видимому, не всегда согласуются с взглядами названных авторов и могут вызвать у них возражения. Полностью присоединяясь к рационалистическим и материалистическим философским установкам Кагана и поддерживая его стремление обогатить философию и гуманитарную науку синергетическими идеями, я, однако, не разделяю всех его воззрений. Но дискуссии по проблемам, которые ставятся и решаются в его работах, не только неизбежны, но и необходимы для дальнейшего развития как философии, так и гуманитарной науки.

Общество как социальная реальность

Общество — это настолько знакомое всем слово, что, казалось бы, ни в каких пояснениях не нуждается. Однако оно на самом деле многозначно.

В «Толковом словаре русского языка» 4 приводится шесть разных его значений:

  1. Совокупность людей, объединенных исторически обусловленными социальными формами совместной жизни и деятельности («феодальное общество»).
  2. Круг людей, объединенных общностью положения, происхождения, интересов («дворянское общество»).
  3. Добровольное, постоянно действующее объединение людей для какой-то цели («общество филателистов»).
  4. Та или иная среда людей, компания («попасть в дурное общество»).
  5. В дворянской среде — узкий круг избранных людей («высшее общество»).
  6. Совместное пребывание с кем-то («чуждаться чьего-то общества»).

Что же имеют в виду, когда говорят о «нашем обществе», «интересах общества», «развитии общества» и т.п.? Обычно об этом не задумываются. Выручает, правда, то, что более или менее это угадывается по контексту. Но если в обыденной речи допустимо весьма приблизительное толкование слова «общество», то наука и философия, делая общество предметом исследования, должны стремиться к возможно более ясному и глубокому пониманию того, что представляет собою этот предмет. Поэтому необходимо с самого начала уточнить, что понимается под обществом в социальной философии.

Если было бы нужно выбрать одно из указанных словарных значений, то, наверное, каждому пришло бы в голову («по контексту» — из общих представлений о философии), что в социальной философии речь должна идти об обществе, скорее всего, в первом из них. Однако приведенной в словаре формулировки все же недостаточно, чтобы охарактеризовать содержание понятия «общество» в философии и науке.

Чтобы разобраться в том, что представляет собою общество как предмет научно-философского исследования, стоит, прежде всего, задуматься над таким вопросом: является ли общество «совокупностью людей»?

Представляется вроде бы самоочевидным, что иначе и быть не может: ведь реально существуют люди, индивиды, и никакого общества отдельно от них нет. Люди — это нечто первичное, а общество — нечто вторичное, производное от их существования. Поэтому оно не есть самостоятельная, независимо от них существующая реальность. Такой взгляд на общество («социальный номинализм»), однако, заводит задачу его исследования в тупик.

В самом деле, как, например, с этих позиций понимать историю общества? Как совокупность историй жизни отдельных лиц? Ограничиться подобным толкованием истории — значит не увидеть в ней самого главного — процессов изменения общества, общественного развития. Люди в течение своей жизни изменяются физически и духовно, одни умирают, другие рождаются, — но разве в этом заключается изменение и развитие общества? Ведь, с одной стороны, даже при смене нескольких поколений общество может остаться неизменным, а с другой — оно может сильно измениться за краткий срок, в то время как люди при этом изменятся практически почти незаметно. Когда говорят, что общество изменилось, то речь идет не об изменении его «личного состава», а об изменении образа жизни людей. Причем имеют в виду не образ жизни отдельных индивидов (происходящие в их жизни изменения — это факты их личной биографии, а не исторические перемены), а общие условия, в которых все они живут. Эти условия — условия общественной жизни — являются первичными и определяющими по отношению к обстоятельствам и событиям индивидуальной жизни членов общества. Жизнь любого индивида начинается в условиях общественной жизни, которые складываются до его рождения, и которые он в одиночку изменить не может.

Таким образом, общество есть не просто совокупность людей, но еще и реальная, объективно существующая совокупность условий их совместной жизни.

Это понимание общества («социальный реализм» — с оговоркой, что здесь имеется в виду «умеренный» реализм) наиболее отчетливо выразил в своих трудах Э. Дюркгейм. Он утверждал, что общественная жизнь представляет собою реальность особого рода — социальную реальность. Она отличается от природной реальности и несводима к последней. Но она столь же «реальна», как и природа, хотя и имеет свою специфику. Это «надбиологическая» и «надиндивидуальная» реальность, которая первична по отношению к биопсихической реальности, воплощенной в человеческих индивидах. Первична потому, что биопсихическая реальность, т.е. человек с его биологической и психической организацией, может существовать только в условиях общественной жизни.

Разумеется, нет социальной реальности без людей. Любое общество состоит из более или менее многочисленной их совокупности. Однако оно не сводится к сумме составляющих его индивидов. Потому что они не просто сосуществуют как независимые друг от друга элементы или «атомы» социальной реальности: они взаимодействуют между собою, и вследствие этого взаимодействия общество выступает как сложная система, которая есть единое целое, а не просто некое множество собранных вместе отдельных частей-элементов.

Общество обладает особыми интегральными свойствами, отличными от свойств его отдельных органов. К этим свойствам относится способность к исторически длительному (на протяжении многих поколений) автономному существованию. Такой способностью не обладают никакие отдельные составные части социального организма: ни индивид, ни семья, ни какая-либо другая социальная группа или организация не способны к историческому существованию вне взаимодействия с внешней, окружающей ее социальной реальностью. Это возможно только для такой совокупности людей (состоящей из сменяющихся поколений), которая образует общество как целостный социальный организм.

К. Момджян для обозначения способности к исторически длительному автономному существованию использует (вслед за Т. Парсонсом) слово «самодостаточность». «За этим «страшным» словом, — пишет он, — прячется довольно простое содержание. Самодостаточными социология называет такие реальные группы людей, которые способны собственной деятельностью создавать и воссоздавать все необходимые условия совместного существования» 5.

Общество может быть бoльшим или меньшим по числу своих членов, так же как и по географическим и историческим рамкам своего существования. Его может образовать какое-то одно племя, отдельный народ или множество разных народов. Но оно все же должно быть достаточно многочисленным, чтобы само себя обеспечивать всем необходимым для поддержания и совершенствования своего образа жизни.

Конечно, все исторически существовавшие общества в большей или меньшей мере вступали в контакт с другими обществами — как соседними, так и географически далекими. Но всякое общество обладает относительно независимым от других обществ бытием и в принципе способно жить и развиваться как самостоятельный социальный организм в течение достаточно долгого — на протяжении многих поколений — исторического времени.

Общество как синергетическая система

Общество называют социальным организмом, чтобы подчеркнуть, что его следует рассматривать как чрезвычайно сложную целостную систему. В чем смысл такого подхода, как он способствует познанию общества? Дело в том, что он позволят распространить на общество те общие и необходимые признаки, которыми обладает всякая система (разумеется, конкретизируя их с учетом специфики социальной реальности). В этой связи целесообразно обратиться к синергетике с ее мощным аппаратом понятий, характеризующих свойства широкого класса сложных систем.

С синергетической точки зрения, общество как социальный организм представляет собою сверхсложную диссипативную эволюционирующую систему, которая имеет характерные для подобных систем общие свойства. Причем эти свойства проявляются в специфическом для общества виде.

1. Взаимодействие со средой

В отличие от замкнутых стационарных систем, которые сохраняются тем дольше, чем меньше они подвержены внешним воздействиям, общество есть открытая динамическая система. Если стационарные системы разрушаются от взаимодействия с окружающей средой, то динамические, наоборот, могут сохраняться и развиваться только в процессе такого взаимодействия. Непременным условием существования общества является то, что оно извлекает из окружающей среды вещество и энергию, распределяет их между «клетками» социального организма, перерабатывает и использует, рассеивая отходы в окружающей среде.

Специфической для общества формой взаимодействия со средой является материальное производство (по Марксу — «обмен веществ между человеком и природой»). Оно служит основой разнообразных форм хозяйственной деятельности людей, направленной на удовлетворение их материальных потребностей. Производство вместе с распределением и потреблением его продуктов образует экономическую сферу общественной жизни. В ходе исторической эволюции общества интенсивность его обмена веществом и энергией со средой («социальный метаболизм») имеет тенденцию увеличиваться. Эта тенденция выражается в росте производства материальных благ (и, соответственно, отходов их производства и потребления), на основе которого идет развития экономики общества.

2. Самоорганизация

Система является самоорганизующейся, если ее структура возникает, сохраняется и усложняется в результате происходящих в ней внутренних процессов, а не навязывается ей извне. Структура достаточно сложных систем принимает иерархический характер. Ее элементы объединяются в структурные образования (подсистемы) различного уровня, среди которых могут выделяться структурные образования высшего ранга, выполняющие функцию управления всей системой в целом.

Самоорганизация человеческого общества исторически происходит в виде развития разнообразных форм управления социальными процессами. Особенности самоорганизации общества связаны с понятием власти. Обладание властными полномочиями является основой для выполнения управленческих функций со всеми вытекающими отсюда привилегиями. Борьба за власть на различных уровнях общественной структуры составляет сущность политики в широком смысле этого слова — политической сферы общественной жизни. На высшем уровне структурной иерархии общества находится государственная власть. Исторически образуются и сменяют друг друга различные ее формы. В зависимости от их устройства и переустройства складываются различные варианты режима общественной жизни — от наведения жесткого порядка и сурового пресечения любых попыток его нарушения до анархии, дезорганизации и хаоса.

3. Рост объема используемой информации

Общеизвестно, что информацию можно определить как меру порядка, т.е. как противоположность энтропии, которая является мерой беспорядка, дезорганизации, хаотичности. У.Р. Эшби связал понятия энтропии и информации с понятием разнообразия. Способность системы сохранять информацию тем больше, чем больше ее (системы) разнообразие. Рост энтропии стирает различия между частями системы и делает ее более однородной, т.е. уменьшает ее разнообразие. А это ограничивает информационную емкость системы. Сложные системы характеризуются большим разнообразием и потому способны удерживать в себе большой объем информации.

Г. Хакен предложил рассматривать хранящуюся в системе информацию как множество сигналов, которыми обмениваются ее элементы при взаимодействии друг с другом. В открытой неравновесной системе при достаточном притоке энергии извне элементы вследствие такого обмена начинают функционировать согласованно, когерентно. В результате внутри системы возникает «информационная среда», характеризующаяся параметром порядка. Этот параметр, с одной стороны, порождает кооперативное поведение частей системы, а с другой — сам порождается их совместным действием. Вместе с тем он дает наблюдателю сведения о макроскопически упорядоченной организации системы, поскольку он как продукт кооперации ее частей суммирует, «сжимает» в себе информацию о микроскопическом состоянии системы, и в результате она проявляется на макроуровне. Хакен называет этот параметр информатором, а инфромацию, порожденную кооперативным действием системы, — синергетической информацией. Рост синергетической информации — условие самоорганизации системы 6.

Человеческое общество как сверхсложная система отличается колоссальным количеством сохраняемой в ней информации. Однако специфика его определяется не только этим. Главная особенность информационных процессов в обществе состоит в том, что у людей, обладающих сознанием и разумом, информация приобретает особое «сверхприродное» качество — смысл. Возникновение смысла есть шаг, создающий новый тип информационных процессов, какого в природе без человека нет и какой появляется только в обществе.

Наделяя смыслом явления окружающей действительности, люди превращают их в знаки, с помощью которых кодируется информация. Особое место при этом занимает созданный людьми код, специально приспособленный для обмена информацией, — язык. Выраженная в языке и других знаковых средствах, она становится социальной информацией, носителем которой является уже не один добывший ее индивид, а все общество. Все члены общества оказываются погруженными в объединяющую их информационную среду. Информационная среда в человеческом обществе — это культура.

Каждый индивид — источник и приемник социальной информации, способный генерировать, передавать, хранить, отбирать и целесообразно использовать ее. Но так как социальная информация кодируется внешними по отношению к его телу структурами, она получает самостоятельное существование и может сохраняться в культуре после его смерти. Это принципиально отличает человеческую культуру от информационных процессов, происходящих в животном мире. Там хранилищами информации являются сами тела животных — хромосомные структуры клеток и нейродинамические системы мозга. Прижизненно добытая особью информация не передается ее потомкам — наследуется лишь генетическая информация, содержание которой мало подвержено изменениям. В человеческом обществе же возникает механизм социальной памяти: накопленная предшествующими поколениями информация не исчезает вместе с ними, а сохраняется в культуре, и каждое новое поколение умножает ее. Благодаря этому в обществе становится возможным то, что невозможно в животном мире, — ускоренный рост объема информации, находящейся в распоряжении человека как родового существа. Такой рост является одним из важнейших детерминирующих факторов развития общества. Когда останавливается рост объема используемой им информации, оно застывает и обрекается на вымирание.

Из сказанного видно, что синергетическая трактовка общества как сверхсложной системы особого типа приводит к выводу о целесообразности различения трех основных сфер общественной жизни — экономической, политической и культурной (вместо обычно проводимой в социологической литературе выделения четырех ее сфер: к указанным трем добавляется еще «социальная») 7. Но необходимо иметь в виду, что границы между ними относительны: в социальной реальности экономика, политика и культура нераздельны, они взаимодействуют и взаимопроникают друг в друга. Поэтому можно говорить о политической культуре (имея в виду знания, ценности и регулятивы политической жизни), экономической политике, экономике культуры и т.п.

Изложенное выше представление о культуре отличается от того, которое развито в работах Кагана. Мне кажется, что даваемое им определение культуры как целостной совокупности всех способов и результатов человеческой деятельности имеет слишком широкий смысл и потому не позволяет уловить специфику этой сферы социальной реальности. Возражая на это замечание, он в недавно вышедшей книге особо подчеркивает, что культура есть «форма существования» социальных объектов и что вообще культура и общество различаются как форма и содержание 8. Но форма — это общая и многоаспектная философская категория, и применительно к общественным явлениям она конкретизируется по-разному. Форма государства — это, например, федерация. Можно ли сказать (буквально воспроизводя выражения из названной книги), что Российское государство «является общественной реалией по содержанию», а его федеративное устройство есть «творение культуры»? Думается, что, во всяком случае, с неменьшим правом возможно утверждать и обратное: федеративная форма нашего государства — это общественная реалия, а содержание (?) нашего государства есть, увы, продукт нашей культуры (точнее, если под содержанием понимать содержание деятельности государственных органов, — продукт умственной, нравственной, политической и т.д. культуры наших чиновников)…

Представляется, что все же целесообразней видеть в культуре «информационную среду» общества. Это соответствует духу системной методологии Кагана, хотя и видоизменяет букву его концепции культуры.

Проблема соотношения материального и духовного в обществе

Принципиальное отличие общества от всех физических систем обусловлено тем, что социальная реальность включает в себя не только материальные, но и духовные компоненты. Какова зависимость между материальным и духовным в обществе — это специфическая проблема социальной философии, в решении которой физико-математические и синергетические соображения о свойствах сложных систем мало чем помогут помочь. Обсуждение ее имеет давнюю историю. Важную роль в развитии дискуссий вокруг нее сыграл марксистский подход к ее решению, полемика вокруг которого продолжается до сих пор.

В марксистской социальной философии — историческом материализме — для обозначения материального и духовного в обществе, как известно, используются понятия общественного бытия и общественного сознания. Основополагающая социально-философская идея марксизма состоит в том, что общественное бытие не зависит от общественного сознания, а общественное сознание отражает общественное бытие и определяется им. «Не сознание людей определяет их бытие, а, наоборот, их общественное бытие определяет их сознание», — так сформулировал эту идею Маркс 9. Подчеркивая логическую цельность марксистской философии, Ленин писал: «Материализм вообще признает объективно реальное бытие (материю), независимое от сознания, от ощущения, от опыта и т.д. человечества. Материализм исторический признает общественное бытие независимым от общественного сознания человечества. Сознание и там и тут есть только отражение бытия, в лучшем случае приблизительно верное (адекватное, идеально точное) его отражение. В этой философии марксизма, вылитой из одного куска стали, нельзя вынуть ни одной основной посылки…» 10

Марксисты полагают, что отказ от принципа зависимости общественного сознания от общественного бытия неминуемо ведет к идеалистическому истолкованию общественной жизни. Они подвергают критике не только идеалистов, но и всех предшествующих материалистов, которые не дошли до признания этого принципа и потому не сумели «достроить материализм доверху», распространить его на понимание общества. С марксистской точки зрения, утверждение этой зависимости является единственно возможным способом логически последовательного развития материалистических взглядов в сфере социальной философии.

Рассмотрим подробнее смысл понятий «общественное бытие» и «общественное сознание» в историческом материализме.

Общественное бытие

Под ним в историческом материализме понимается материальная жизнь общества — «социальная материя», как выражаются некоторые авторы. Говоря же конкретнее, основным в общественном бытии считают производство материальных благ и складывающиеся в процессе производства экономические отношения между людьми. Нетрудно заметить, что общественное бытие, в сущности, представляет собою экономическую сферу общественной жизни, т.е. материальная жизнь общества или «социальная материя» — это, короче говоря, экономика.

Очевидно, что общественное бытие в приведенном его толковании — это не то же самое, что социальная реальность. Оно является лишь ее частью. Социальная реальность не сводится к общественному бытию. Политические отношения людей в обществе не менее реальны, чем экономические. Культура — это социальный феномен, который существует столь же реально, как и материальное производство.

Однако общественное бытие (так же как и другие компоненты социальной реальности) не является независимым от сознания.

Дело в том, что люди как разумные существа действуют, как правило, сознательно. В производстве материальных (а также духовных) благ они не меньше, чем в других сферах человеческой деятельности, сознательно ставят определенные цели и сознательно прилагают усилия к их достижению. Не без участия сознания складываются и экономические отношения. Любые производственные, экономические и прочие общественные отношения существуют лишь постольку, поскольку люди, в них находящиеся, обладают сознанием: если бы все вдруг сошли с ума, от этих отношений между ними ничего бы не осталось.

Конечно, есть разница между, скажем, любовными отношениями, в которые люди по собственному желанию могут вступить или не вступить, и которые они опять же по собственной воле могут сохранить или разорвать, и экономическими отношениями. В последние люди вынуждены вступать даже тогда, когда этого не хочется: иначе просто не проживешь. Но даже и здесь все-таки есть возможность сознательно отказаться от тех экономических отношений, которые принудительно навязываются личности общественными порядками и ее социальным положением: безработные, довольствующиеся социальным пособием (каких много на Западе), «хиппи», бомжи, преступники — это те, кто уклоняется от участия в «нормальных» экономических отношениях. А кроме того, у человека всегда остается возможность сознательного выбора — жить в условиях, которые заданы ему обществом, или выйти из всех социальных, в том числе и экономических, отношений, покончив с собой.

Но если никакие общественные отношения, в том числе и экономические, не являются независимыми от сознания, то их нельзя считать материальными в точном смысле этого слова. Следовательно, то, что в историческом материализме называют общественным бытием, не есть какой-то особый вид материи. В этом смысле можно сказать, что «социальная материя», если под ней понимать некий социальный (т.е. не природный — не физический, химический, биологический и т.д.) материальный субстрат, есть фикция: ее не существует. Иначе говоря, в социальной реальности нет никакого независимого от сознания общественного бытия 11.

Достаточно тут вспомнить, например, что Октябрьская революция (как и другие социальные перевороты) совершалась большевиками вполне осознанно, что экономические (так же как политические, правовые и др.) отношения социализма строились по замыслам руководителей советского государства. А переход от сложившейся в СССР социалистической экономики к рыночным (капиталистическим) экономическим отношениям совершился в результате вполне осознанно осуществленной ваучерной передачи государственных предприятий в частную собственность.

Правда, люди далеко не всегда осознают причины и последствия своих поступков. Всякий знает, что часто усилия, направленные на осознанно поставленную цель, приводят совсем не к тому, чего хотелось. Особенно когда участников деятельности много, и их усилия не согласуются или впрямую противоречат друг другу. Конечный результат их действий может быть очень далек от целей, которые они преследовали. Но если люди не в состоянии предвидеть все результаты своих сознательных действий, то это вовсе не отменяет самого факта зависимости их деятельности от сознания. А так как все, что есть в обществе, создается деятельностью людей, то, очевидно, в обществе не может быть ничего, что так или иначе не зависело бы от сознания 12.

Можно указать, кроме того, на принципиальную возможность сознательного планирования и точного экономического расчета результатов развития материального производства. Эта идея лежала в основе организации планового социалистического хозяйства в СССР. И если реализация ее оказалась неудачной, то это отнюдь не означает, что она вообще нереализуема. Может быть, человечество еще вернется к этой идее на новом историческом этапе своего развития (частично она проводится в жизнь и ныне — даже в условиях рыночной экономики).

Когда Лебедь, Рак и Щука тянут воз в разные стороны, то отсюда никак не следует, что их «производственные отношения» и результаты их «производственной деятельности» складываются независимо от их «сознания», т.е. их желаний. Если бы они имели больше разума, они бы договорились — и сдвинули бы воз в уговоренном направлении. Подобно этому в человеческом обществе также при столкновение интересов возникает стихийно складывающаяся «равнодействующая» социальных сил, которая выглядит как не зависящий от их сознания результат. Но сознательные, основанные на точном расчете возможных последствий, разумные и согласованные действия могут приводить (и нередко приводят) к предвидимым позитивным результатам.

История общества, несомненно, дает множество примеров тому, что общественные отношения складываются стихийно и оказываются неподвластными сознанию. Однако это свидетельствует не об их независимости от сознания, а скорее — о недостаточной способности общества использовать их зависимость от сознания для рационального управления ими.

Общественное сознание

Это понятие относится к духовной жизни общества. Из принципа зависимости общественного сознания от общественного бытия, очевидно, следует, что духовная жизнь общества во всех эти формах определяется состоянием экономики (что послужило причиной того, что исторический материализм стали называть также «экономическим материализмом»).

С тем, что общественное сознание отражает общественное бытие, нельзя не согласиться. Однако к этому следует добавить, что оно отражает не только его, т.е. не только экономику, но вообще всю социальную реальность, а также и природу. Иначе придется признать, что в обществе кроме общественного есть еще какое-то «необщественное» сознание. Но главное — роль общественного сознания не ограничивается одним лишь отражением: оно является активным фактором общественной жизни, оказывающим на нее мощное воздействие.

В самом деле, складывающиеся в общественном сознании коллективные представления не только отражают социальную реальность, но и сами приобретают статус социальной реальности. Это фактически признавал и Маркс, писавший, что идеи становятся материальной силой, когда они овладевают массами.

Необходимость учитывать «силу идей» приводит марксизм к утверждению, что общественное сознание, будучи «вторичным», зависимым от бытия, вместе с тем обладает «относительной самостоятельностью» и «активностью», а потому способно оказывать «обратное воздействие» на бытие. Но если это так, то общественное сознание оказывается первичным — по крайней мере, в отношении тех элементов бытия, которые возникли или изменились под его «обратным воздействием». Таким образом, в историческом материализме здесь возникает противоречие.

В марксистской литературе (с легкой руки Г.В. Плеханова) часто говорится о «порочном круге», в который попали французские материалисты XVIII в., которые, с одной стороны, говорили, что «среда» (общественное бытие) определяет «общественное мнение» (общественное сознание), а с другой — что общественное мнение определяет среду. В заслугу Марксу и Энгельсу ставится то, что они прорвали этот круг, провозгласив первичность общественного бытия и вторичность общественного сознания. Однако, как видно из сказанного, в марксизме опять возникает тот же порочный круг: общественное бытие определяет общественное сознание, а последнее оказывает обратное воздействие на бытие (т.е., стало быть, в большей или меньшей мере определяет его).

Если марксистская философия ищет выход из этого противоречия в том, чтобы в конечном счете все же выводить духовное из материального (общественное сознание из общественного бытия), то в немарксистской социальной философии господствует противоположная тенденция — настаивать на примате духовного над материальным в социальной реальности. Марксисты называют такую позицию идеалистической и считают ее несостоятельной. Но многие крупнейшие мыслители прошлого и настоящего примыкают к ней, и для этого у них есть достаточно веские причины. Принцип зависимости общественного бытия от общественного сознания представляется, во всяком случае, не менее оправданным, чем марксистский принцип зависимости общественного сознания от бытия. В истории можно найти сколько угодно фактов, свидетельствующих в пользу как того, так и другого.

Категорическое отстаивание первичности общественного бытия по отношению к сознанию и неприятие противоположного принципа ведет к упрощенному и одностороннему взгляду на социальную реальность. В этом заключается один из самых существенных недостатков марксистского учения об обществе. Он повинен в том, что исторический материализм оказалось наиболее уязвимой для критики частью философии марксизма.

Подводя итог сказанному, можно сделать два вывода:

  1. экономику (производство, хозяйственную жизнь общества, экономические отношения людей и т.п.) нельзя рассматривать как независимое от сознания общественное бытие или «социальную материю»;
  2. утверждение, что общественное сознание (идеи, мнения, религия, наука, искусство и т.п.) определяется общественным бытием (Маркс) и является его отражением (Ленин), — это неполная, односторонняя и упрощенная характеристика духовной жизни общества.

Таким образом, выдвинутый марксизмом принцип зависимости общественного сознания от общественного бытия не дает достаточно ясного представления о соотношении материального и духовного в обществе. Трудность этой проблемы состоит в том, что материальное и духовное в социальной реальности неотделимы друг от друга. Материальные процессы (такие, как приготовление пищи или изготовление орудий труда) осуществляются в соответствии с сознательными намерениями и замыслами людей, а продукты их духовной деятельности входят в общественное сознание, как уже отмечалось, только тогда, когда обретают материальную знаковую «оболочку». В социальной реальности материя и дух по отдельности, «в чистом виде», независимо друг от друга, не существуют. Это, однако, не значит, что их соотношение в разных сферах общественной жизни одинаково.

В сфере экономики материальная сторона обладает бoльшим «удельным весом», чем в других областях общественной жизни. Производство, которое является способом взаимодействия общества с природной средой, имеет целью преобразование природного материала, а этого можно достичь только путем практической деятельности и только в соответствии с объективными законами природы. Человек здесь работает «на стыке» социальной реальности с природой, в зоне перехода вещества и энергии из внешней среды в социальную систему. Конечно, руководствуется он при этом своим сознанием и разумом, стремится осуществить свои замыслы и планы, инженерные идеи и проекты. Но духовная свобода его существенно ограничена необходимостью строго сообразовывать «полет мысли» с материальными условиями внешней среды.

В противоположность экономике, культура есть царство духа. Культурная деятельность есть работа со смыслами — создание, распространение, переработка социальной информации. Сознание тут находится «у себя дома». Свобода духовного творчества — важнейшее условие развития культуры. Эту свободу ограничивают только собственные, внутренние потребности человеческого духа и устанавливаемые самими творцами для себя правила созидания культурных ценностей (например, правила стихосложения). Конечно, существуют вещественно-энергетические ограничения, но они находятся где-то на заднем плане. Главное в культуре — духовное содержание, а материальная форма, в которой оно выражается, приспосабливается под него.

Действительно, что делает явлением культуры предмет из двух сложенных накрест дощечек? Очевидно, отнюдь не его материал или форма, а только тот смысл, который придается ему в христианской религии. Точно так же Кааба, священный «небесный камень» мусульман в Мекке, отличается от всех других камней-метеоритов не по его химическому составу, а по его религиозно обусловленному смыслу. Глина, бронза или золото сами по себе никакого культурного значения не имеют, но приобретают его, когда под руками художника становятся средствами выражения его идей и замыслов. По словам П. Сорокина, духовное тут полновластно распоряжается материальным, подбирая для себя наиболее удобные «материальные одеяния».

Сфера политики по соотношению духовных и материальных факторов занимает промежуточное место между экономикой и культурой. Ее духовные компоненты — это политические идеи, проекты, замыслы, рождающиеся в умах людей и имеющие нередко весьма утопический, фантастический характер, а материальные — это организации, государственные органы, вооруженные силы и т.д. В зависимости от обстоятельств главенствующую роль могут играть как те, так и другие. В истории не раз сила оружия доказывала бессилие идеалов и благих помыслов. Но случалось и обратное, когда вся мощь государственной машины не могла подавить самые, казалось бы, бесперспективные духовные движения, и вдохновляющие их идеи, в конце концов, побеждали (мало кто мог в свое время предвидеть, что христианство восторжествует в Римской империи или что «инакомыслие» диссидентов в Советском Союзе окажется способным выстоять в противоборстве с тоталитарным режимом).

Так как в производственно-экономической области мысли людей направлены преимущественно на материальные аспекты их существования, у Маркса были основания говорить об этой сфере как о «материальной жизни общества» и «общественном бытии», которое определяет сознание (хотя и тут сознание, разум, идеи играют важнейшую роль — не только пассивно-отражательную, но и активно-созидательную). Однако ни экономика, ни материальные компоненты всех сфер общественной жизни, вместе взятые, не образуют независимого от сознания базиса общества, как полагал Маркс. Материальная и духовная сторона общественной жизни взаимозависимы, и никакую из них нельзя считать ни «первичной» ни «вторичной».

Может возникнуть вопрос: не возвращает ли это нас к вышеупомянутому «порочному кругу» французских материалистов («среда» («мнение», «мнение» («среда»)?

Но порочный круг исчезает, если учесть фактор времени: «среда» определяется предшествующим «общественным мнением» и при этом определяет возникновение нового «общественного мнения», а «общественное мнение» определяется предшествующей «средой» и само определяет изменение и формирование новой «среды». Иначе говоря, в реальном процессе общественной жизни материальное и духовное «обмениваются ролями», и на разных этапах истории и в разных сферах социальной реальности определяющей становится то материальная, то духовная сторона. В стиле М.С. Кагана, который, как известно, никогда не пренебрегает возможностью нарисовать схему, отражающую суть дела, это можно изобразить следующей графической моделью (см. рис.1).

Однако, признавая взаимодействие материального и духовного в общественной жизни, нельзя считать, что закон первичности общественного бытия «оставался, остается сегодня и останется в обозримом будущем неизменным» 13.

Может показаться, что отрицание этого закона означает отход от материализма вообще. Но это не так. Вопреки приведенным выше словам Ленина, принцип зависимости общественного сознания от общественного бытия не является обязательным логическим следствием философского материализма. Общественное сознание может выступать в качестве силы, определяющей общественное бытие («среду», экономическую жизнь общества, производство и производственные отношения); но общественное сознание, как и индивидуальное сознание, остается вторичным по отношению к материи, к материальному бытию вообще:

  1. Оно должно более или менее правильно отражать материальный мир (а не одну только социальную реальность!), иначе люди просто не смогли бы жить в нем.
  2. Оно существует только в связи с индивидуальными сознаниями и, следовательно, мозговыми процессами в головах индивидов.
  3. Оно возникает у человека как родового существа в процессе его биологической и социально-исторической эволюции.
  4. Его содержание обусловлено особенностями места человечества в материальном мире, биологической природой человека как материального существа (его физиологическими потребностями, строением тела, устройством органов чувств и т.п.).
  5. Оно может существовать только благодаря наличию в обществе материальных знаковых средств, с помощью которых его содержание объективируется и становится достоянием общества.
  6. Его возможности воздействовать на социальную реальность ограничены объективными законами материального мира, которые ни отдельный индивид, ни общество в целом изменить или нарушить не может.

Таким образом, хотя общественное сознание и способно определять общественное бытие, оно, как и вообще всякое сознание, не есть особая субстанция и демиург материи. Представление о взаимодействии материального и духовного в общественной жизни (вместо зависимости общественного сознания от общественного бытия, на которой настаивает исторический материализм) не означает отказа от основной посылки философского материализма.

В истории общества постоянно совершается смена «первичности», переход определяющей роли от материального к духовному и наоборот. «Мотором» общественного развития становится то экономика, то политика, то культура. Глубокий анализ сложнейших процессов их взаимодействия проводится во многих работах М.С. Кагана, посвященных исследованию закономерностей развития человеческой деятельности, культуры, искусства. Особенно заслуживает внимания в этой связи его блистательная книга «Град Петров в истории русской культуры» 14, где замечательно показана взаимосвязь различные сторон общественной жизни в истории развития как Санкт-Петербурга, так и всей России.

Разумеется, настоящая статья не имеет целью дать сколько-нибудь полный очерк проблематики, связанной с развиваемым М.С. Каганом системным подходом к обществу. Мне хотелось лишь привлечь внимание к тому, что рассмотрение общества в свете этого подхода и только еще делающая свои первые шаги социальная синергетика требуют дальнейшей разработки концептуального аппарата социологии и социальной философии.

Примечания
  • [1] Вот метко выраженная его характеристика: «Если кто-то заявляет, что он «понял» тексты Хайдеггера или Деррида о бытии и о деконструкции, то он становится жертвой заблуждения. Их тексты вообще не рассчитаны на понимание». (Марков Б.В. Философская антропология. СПб., 1997. С. 337).
  • [2] «Ясность — это терпеливая талантливость философа» (Х. Ортега-и-Гассет).
  • [3] Бранский В.П. Теоретические основания социальной синергетики // Петербургская социология. №1. 1997.
  • [4] Ожегов С.И. и Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка. М., 1992.
  • [5] Момджян К.Х. Введение в социальную философию. М., 1997. С. 303-304.
  • [6] Хакен Г. Информация и самоорганизация. Макроскопический подход к сложным системам. М., 1991.
  • [7] К представлению о существовании трех основных подсистем общества — экономической, политической и культурной — приходит по другим соображениям также М. Бунге (см. Bunge M. Scientific Materialism. Dordrecht, 1981).
  • [8] Каган М.С. Введение в историю мировой культуры. Книга первая. СПб., 2000. С. 46-47.
  • [9] Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Т.13. С. 7.
  • [10] Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 18. С. 346.
  • [11] Речь идет здесь, разумеется, не о том, что по отношению к познающему субъекту (например, летописцу) социальная реальность, включая и экономику, и политику, и культуру, выступает как объект, существующий вне и независимо от его сознания.
  • [12] Кстати, Огюст Конт, который, видимо, первым ввел понятие «общественное бытие» в социальную философию, считал само собой разумеющимся, что происходящие в общественном бытии явления обусловлены сознанием людей.
  • [13] Каган М.С. Введение в историю мировой культуры. Книга первая. СПб., 2000. С. 93.
  • [14] СПб., 1996.

Похожие тексты: 

Добавить комментарий