Страх безлик. Он не способен окликать и сам приходит на зов, за исключением кладбищенских случаев, когда оставаясь бездомным и неочерченным, он проступает и вынуждает признать себя, напрашиваясь на приглашение. В этом случае страх пробуждает всю свою невероятную мощь, чтобы сквозить сознание, пробивать в нем брешь. Психика обволакивает, связывает плавно. Предательский выпад укрощен, все идет своим чередом, «все будет хорошо», по прежним канонам. Так ужас верующего облачается в ощущение присутствия сатаны.
Но возможен и другой, печальный исход схождения. Здесь страх не позволяет себя обуздать и зияет незаживающими ранами, ужас ужасает и рушит все, значит Бог умер (!?). Теперь интенсивность страха может обозначить и определить (в качестве симптома невроза страха) медицинский работник.
Если же страх жалеет, экономит силы и предпочитает быть недосигаемым, он может долго струиться по жилам, сотрясая плоть, выполняя свою повседневную деструктивную миссию, так никогда и не будучи опознанным свидетелями очевидного.
Но возможность обнаружения остается, сознание расставляет свои радары, все более чувствительные страходетекторы, и все будет зависеть от технической изощренности. Ибо вне сферы символического, означенного, в мире неразличенного нет места тревоге (Ж. Лакан). Страх - признак принадлежности. И даже будучи «чистым» и незваным гостем, возникнуть он может только в субъекте, выстроенном символически. В этом смысле Знак («Слово») - есть мать, дарующая страху рождение.
Все это означает, что страх может иметь место только там, где действительность структурирована по принципу бинарных оппозиций, там где появляется ценность. На уровне клетки, стремящейся примитивно сохраниться, противостоять разрушению путем консервации, страха еще нет. Там где появляется предпочтение, хотя и основанное на заданности инстинкта, становится возможным зарождение страха, так в мире животных появляется испуг. И только человеческая укорененность в оппозициях, ценностях становится стартовой площадкой для дальнейшего развертывания и преобразования страха. Поэтому одной из психических защит от него является обесценивание ситуации, объекта, а для шизоидной личности - мира в целом.
Только в человеке он может проявиться в полной мере и, упиваясь своими возможностями, вступить в новую стадию своего существования, став гением маскировки. Страх теперь свободно входит в сферу других чувств, создавая при этом неожиданные конгломераты, прочные корреляции, распознать в которых его становится почти невозможно. Человек - это то место, куда страх инвестирует свои возможности, свою мощь и изобретательность участия в спектакле жизни. При этом маскировка - его новое достижение, укрывающее от преждевременных вмешательств и ликвидаций, увеличивающее длительность пребывания и оттягивающее наступление летаргии. Так ревность, одолевающая влюбленного всю жизнь, оказывается плодом союзничества страха и эгоизма (маскировки страха под эгоизм); несколько иной вариант ревности - итог единения страха с чувством соперничества. (М. Кляйн).
Страх всегда остается частично потусторонним, погранично-кладбищенским, недосигаемым для контроля. Это вынуждает психику идти на компромисс. Она обрамляет страх с целью создания его безопасных, приемлемых форм. В таком виде страху даруется место и неприкосновенность. Это провоцирует бесконечный динамизм отношений, ибо страх не может быть окончательно приручен.
Добавить комментарий